Тридцать третья глава

Утренний туман. Через него пробивается луч, оповещая о начале нового дня. Я открываю дверь на балкон и пытаюсь впустить в себя этот свет, чтобы луч пробился и через мой внутренний туман – туман, который застилает мое сознание. Я только что проснулся и встал с постели, но чувствую внутреннюю тяжесть. Мое психическое состояние – это сплошное глубокое расстройство. Я морально изможден, чему частично способствует снотворное, которое мне приходилось принимать почти каждый вечер, чтобы наконец заснуть.

Скоро всё будет в прошлом. Занятия уже закончились. Сегодня мы отправляемся на заключительную экскурсию на выходные.

Я запихиваю в свой рюкзак кое-какую одежду и разные другие вещи. Мин договорилась о том, чтобы мы могли оставить в номерах всё, что нам не понадобится в этой заключительной поездке. Скорее всего, администрации гостиницы эти номера будут не нужны во время нашего отсутствия: кроме редких групп китайских туристов и бизнесменов, мы – единственные гости отеля.

В фойе нас ждет сюрприз. Товарищ Ким стоит вместе с Мин и Ро. «Давайте, поехали закупаться! Всем, что нужно для поездки…»

В машине Ким поздравляет нас с окончанием курсов: «Вы – первые западные студенты, которые прошли программу изучения корейского языка в нашей стране. Вы вошли в историю!»

Он так и сияет, очевидно, он доволен собой не меньше, чем нами. И ему есть чем гордиться. Он распахнул двери одного из самых престижных университетов столицы для внешнего мира. Со стороны это может показаться пустяком, но для Северной Кореи это действительно весьма знаменательное событие. Здесь любой прогресс происходит со скоростью таяния ледников, а каждый шаг вперед, кажется, сопровождается огромным числом шагов назад.

В самой середине улицы Чончхун рассеянная девушка ступает на мостовую, чтобы перейти дорогу как раз перед нами. Вместо того чтобы затормозить, Хва поддает газу и отчаянно гудит, проскакивая буквально в нескольких сантиметрах от девушки. Она оглядывается на нас с ошеломленным выражением лица. Никто не обращает на это внимания. Мы уже привыкли к местным привычкам в сфере дорожного движения.

В универмаге на улице Кванбок Мин и Ким берутся за дело. Они наполняют тележку огромным количеством закусок, пива, воды и сочжу – набирают гораздо больше, чем мы сможем употребить в течение оставшихся трех дней. Ким платит за всё. У меня кончаются воны – местная валюта. Я осознаю, что это может быть одна из последних возможностей сохранить себе парочку Кимов в качестве сувенира. Поэтому я меняю свои евро в деревянном киоске на первом этаже, где располагается пункт обмена валюты. Я получаю несколько старых и новых банкнот достоинством в 5000 вон – самых крупных из имеющихся в обращении. Каждая такая купюра стоит меньше доллара по неофициальному обменному курсу, которым все пользуются. (Сильно сбивает с толку то, что цены во всех магазинах указаны в соответствии с официальным обменным курсом, установленным правительством; этим курсом в реальной жизни никто не пользуется, поэтому у владельцев и кассиров всех магазинчиков под рукой есть калькуляторы для сложных арифметических подсчетов, необходимых для того, чтобы установить окончательную цену в зависимости от того, платите ли вы в вонах или в одной из предпочитаемых тут иностранных валют: американских долларах, евро или китайских юанях.) На старых банкнотах изображен лик Великого Вождя; на новых – место его рождения. Если верить слухам, власти готовятся к выпуску банкнот достоинством в 10 000 северокорейских вон, поэтому возникла необходимость «расчистить» поле для образа отца (который должен красоваться на банкноте самого высокого достоинства). Однако пока это только домыслы.

Когда мы загружаем машину покупками, Ким спрашивает меня, жду ли я этой поездки с нетерпением. «Ты был в горах Кымгансан до этого?» Я отвечаю, что нет, но я бывал в Вонсане – где была наша остановка в этом путешествии.

«Что ты будешь делать на этих выходных?» – спрашиваю я его.

«Сейчас? Мне надо возвращаться в свой офис».

«Серьезно? Почему ты не едешь с нами? Это будет весело».

К удивлению Мин и Ро, он кивает головой в знак согласия. Да, ему хотелось бы посетить горный курорт Кымгансан, который был построен Южной Кореей, а затем, когда отношения между странами заметно ухудшились, оказался фактически заброшенным. И, безусловно, любой повод избежать субботних занятий всегда очень кстати.

