Двадцать четвертая глава

Сегодня праздник, поэтому в институте занятий нет. День Победы празднуется каждый год 27 июля, в день подписания Соглашения о перемирии, которое положило конец Корейской войне. В тот день КНДР «победила» в войне.

Насколько важно это событие для страны, мы можем судить по тому, что его дата появляется даже на рынке потребительских товаров. Название сигарет, которые курит Ким Чен Ын, – «7.27». Они продаются в роскошной упаковке кремового цвета, на которой бренд буквально отчеканен золотом над серой гравировкой, изображающей солдата, держащего в руках знамя победы. Цена – порядка семи долларов – делает их самыми дорогими сигаретами, продающимися в Северной Корее. Дороже даже импортных марок.

Наш день начинается с посещения зоопарка. Мы с Александром попросили об этом, потому что раньше не посещали зоопарк. А Алек не был там после реконструкции. Как почти все места в Пхеньяне, которые могут наглядно демонстрировать величие страны, зоопарк совсем недавно обновили, на что ушли большие средства. Открытие состоялось – согласно последнему номеру «Pyongyang Times» – в прошедшие выходные.

Хва везет нас сквозь тесную толпу, образующую огромный человеческий рой вокруг гигантской тигриной пасти, в виде которой сделан главный вход. Сейчас только девять утра, но уже такое столпотворение. Мы выходим и попадаем в этот водоворот пхеньянцев самых разных общественных слоев: тут и целые семьи, и солдаты, и студенты, и представители элиты с маленькими детьми – все празднично разодеты в честь Дня Победы в отглаженные рубашки и разноцветные резиновые сапоги, последнее – из-за прошедшего утром небольшого дождя.

Во времена Ким Чен Ира Пхеньянский зоопарк снискал довольно-таки дурную славу среди экспатов. Рассказывали истории о полуголодных животных, воющих в своих крошечных клетках. Ходили слухи, что хищников кормили плотью тел казненных политических узников. С тех пор условия содержания животных значительно улучшились, хотя даже это не меняет ситуацию кардинально. Это зоопарк «традиционного» типа. В стране, где в цирке до сих пор один из главных номеров – танцующие медведи, дискурс о защите животных начисто отсутствует. Само словосочетание «права животных» для большинства северокорейцев будет звучать как нечто комичное. Не медведь, а человек – царь вселенной.

Внутри всё заполнено детским восторженным визгом – дети бросают чипсы и крекеры в клетки. Таблички сообщают не только название животного, но и какому Киму оно было подарено, прямо или косвенно, и кем из сомнительных политических светочей из второго или третьего мира. Слон, подаренный Великому Вождю Ким Ир Сену в год 48 по календарю Чучхе (1959) Хо Ши Ми-ном. Кубинский крокодил, презентованный Дорогому Руководителю Ким Чен Иру в 69 году эры Чучхе (1980) кубинским посольством. Лев от Роберта Мугабе…

Для кошек и собак предназначено отдельное здание. Домашние питомцы – вещь достаточно диковинная в Пхеньяне, поэтому в соответствии с законами местной логики их следует выставлять в зоопарке. Три серые дворняги настороженно стоят в дальнем углу стальной клетки, отделенной от нас бетонным ограждением толщиной с талию взрослого мужчины. «Давай, тому, что посередине, ничего не досталось», – поощряет молодая мамаша своего малыша, который с ликующим видом бросает крекер, а затем смотрит на драку собак за дареный кусок перед тем, как засунуть себе в рот другой. Когда еще один крекер приземляется на бетонную загородку по ту сторону решетки, Хва толкает его своим зонтиком, чтобы он упал и собаки могли до него добраться.

Перед зданием, в котором содержатся пингвины, длинная и почти не движущаяся очередь. Мы, наверное потому, что иностранцы, можем пройти мимо нее, так как нас сразу же ведут внутрь, где мы присоединяемся к группе подростков из элиты, для которых организован индивидуальный просмотр. Они толпятся вокруг вольеров, болтая друг с другом и делая фото и видео пингвинов, которые плавают в аквариуме взад-вперед на фоне нарисованного необитаемого острова.

