«В случае сопротивления уничтожить»

Спустя всего несколько лет число подобных «водолазов» и «тушканчиков» доходило уже до сотен человек. Количество убитых ими душ было сопоставимо с населением небольших деревень. Некоторые из этих кровавых банд имели свои весьма характерные черты, выделявшие их в сонме отмороженных коллег.

К примеру, в 1921–1922 годах банда под недвусмысленным названием «Налет» возглавлялась двумя радикально противоположными личностями. Один — Васька Говоров по кличке Котелок, молодой 20-летний налетчик из новой формации, не испорченной годами цинтования на «дядиной даче». Социальное происхождение Котелка неизвестно, но его гардероб, манеры, утонченность методов и глубина разработки операций позволяли предположить в нем явно не каторжный тип, наличие определенного образования и воспитания.

Его модус операнди исключал насилие и минимизировал количество жертв. Философия Котелка строилась на том, что любому человеку достаточно разъяснить, что другого выхода, кроме как выполнить все, что от него требуют под угрозой насилия и оружия, у того нет. Человек по своей сути труслив и слаб. Его можно припереть к стене и лишить возможности к сопротивлению. Тогда он подавлен как личность и готов безропотно стерпеть любое унижение.

В то же время никогда нельзя лишать его шанса на выбор и обдирать дочиста. В безвыходной ситуации перед угрозой полной нищеты человек теряет чувство самосохранения и перестает цепляться за жизнь. Тогда жертва становится непредсказуемой и сама способна создать большие проблемы своим мучителям. Не стоит ее доводить до такого состояния, если цель налета заключается всего лишь в изъятии ценностей, а не в издевательстве над жертвой. Котелок в Ростове был неким подобием знаменитого Леньки Пантелеева (Пантелкина) в Петрограде.

Антиподом ростовца Котелка был 42-летний новочеркасец Павел Зорин-Заикин (Пашка Дух). Для этого садиста не было большего удовольствия, чем медленно со смаком орудовать непременно холодным оружием, доставляя попавшему ему в лапы максимум мучений. Пашка Дух был, можно сказать, воспитанником «дядиной дачи», с пубертатного возраста состоя в разных шайках.

В 1918 году он зарезал шестерых турок во время ночного грабежа, за что от красновского суда получил 20 лет каторги. Был освобожден Советской властью уже как жертва белогвардейщины и продолжил налеты в 1920 году в компании бандита Угриновича (по кличке Спевак), оперируя в районе станций Каяла-Степная в 30 верстах от Ростова.

Эти антиподы в 1921 году сошлись на том, что практически неизвестному в уголовной среде Котелку нужны были опытные бойцы для выполнения его плана налетов на состоятельных людей, которых тот, вероятно, знал по своим старым связям. Пашке Духу, не блиставшему умом, была необходима рядом светлая голова, способная направлять новочеркасских гайменников на ростовских аршинов (купцов, денежных людей). Соответственно, и роли в налетах распределялись согласно специализации: Котелок терпеливо объяснял жертвам тщетность сопротивления и укрывательства ценностей, а Дух подкреплял это собственными аргументами.

Там, где рулил Васька Котелок, налеты (их было свыше 20) ограничивались грабежом, где главенствовал сам Дух, мрачные последствия были неминуемы. К примеру, ограбления на Крепостном, 72–74, Тургеневской, 12-й линии, Среднем проспекте, Покровском переулке завершились относительно бескровно, хоть и со значительным ущербом для хозяев. Зато в декабре 1921 года во время нападения на квартиру на Казанской улице была вырезана вся семья. Налет 3 февраля 1922-го на квартиру бывшего судебного следователя Николая Скобцова на Дмитриевской завершился трагически: старому сыщику Дух выколол вилкой оба глаза. Налет 10 февраля на квартиру ювелира Борштака на Казанской, 95, закончился тем, что взбесившийся Дух, исколов ножом тело хозяина, отрезал ему половые органы и засунул за пазуху. Попавших в его руки агента угро Ефима Цапова с патрульным милиционером он подверг мучительной смерти.

