Внешнеполитическая ситуация в конце 1932 – начале 1934 г

Антипарагвайский фронт

Несмотря на достигнутые победы и проявленную неспособность боливийцев разгромить противника, положение Парагвая на международной арене, который по сути находился в состоянии изоляции, оставалось очень тяжелым. И это мешало Асунсьону заключить выгодный для него мир.

Тогда Боливии почти неприкрытую военную помощь оказывали Германия, Китай, Литва, США, Турция, Чехословакия, Чили и Эстония. И, несмотря на соответствующий запрет со стороны Лиги Наций, они не только отправляли в боливийскую армию наемников, но и поставляли ей вооружение[1112].

Еще в августе 1932 г. международное сообщество пыталось остановить начавшуюся войну. Однако эти попытки сорвали США, которые для придания своему голосу в Лиге Наций (тогдашнему «аналогу» ООН) еще большего веса созвали «комиссию нейтралов» из Колумбии, Кубы, Мексики и Уругвая. Данные государства тогда послушно проводили в своей политике американскую линию и потому выступили против какого-либо посредничества.

Правда, уже через три месяца, в октябре 1932 г., под влиянием побед парагвайцев в Бокероне и Питиантуте они были вынуждены заметно скорректировать свои позиции по данному вопросу. Получившая несколько внушительных ударов Боливия отказалась от планов уничтожения Парагвая, а «нейтралы» предложили ему свой «мир», разумеется, не в пользу Асунсьона: последний должен был смириться с потерей Чако Бореаль, и поэтому от такого «мира» он отказался[1113].

В январе 1933 г. Лига Наций пыталась направить в спорный район специальную комиссию по урегулированию, но США, все еще рассчитывавшие на успех боливийцев, отклонили это предложение, поскольку тогда в Боливию прибыл немецкий генерал Ганс Кундт «со товарищи» – представительной военной миссией из Германии.

Поэтому все заинтересованные в победе Боливии страны с вожделением ожидали, когда же он наконец расправится с парагвайскими «босяками» и тем самым обогатит всех тех, кто поставил на победу Ла-Паса. В таких условиях надеяться на примирение было попросту бессмысленно.

Кроме того, США, Чехословакия и Чили практически до самого конца войны оставались союзниками боливийского милитаризма. Причем последняя умудрялась выделиться даже на этом фоне, открыто поддерживая действия Боливии.

До конца 1933 г. германские военные были самой влиятельной иностранной группой в составе боливийской армии. Но в 1934 г. боливийцы, видя неспособность «запутавшихся в джунглях» немцев переломить ситуацию, решили заменить их другими иностранцами. Они привлекли в свои вооруженные силы считавшихся после Тихоокеанских войн XIX века лучшими в Южной Америке вояками чилийцев.

Только за 1934 г. по меньшей мере 53 кадровых чилийских офицера, не считая «добровольцев», открыто приехали в боливийскую армию как военные инструкторы и советники. Поэтому 20 августа 1934 г., в знак протеста против открытой поддержки чилийцами агрессора, Парагвай отозвал из Сантьяго своего посла и стал близок к фактическому вступлению с Чили в войну[1114].

Кроме того, на роль «усмирителей русских» под влиянием Вашингтона боливийцы решили привлечь чехов и словаков. Стоит сказать, что благодаря западной пропаганде чехословацкие легионеры, в 1918–1920 гг. находившиеся на восточной окраине России, были возведены в ранг эпических героев борьбы «с русским большевизмом». И у многих в мире, в том числе и боливийцев, создалось ошибочное представление о том, что эта «горстка» и сдерживала в Сибири почти два года «миллионные красные орды». А раз так, что мешает им покончить с ненавистной кучкой окопавшихся в Асунсьоне их единоплеменников-белогвардейцев, к тому же проигравших этим самым красным?

Одними из первых чехословацких наемников 21 января 1934 г. в Боливию прибыла группа «не менее чем из шести офицеров». Соответствующие наводки своим коллегам в Парагвае дали представители русской военной эмиграции в Праге.

Они и далее оказывали своим односумам в парагвайской армии ценную помощь, осуществляя фактическую слежку за такими «передвижениями» и докладывая об этом в Асунсьон. Извещая о прибытии этой партии И.Т. Беляева, полковник Добрынин отметил: «Старший в группе – со стажем Мировой и Гражданской войн в России»[1115].

Этим помощь Праги Ла-Пасу не ограничивалась. В августе 1934 г. в Боливию прибыла более представительная делегация – полноправная чехословацкая военная миссия во главе с известным генералом Плачеком. Но как показали последующие события, чехословацкие наемники не смогли кардинальным образом повлиять на положение[1116].

В свою очередь, Прага предприняла и другие действия, которые должны были позволить ее военным добиться успеха в далекой Боливии. В частности, она тормозила отправку русских эмигрантов со своей территории в Южную Америку, «ставя это в связь с вербовкой в парагвайскую армию».

С одной стороны, чехословацкие власти не желали усиливать враждебных им парагвайцев за счет наших соотечественников, а с другой вообще пытались предотвратить распыление имеющейся под боком русскоязычной эмигрантской военной ячейки.

Дело в том, что с приходом в Германии к власти Гитлера обстановка в Европе постепенно накалялась и мало кто сомневался, что в скором времени последует логическое реваншистское продолжение Первой мировой войны.

Поэтому имеющие солидный боевой опыт русские офицеры становились лакомым куском, и правительство Чехословакии рассчитывало в случае начала боевых действий использовать этот стратегический резерв «по назначению»[1117].

Однако русские добровольцы быстро нашли способ обмануть чехов и словаков[1118]. Направлявшиеся в Парагвай добровольцы указывали пунктом прибытия страну другого региона и уже оттуда выезжали в Латинскую Америку.