* * *

По дороге из города я стал свидетелем того, как полиция вершит правосудие. Три офицера стоят вокруг молодого человека, которому на вид не больше тридцати, и орут на него. Он хорошо одет, в руках держит кожаный портфель для бумаг – всё это выдает его принадлежность к уважаемому среднему классу. Один из полицейских хватает его за шиворот – за воротник его белой модной рубашки – и швыряет на землю. Молодой человек падает у ног другого офицера, который наступает ботинком ему на грудь. Затем парень поднимается на ноги и хватает свой портфель, намереваясь бежать. Второй полицейский выбивает портфель из его рук и бьет парня по лицу, отправляя в нокаут, после чего на этого человека обрушивается град ударов руками и ногами. Несмотря на то что это всё происходит посреди дня на оживленном перекрестке, пешеходы просто проходят мимо, не обращая ни на что внимания – никто не останавливается не только для того, чтобы вмешаться, но и чтобы просто поглазеть. Как будто ничего вообще не происходит.

Мин, которая полностью пропустила этот эпизод, обращает внимание на тревожное выражение моего лица, когда я усиленно кручу головой, стараясь увидеть, чем всё закончится. Но мы едем слишком быстро, и скоро парень и полицейские исчезают из вида, превращаясь в размытое пятно.

«Что? Что случилось? Что-то не так?» – спрашивает она.

«Нет, просто… Там… Полиция… Они избивают парня…»

Мин отвечает пустой и бессмысленной улыбкой, отворачивается и продолжает смотреть в окно, как будто она не поняла ни слова из того, что я только что произнес.

* * *

Долгий путь до Вонсана проходит по гористой местности, на дороге еще больше ям и колдобин, чем обычно. В окно мы видим плодородные поля на пологих склонах гор, обожженных солнцем людей, согнутые спины которых подставлены под беспощадный жар светила, особенно жестокого в эти дни разгара лета. Другие медленно бредут куда-то по обочинам пустынного шоссе или сидят вдоль дороги на корточках, непонятно чего ожидая – как будто что-то должно произойти. Та скука, от которой страдаем мы, – это просто ничто по сравнению с тем, как живут эти люди.

Увидев у Алека наушники, Мин спрашивает, можно ли ей послушать его музыку. Он включает для нее композиции групп «Sleater Kinney», «God Is an Astronaut», «Rise Against» и Мэтта Грешема (более известного под псевдонимом Logistics). «Это напоминает мне ту музыку, которую я слушала на Кубе, – говорит она. – У тебя есть “Green Day”? Или “Matchbox 20”?» Позднее, когда никто ничего якобы не будет видеть, она тайком передаст Алеку пустую флешку и попросит записать на нее некоторые композиции. «Ну, это… типа… против правил, – говорит она, – поэтому не говори ничего другим».

Александр развлекает нас дотошно аккуратным подражанием тому, как говорят по-английски разные народы, для которых английский не является родным языком. Он пытается пародировать индусов, итальянцев, даже своих родных французов, намеренно преувеличивая свой собственный акцент. Корейцам это нравится. Весь микроавтобус сотрясается от хохота. «А теперь давай показывай американца!»

Александр поворачивается ко мне: «Ну, Трэвис, твоя очередь».

«Уффф, у меня не получится…»

«Ну давай! Я вот поиздевался слегка над французами. Давай, покажи, как звучит речь типичного американского туриста!»

Я кашляю, прочищая горло и готовясь воспроизвести деревенское протяжное произношение Джорджа Буша-младшего. Так как сам я из южного штата, для меня не составляет большого труда выдавить из себя несколько фраз о Северной Корее в бушевском стиле[56].

Корейцы стонут. Сидящий на пассажирском месте Ким хлопает в ладоши, захлебываясь от смеха и будучи не в состоянии произнести ни слова. Моя пародия показывает то, что хорошо знал Хенри Джеймс: редчайшее создание – невинный американец, которого все должны любить словно буйвола, где бы он ни оказался.

* * *

После нескольких часов пути по извилистой дороге мимо пасторальных горных пейзажей и нескольких абсолютно темных туннелей, один из которых протянулся почти на четыре километра, мы прибываем в Вонсан, город на морском побережье, третий по величине в стране. Он известен еще со времен государства Когурё, хотя современное название получил в эпоху Корё. Оно означает, как нам объяснили, «складная ширма». Город так назван из-за вытянутой зигзагообразной формы, которая повторяет изгибы холмов, ведущих к естественной морской гавани. Окружающие Вонсан горы богаты золотом, добыча которого – официальная или подпольная – стала тем делом, которое помогло очень небольшому числу избранных схватить за хвост птицу своей удачи. Самый красивый вид на город открывается из порта: высокие жилые дома, подступающие к воде, торчат как зубы-резцы. Как и Пхеньян, город был полностью разрушен во время Корейской войны, поэтому всё то, что мы видим вокруг, было построено не так давно.

Город-ширма – малая родина Ро, но он не может рассказать о нем что-то особенное. Ро выглядит здесь таким же скучающим и апатичным, как и в Пхеньяне.

Мы сразу же отправляемся на пляж. На пути к нему местный дорожный полицейский делает знак, прося нас остановиться. «Наплевать на этого засранца», – бурчит товарищ Ким на ухо Хва. Мы проезжаем мимо.