31 марта во время налета на квартиру директора театра Левина на Дмитриевской,112, вентерюшник Тимоха Гуторов, желая запугать хозяина, дважды пальнул в его сына Илью. Услышав пальбу, соседи вызвали милицию. В ходе погони конный патруль комиссара Трофимчука подстрелил налетчика Прошку Гладилина.

Котелок после этого сильно повздорил с Духом, убеждая того взять себя в руки, если он не хочет погубить всю банду. Тот обещал, но хватило его ненадолго. 25 апреля во время дневного налета на пекарню «Колумбия» на 20-й линии и похищения 235 миллионов рублей он не выдержал и заехал старшему пекарю лопатой по голове. В поднявшейся суматохе вновь вызвали милицию. Теперь уже конный патруль преследовал налетчиков несколько верст. В районе Хлебной площади милиционерам удалось застрелить метавшего бомбы бандита в тельняшке. Он был опознан как Иван Тихомиров (Ванька Матрос). В карманах убитого обнаружили бомбы, револьвер и 20 миллионов рублей.

Вскоре Пашка Дух привел в банду лихую новочеркасскую налетчицу Татьяну Загнойко. Во время нападения в столице донского казачества на квартиру бывшего директора гимназии на Платовской она лично застрелила хозяина.

Однако фарт у банды уже кончился. В мае попали в засаду и были убиты сразу двое «котелковцев» — Худоерков и Дорошенко. Через несколько дней в 8 верстах севернее станицы Аксайской был задержан Пашка Алдабаев, мокрушник с дореволюционным стажем. Он и вывел людей Ивана Художникова на банду.

18 мая на пристани в Новочеркасске арестовали Котелка. На следующий день была устроена облава на основной хазе банды — в четырехэтажном доме на Крещенском спуске в Новочеркасске. Почти сутки продолжалась перестрелка. Пока не был убит сам Пашка Дух, бандиты не сдавались. Потом оружие сложили оставшиеся в живых Васька Айзмук, Тимоха Гуторов, Тимофей Бокачев, Колька Мозговой и отважная маруха Татьяна Загнойко.

Кто знает, следуй банда тактике Котелка, а не Духа, может, и протянули бы они подольше.

Подобный же паханский дуализм прослеживался в самой опасной в начале советской эпохи банде Медика (в миру Иван Менников) и Рейки (Андрей Матвеев). По сути, это были две разные банды, но они так часто объединялись для важных «клеев», что в милиции их считали за одну. Совместными усилиями они контролировали до 100 бандитских стволов, даже на скамью подсудимых впоследствии угодили сразу 64 человека из обеих шаек, 44 из них были приговорены к расстрелу.

Медик и Рейка были чем-то похожи на тандем Котелка и Духа. Ванька Менников — 19-летний ростовский мещанин, живший на Лермонтовской в районе бывшего завода «Рубин». Высокий миловидный блондин с роскошными усами и родинкой на правой щеке. Начинал свою жизнь Ванька достаточно мирно — работал в лавке мальчиком на побегушках, затем рабочим на маслобойне Григория и Самуила Патта на Пушкинской. Служил в Красной армии, но идейно в большевика явно не перековался — ростовская мелкобуржуазность взяла свое. После демобилизации в 1921 году тяжкая жизнь грузчика на складе Донобсоюза показалась молодому парню слишком скучной на фоне веселящихся нэпманов. Со своими дружками братьями Сафьянниковыми и конокрадом Степкой Костоглодовым (Степуха) Ванька решил ограбить родной склад и хоть немного «пожить как человек».

С удара кастетом в висок жене сторожа склада и кражи нескольких ящиков дефицитного мыла началась карьера экс-красноармейца Ваньки уже как одного из самых опасных налетчиков Ростова.

Неопытные кореша облопались быстро, но прошедший войну Ванька все лето 1921 года прятался в Нахичевани и на Зеленом острове, промышляя мелкими кражами и разбоями на нахичеванских дачах. Тогда же к его детской кличке Длинный прилипла новая погремуха — Медик. В «Словаре ростовских босяков и беспризорников» термином «медик» именовали ловкача, хитрого и умелого пройдоху.