Но что бы ни говорили злопыхатели, во многих случаях, в отличие от чилийских, чехословацких и немецких наемников, дравшихся за боливийские деньги, русские офицеры сражались не «за звонкую монету», а во имя независимости своей второй Родины (что, например, доказали примеры успешных офицеров Емельянова и Высоколяна, речь о котором пойдет ниже).

Ограниченную и спорадическую помощь Парагваю оказывала лишь Аргентина, опасавшаяся усиления Боливии в регионе и не заинтересованная в дальнейшем проникновении вместе с боливийцами на Латиноамериканский континент американского капитала и, как следствие, своего закабаления. Тем более что тогда Буэнос-Айресу вполне хватало и английских вложений.

Однако аргентинская поддержка Парагвая была несоразмерима ни с американской, ни с чилийской, ни с чехословацкой, ни с чьей-либо другой. По сути, она сводилась к нерегулярным поставкам Асунсьону снарядов[1119].

Стоит заметить, что поначалу в парагвайской армии были целые подразделения, набранные из аргентинских наемников. Однако они оказались мало боеспособными, и их вскоре распустили.

Русские офицеры получили наглядное представление об этих подразделениях благодаря Николаю Корсакову. Он попал на фронт намного позднее, чем многие русские офицеры, лишь осенью 1932 г., поскольку его воинская часть еще не была сформирована.

По свидетельству Беляева, «он получил отлично снабженный материально эскадрон кавалерийского полка «Сан Мартин», (организатор борьбы за независимость испанских колоний в начале XIX века юга Латинской Америки, главным образом, в Аргентине и Чили, и талантливый полководец), укомплектованный аргентинскими добровольцами. Этот полк сразу показал свою слабость в бою.

После первых неудач он был переформирован. Единственными офицерами, сохранившими свою репутацию, были русские, включая Корсакова, но он, вернувшись в Асунсьон после первого опыта, не очень интересовался продолжением войны»[1120]. (Судя по всему, речь все же в данном случае идет о вышеупомянутом Беляевым Щекине. – Ред.).

Очевидно, неудачное начало в создании подразделения из аргентинцев было воспринято им слишком близко к сердцу, и он косвенно ощущал свою причастность к этой неудаче.

Впрочем, другие зарубежные наемники оказались не лучше. В итоге впечатление от иностранной «помощи» было таким, что главнокомандующий армией Парагвая генерал Рохос обратился 19 февраля 1933 г. в МИД своей страны с письмом, в котором просил сделать официальное заявление, что его страна отказывается от воинских услуг всех иностранцев, кроме русских.

В частности, недовольство главного парагвайского военного было обусловлено тем, что «деятельность некоторых иностранных офицеров, предложивших Парагваю свои услуги, оказалась не соответствующей представленным ими аттестациям».

Между тем разгром боливийской армии под Нанавой привел к усилению позиций Парагвая и на международной арене. После этого вновь заговорили о мире, причем на гораздо более выгодных для Асунсьона условиях, чем прежде.

В результате случилось то, что было совершенно немыслимо в начале войны: на театр военных действий с целью скорейшего прекращения огня прибыла специальная комиссия Лиги Наций по примирению.

Теперь, видя, что чаша весов уже склонилась в пользу Парагвая, США не только не мешали заключению мира, но даже пытались нажать на воюющие стороны, чтобы добиться для Боливии более или менее безболезненного мира.

Даже в Вашингтоне признали, что победы Парагвая коренным образом изменили политическую конъюнктуру в регионе. Скорректировало свое отношение к Парагваю из-за его побед над более сильной Боливией и американское общественное мнение, как известно, особенно уважающее «триумфаторов».

Между тем Ла-Пас допустил новую ошибку, которая нанесла непоправимый урон его репутации в мире и привела к тому, что мнение мирового сообщества еще больше склонилось в пользу Парагвая: если парагвайцы разрешили членам комиссии Лиги Наций по примирению посетить Чако Бореаль (сам И.Т. Беляев тогда ездил с членами комиссии по Чако Бореаль, показывая им все, что их интересует), то боливийцы отказались это сделать.

Они еще никак не могли поверить, что их разбили немногочисленные, нищие, плохо вооруженные парагвайцы. Однако суровая действительность расставила все на свои места, показав, кто прав.

В этот момент международное сообщество попыталось погасить войну иным способом, а именно запретом на поставку материалов «милитаристского назначения» обеим сторонам конфликта. Впоследствии, в 1934 г., представители Лиги Наций решили надежно перекрыть все каналы поступления военных грузов в регион, разработав соответствующее заявление по этому вопросу.

Однако они контролировали более-менее уверенно лишь сухопутные границы, но перекрыть морской канал были бессильны, поскольку Вашингтон и другие боливийские союзники были заинтересованы в продолжении этого конфликта материально.

Боливийцы, опираясь на союзные чилийские порты (в первую очередь, через Арика), от подобных ограничений страдали мало, и запрет на поставку товаров военного назначения прежде всего бил по «сухопутному» Парагваю, не имевшему собственных океанских баз[1121].

Зарубежные контрабандисты перегружали оружие и боеприпасы в море на чилийские корабли, не подлежащие досмотру, и смертоносные грузы продолжали исправно прибывать к боливийцам[1122].

Показательно, что при этом Чили демонстративно провозгласила эмбарго против обоих участников войны и призывала придерживаться этого правила и другие государства.

В результате до самого конца войны Боливии продолжало исправно поступать все необходимое для продолжения боевых действий. И если бы эмбарго на поставки вооружений соблюдалось четко, то, судя по всему, мир наступил бы гораздо быстрее и с более печальными для боливийцев результатами.