Вскоре к нему присоединились местные вентерюшники Леха Иванов (Косолапый), Илюха Меренков (Полиглот) и Федька Бычков (Федюха). Дела пошли веселей. Ватага отправилась бомбить нэпманов уже в самом Ростове. В январе 1922 года была ограблена квартира местного артельщика: похищены меха, ювелирка на крупную сумму. Ограблен подпольный игорный дом, постоялый двор на Таганрогском проспекте.

В феврале состоялись первые «гастроли» — в Армавире по надежной наколке совершили вооруженный налет на квартиру местного фальшивомонетчика, забрав полмешка липовых денег.

Слава шайки Медика в Ростове росла, но для более серьезных дел у него не хватало людей и оружия, в стычках с милицией уже погибли несколько его бойцов. Поэтому ему волей-неволей пришлось налаживать связи с ростовскими жиганами и объединить силы с другой бандой, располагающей нужными ресурсами. Это и свело Медика с беспощадным мокрушником Андреем Матвеевым (Рейкой).

В уголовном деле № 1381 сохранилось описание его примет: «Среднего роста, широк, плотен, лицо круглое, красное, моложавое (отталкивающего вида), растительности на лице нет, глаза презрительные, руки всегда в карманах». Рейка был на 13 лет старше Медика и с большим уголовным послужным списком. На его счету числилось уже порядка 30 убийств и кровавых вооруженных налетов. Но, в отличие от нового знакомого, умишком мокрушник не блистал. И, опять-таки, в отличие от экс-красноармейца, к большевикам питал личную неприязнь, предлагая отстреливать представителей власти по политическим мотивам.

Медику это крайне не нравилось, и между партнерами часто случались стычки на почве тактики и стратегии налетов. Первый большое внимание уделял разведке, созданию штата надежных информаторов (в том числе и в милицейской среде), разветвленной сети хаз, где можно было бы отсидеться после «клея» (его шайка кантовалась на малинах Темерника, Нахаловки, Собачьего хутора, Дачного поселка, шайка Рейки — в Нахичевани). Второй предпочитал чисто вентерюшный, силовой вариант внезапных налетов — со стрельбой и запугиванием жертв непременным трупом.

Медик и сам особым гуманизмом не отличался (на его совести были многочисленные убийства — армянской семьи в Нахичевани, случайных уличных прохожих, собственных подельников из-за разногласий и подозрений в предательстве), но бездумно «валить грачей» он считал дурным тоном. Однако Рейка и его люди были ему нужны для масштабных задач и особо грязной работы, а он Рейке — как разработчик «клевого клея».

Так и пошли они с 1922 года рука об руку, то расходясь, то снова сближаясь. До своей последней пули.

Порой шли в разных направлениях. Рейка возил своих в «гастроль» по Северному Кавказу в ноябре 1923 года: в Краснодаре они ограбили конторы Госспирта и Госбанка, в Кропоткине — контору Кубсоюза и т. д. Медик в Ростове взял продмаг № 14 в Нахичевани, ограбил кассира шиферного завода.

Объединять силы приходилось для особо опасных или масштабных акций. К примеру, ограбления магазина при табачной фабрике, где всегда многолюдно. Или конторы пивзавода «Новая Бавария» в центре города, кассиров ростовских предприятий, которые в день зарплаты гарантированно везли большие деньги на заводы.

Но самыми громкими и эффектными были налеты на железной дороге. Оба главаря мечтали не просто сорвать банк в ходе одного ограбления, но и произвести фурор в умах ростовской босоты. Чтобы хевра ахнула во все бандитское горло и застыла в восхищенном почтении. Ибо, что ни говори, у каждого честного бродяги своя мечта о том, каким должен быть пахан. Плох тот ростовский босяк, который не мечтает стать легендарным «клевым мазом».

Вот и у Медика с Рейкой в подкорке сидела идея провернуть самое громкое дело, чтобы весь Ростов понял, кто в доме хозяин. Для реализации идеи решили ограбить ни много ни мало — целый курьерский поезд. Людей там ездит много, народ, как правило, зажиточный — будет что взять. Определили не только конкретный поезд (№ 2 Москва — Тифлис — дальний переезд, статусные люди в купе статусных классов), но даже конкретное место — станция Хапры, в 15 верстах от Ростова. И добраться легко, и место тихое, и выбраться просто.

Для этого нужна была масса людей. Требовалось и перерезать провода связи, и закрыть семафор, и расставить сявок на шухер (чтобы в случае опасности вовремя винта дать — смыться), обезвредить и вокзальное начальство, и паровозную бригаду, и, самое главное, тщательно, с минимальными задержками на подавление возможного сопротивления обчистить целый поездной состав — а это не одна сотня «грачей». Еще должно быть транспортное обеспечение, чтобы вывезти трофеи, и ломовики, чтобы подготовленные блатер-каины уже спешили их принять и спрятать. Как ни крути, несколько десятков стволов просто необходимо. Поэтому оба пахана засунули подальше идейные разногласия и слили шайки в единый налетный кулак.

Первую попытку подломить паровоз бандиты предприняли под Новый год — 30 декабря 1923-го. Однако поезд сильно опаздывал, поэтому пришлось ограничиться только ограбленной кассой с копеечной прибылью.

Акцию перенесли на весну. Вечером 10 мая 1924 года ватага в 20–30 человек на нескольких подводах прибыла к Хапрам. Вломились в диспетчерскую станции, вырвали с корнем телефон. Дали по шее стрелочнику Устину Осе, и тот быстро перекрыл семафор. В 22.25 состав поезда «Москва — Тифлис», стравливая пар, застыл перед пустым перроном Хапров. Машинисты не верили своим глазам — курьерский не должен останавливаться на каких-то степных станциях перед пустым перроном.

Из здания вокзала вышел заспанный мужик с фонарем в тужурке железнодорожника. «Ростов не дает прибытия! — заорал он машинисту. — Крушение под Гниловской!» И неожиданно запрыгнул на подножку, ткнув кочегара в грудь револьвером. С другой стороны на паровоз вскарабкался еще один вооруженный тип: «Шабаш, дядя, приехали. Жить хочешь? Закрой заслонку и вали отседова».

Гражданская война многому научила паровозников, они мигом смекнули, что к чему: «Сынки, нельзя уровень воды понижать, котел рванет — костей не соберете. Следить надобно умеючи». Ствол нагана уперся машинисту в нос: «Ты, дядя, мне тут за азовский банк не втирай, сами грамотные. Вали отсель, пока цел». А для убедительности пальнул над головой в пронзительную степную ночь.

Из вагонов захлопали выстрелы. Там началась суета, послышалась возня и обиженные вопли. Группа захвата с испачканными сажей рожами пошла шерстить пассажиров.

Стреляли больше для острастки. Позднее выяснилось, что сразу у 19 пассажиров было при себе оружие, но ни один из них не рискнул вступить в перестрелку с бандитами.

Чистили аккуратно и быстро, купе за купе. Ломиком-камышевкой поддевая двери и выламывая их вместе с ошметками замков. Вороненые стволы револьверов объясняли доходчивее любого университетского профессора. Вскоре три доверху груженные телеги отбыли в ночь. Разудалые хлопцы в них с хохотом вопили: «Гуляйте, нэпы, до новой встречи!»

Летом в районе городской бойни захватили трамвай, в котором ехал кассир бойни с зарплатой рабочим. Забрали сумку с 4,5 тысячи и предложили раскошелиться пассажирам. После этого сели на велосипеды и поехали на Дон купаться.

Шпана была в восторге от громкого дела, обыватели в ужасе. Именно этого эффекта и добивался стратег Медик. Ему уже достаточно было, как при дневном ограблении магазина ЕПО-15 в Посоховском переулке, просто зайти за прилавок и заявить: «Внимание, граждане! Я Медик! Всем лечь!» И все безропотно попадали на пол, отдавая все содержимое портмоне и ридикюлей. А заодно не препятствуя налетчикам грузить на подводы мешки с продуктами и мануфактуру. Мечта, а не налет. И шмалять из лявера не надо, привлекая внимание постовых.

С рук им многое сходило потому, что у дальновидного Медика были свои люди в милиции. После случайного ареста Ваньки Хомякова, по кличке Аммиак, глупо пришедшего поглазеть прямо в здание Доноблсуда на процесс «Белых масок» и опознанного тут же, выяснилось, что на кассира магазина № 44 ЕПО на Буденновском (между Энгельса и Дмитриевской) навели бандитов как раз два их охранника — милиционер 4-го отделения Федор Башкин (Федька Милиционер) и его коллега Николай Зайцев.

Провал кротов люто взбесил Рейку. Тот решил лично разобраться с обидчиками.

6 июля 1924 года он собственноручно застрелил на углу Державинского и Верхне-Бульварной начальника секретного отдела ДОУР Николая Мачулина, а 7 июля в 10 вечера по 1-й Соборной улице в Нахичевани в кафе «Приятель» открыл стрельбу и убил коменданта Доноблсуда Серафима Реизова и владельца кафе Ходжабора Авикова. В перестрелке были ранены жена владельца соседней бакалейной лавки Анна Попова и парикмахер Яков Топалов.

Откровенная война Рейки с милицией явно была не по душе Медику, и подельники разругались окончательно. Медик решил работать с московскими налетчиками, Рейка — с местными. Это и стало началом конца.

За бандой и так шли по следу, постепенно отстреливая их гайменников. ДОУР не оставлял попыток внедрить в нее своих агентов и вычислить чужих среди своих. Однажды это получилось. Агент Август Шульц вышел на вентерюшников в качестве притоносодержателя.

Решивший действовать самостоятельно Рейка узнал, что на пароходе «Феликс Дзержинский», шедшем из Ростова в Севастополь, кассиры Госбанка повезут крупную сумму денег рабочим таганрогских предприятий. Агент успел передать информацию о планах «реечных» в угро.

29 июля на борт «Дзержинского» в Ростове взошли трое бандитов Рейки, а в Азове — четверо сыскарей во главе с сотрудником ОГПУ Григорием Мышанским. У них был четкий приказ не церемониться и в случае сопротивления (в широком смысле этого слова) бандитов уничтожить на месте. Мышанскому не надо было два раза повторять задачу, он все понял сразу и четко. Вместе с опером Александром Виценовским они зашли в ресторан, где разминались красненьким Рейка со своими подельниками. Мышанский достал явно не для ареста взятый с собой пистолет-пулемет Томпсона (знакомый современной публике по гангстерским фильмам) и не успокоился, пока не опустошил в отморозков всю обойму из 30 патронов. Очень мудро было сделано: при убитых нашли 5 ляверов и 2 бомбы. Эпоха Рейки в бандитской истории Ростова завершилась.

Зато остался Медик, избавившийся от назойливого собрата, но ставший еще более осторожным. После провала с большими потерями ограбления завода «Мыловар», предпринятого с подачи агента Августа Шульца, Ростовского телеграфа и Базарного комитета на Большом проспекте он на свой страх и риск сумел удачно ограбить артельщика биржи труда (на 2,3 тысячи) и двинулся на «гастроль» в Новочеркасск. Но как раз там «гастролеров» уже ждали — Медик сумел выпрыгнуть из поезда, а остальных частично перестреляли, частично взяли. В том числе и старого знакомого Медика — конокрада-скамеечника Степку Костоглодова.

Ванька Менников понимал, что Степуха не из тех, кто держит язык за зубами, поэтому надо было срочно уходить на дно. Искать надежную малину, чтобы отсидеться до отъезда в Москву.

Место он выбрал на редкость неудачно — у самого Августа Шульца, на 14-й линии, дом 13. По официальной версии, операция по захвату членов банды живыми была задумана самим начальником ДОУР Иваном Художниковым, который решил через Шульца опоить «медиков» самогоном с сильным транквилизатором. В ночь на 4 сентября 1924 года группа захвата специально подобранным ключом открыла дверь в притон Шульца, где обнаружила мертвецки пьяных бандитов во главе с паханом. Медика и его бойцов повязали без единого выстрела.

Всего через 3 недели скоротечный процесс отправил в распыл сразу 44 бандита. Их расстреляли на северной окраине Братского кладбища Ростова. Там, где часто гужевались сами вентерюшники и где расстреливали друг друга юнкера и красноармейцы в ходе Гражданской бойни.

Еще один характерный типаж ростовского налетчика начала 1920-х годов — Васька Бессмертный, главарь одной из самых мрачных банд того времени «Степные дьяволы». Он, как и Рейка, был уркой с дореволюционным стажем, а затем, как и Медик, служил в Красной армии.

Более того, в мутные времена весной 1920 года Васька, рассказывая придуманную им самим историю об участии в большевистском подполье, ухитрился добиться должности начальника Батайской милиции. Вряд ли это было так уж трудно, учитывая, в каких условиях формировался кадровый состав в первые месяцы Советской власти в Ростове и кто шел в милицию.

Отметим Васькину дальновидность: он не рискнул светиться в Ростове, где его могли опознать по старым подвигам да и вывести на чистую воду касательно его липового участия в подполье. Село Батайское с крупной железнодорожной станцией во время Гражданской войны оказалось на линии разграничения между оккупировавшими Ростов германцами и вытесненными за Дон красными (а затем и белыми). То есть основной поток беженцев во время войны осел именно тут. Село большое, наводненное чужаками. Мало кто кого знает. Естественно, что и о новом начальнике милиции никаких сведений.

Это очень помогло Бессмертному, набравшему в свой отдел старых корешей и установившему в Батайском личный налоговый режим. Безмотивные аресты и бессудные расправы вынуждали обывателей выкупать своих арестованных родственников и платить лично главному милиционеру за любой существующий в селе промысел. Жалобы на беспредел Бессмертного и его окружения дошли до ДонЧК, которая вела собственную войну с милицейским начальством Донкома и Донисполкома (именно ее жертвой, предположительно, пал Станислав Невойт). Был выдан ордер на арест начальника Батайской милиции. Прибывшие для ареста чекисты попали на разудалую пьянку служителей закона после очередного удачного шмона буржуйского «елемента».

Однако Ваське Бессмертному с помощью старых связей удалось вырваться из рук ДонЧК и скрыться в Койсуге. Год он собирался с силами, а весной 1922 года сколотил банду из бывших урок, работавших у него в подчинении в Батайской милиции: Степана Железняка, Васьки Евтушенко (Шинкарь), Мишки Нотия (Ленчевский), Федьки Чеботарева (Дикарь) и др.

Народ это был злой и отчаянный. Для каждого из них лишение такой синекуры было лютым оскорблением, которое просто вопияло к отмщению. А мстить они могли только известным уркам способом — разбойными нападениями на абсолютно невинных людей.

Налеты налетам рознь. В ростовской криминальной истории были разные бандиты — и сугубо меркантильные, и рациональные, и «политические», и романтические, и угрюмо-кровавые. Но откровенных садистов-кровопийц среди них насчитывались единицы. Шайка Васьки Бессмертного, названная им по где-то вычитанному в газетных историях репортерскому штампу «Степные дьяволы» (банды с этим названием действовали на Кубани, в Центральной России, в Поволжье и т. д.), была именно из их числа. Она отличалась крайней мобильностью (все были конные), широким охватом деятельности (почти все районы Ростовского округа), использованием чисто махновских принципов маскировки (после дела ватага рассыпалась по дальним хуторам и отсиживалась там, пока гонец от Бессмертного не привезет «сбор по тревоге»). При этом свидетелей преступлений «дьяволы» в живых не оставляли, что сильно затрудняло ДОУР поиск бандитов.

Деяния «дьяволов» настолько потрясли главу ДОУР Ивана Художникова, что тот лично взялся за перо и написал про них в газету леденящую душу заметку. Особо поражали гекатомбы жертв и ничем не объяснимая жестокость, с которой убивали жертв.

5 марта 1922 года «Степные дьяволы» взяли быка за рога — налет на болгарских рабочих 1-й Батайской трудовой артели завершился убийством сразу 18 человек. Заведующего гвоздями прибили к воротам амбара. Вывезли 388 пудов пшеницы, забрали семена, содрали одежду с трупов. Кража пшеницы в разгар голода на Дону объяснима, но непонятно, зачем нужно было так зверски убивать людей, первый раз в жизни увидевших бандитов.

Затем последовало убийство семьи Белоусовых в Койсуге, там же были убиты две крестьянки, заведующий Батайским земотделом и т. д.

К лету в банде было уже два десятка конных лиходеев, собиравшихся в условленном месте по сигналу и исчезавших сразу после дела на дальних хуторах в районе Чалтырь — Койсуг — Батайск — Кущевка — Степная.

Очередная резня последовала в ночь на 21 сентября. В 5 верстах от Ростова по Чалтырскому шляху остановился на ночь обоз с переселенцами из Сибири. 3 семьи со скотиной. Всего 18 душ: 3 мужчин, 5 женщин, 10 детей от 1,5 до 5 лет.

Ночью нагрянула банда. Топорами порубили мужиков, ножами покромсали баб, детей душили веревками. Трупы в звериной ярости подвешивали на дышлах телег. В темноте сумели скрыться пятеро старших мальцов. Они и поведали о ночных упырях.

После этого Художников в газете «Советский Юг» слал анафемы живоглотам: «Проклятие убийцам! Где же логика и здравый смысл?!! Что вы этим хотели доказать? Неужели у вас не дрогнула рука с занесенным мечом над невинными существами?»

Логики не было, равно как и здравого смысла. В шайке Васьки Бессмертного, видимо, подобрался народ, для которого кровь любого существа ценилась не больше воды из грязной лужи. Массовость жертв не пугала, а лишь раззадоривала.

Милицейские засады тоже ничего не давали — днем налетчики превращались в примерных хуторян. Напротив, иногда им удавалось даже вырезать сами засады. Так, под станцией Степная были убиты милиционер Польских и два бойца Всевобуча Вертен и Олейников.

18 ноября на Большой Чалтырской дороге в 2,5 версты от села Генеральское бандиты остановили несколько подвод с девятью крестьянами из Больших Салов, возвращавшимися с базара. С ними поступили традиционно: детей удавили бечевками, мужиков порубали, баб забили прикладами.

ДОУР пошел на отчаянный шаг — устроил масштабную облаву с привлечением воинских частей. 24 ноября в сети оперативников наконец попал Лешка Коваленко — разведчик банды. Он сдал место сбора части шайки. Через день в лощине за Койсугом взяли Серикова (Скубка), Книжиченко, Симерко, Луганского, Михайличенко. Обилие украинских фамилий натолкнуло Художникова на мысль обшарить населенную выходцами из Малороссии слободу Койсуг.

6 декабря там взяли Степку Железняка и притоносодержателя Фоменко с женой. 8 декабря там же в засаду попали Чеботарев, Нотий и Евтушенко. На окраине Батайской в бахчах подстрелили ближайшего подручного атамана Петьку Синицу.

Васька Бессмертный был в панике, он бегал от хутора к хутору, но от него шарахались как от чумы — слишком недобрая шла о нем слава. Его никто не хотел приютить. 9 февраля 1923 года главный «дьявол» вернулся в Койсуг, но угодил в засаду во дворе Бедникова и был убит молодым чоновцем. На хуторе Чубуряк в тот же день взяли Сыроватского с тремя лошадьми, а на станции Степная повязали б?льшую часть деморализованной банды: 11 «дьяволят» при 9 измотанных лошадях. Остатки шайки прятались по степям еще 5 месяцев, пока 18–19 июля их не изловила конная сотня комиссара Бричкина. На этом донская «дьяволиада» завершилась.