Другое популярное зрелище – говорящие попугаи. Мин расталкивает локтями толпу детей, чтобы запечатлеть попугаев, которых научили говорить корейское ! («Привет!») в ответ на брошенный им крекер. Многочисленные фотографы, стоящие около передвижных прилавков с фотографиями, предлагают запечатлеть вашего карапуза верхом на живом пони. На рекламных фото показаны целые семьи, сидящие на бедных животных, спины которых буквально прогибаются под весом людей.

За стеклянной загородкой два грифа чистят друг другу вытянутые шеи. «Они отсасывают друг у друга!» – восклицает Мин. Я гримасничаю, подозревая, что Мин просто использует не тот глагол, но решаю не обращать внимание. Возможно, они действительно отсасывают друг у друга. Вообще, что я знаю о грифах?

«О, смотрите, у него тут расцарапано! – визжит Мин с детским восторгом. – Похоже, у него что-то с кожей».

«Может быть, это какая-то болезнь», – предполагаю я. «Нет, – Мин отрицательно качает головой и указывает на другого грифа. – Это точно сделал тот большой».

На парковке на корточках сидят несколько «кузнечиков» – беднейших старух, которые перемещаются с места на место, скрываясь от властей и незаконно торгуя всякой всячиной из своих рюкзачков. Они быстро обменивают конфеты и мороженое в обертке на воны и твердую валюту. Мы ожидаем Мин около монументальной статуи Ким Ир Сена. Я замечаю нескольких типов, явно похожих на охранников, которые стоят вокруг нашего микроавтобуса. Это молодые высокие и привлекательные парни с откормленными лицами, в безупречных синих костюмах и с модными, южнокорейского типа стрижками, их глаза скрывают темные очки Ray-Ban. Внезапно, как сова, заметившая добычу, один из них буквально обрушивается на старуху-торговку и грубо волочит ее куда-то. Я пытаюсь незаметно проследить куда, но они исчезают за рядами автобусов где-то в задней части парковки. Куда бы ее ни отвели, это не может для нее хорошо закончиться.

* * *

На обратном пути, когда мы едем по Пхеньяну, меня охватывает ощущение легкости. Сегодня облачно, но деревья по-прежнему в цвету, народная песня, гремящая из автомобильных динамиков, напоминает кошачий концерт, но несмотря на всё это, мне даже кажется, что в нашем микроавтобусе не так темно, как обычно; наверное, на меня повлиял дух Дня Победы. Улицы заполнены молодежью. Все очень нарядные. Ребята в костюмах, девушки в разноцветных чосонотах. В день национального праздника они все идут на массовое танцевальное мероприятие. Мы собираемся присоединиться к ним. Но для начала мы останавливаемся у гостиницы «Чхангвансан», которая находится напротив имеющего форму конуса Пхеньянского ледового дворца, чтобы выпить по чашечке кофе.

Я бурчу про себя припев песенки «Вперед, на Пэктусан!» группы «Моранбон». Эти сами собой запоминающиеся мелодии повсюду – безусловно, их крутят по радио, но мы их слышим и в каждом ресторане и магазине, в которые заходим. Кажется, что эта навязчивая музыка сама играет у тебя в голове. Через несколько дней она начинает преследовать тебя, даже если на самом деле она нигде не играет. Воля народа, его единство и устремленность к одной цели – всё это призваны отразить сладкие мелодии, этот бесконечный северокорейский аккомпанемент. Постарайтесь понять, что стоит за гармонией, чтобы познать правду.

Возможно, я преувеличу и немного все упрощу, если скажу, что КАЖДЫЙ здесь живет во лжи. Впрочем, точно так же, нельзя утверждать, что никто никогда не врет. Просто никто не говорит правду.

Заезжая на овальный пандус перед входом в гостиницу, мы замечаем северокорейскую девушку в студенческой форме, стоящую рядом с голубоглазым блондином с лицом нежной лани. Они поворачиваются в сторону нашего подъезжающего микроавтобуса. Парень уставился на нас – «кого еще тут черт несет?». «Вот… – Александр в сердцах произносит грязное французское ругательство и несколько зловеще вздыхает. – Я знаю этого парня. И его присутствие здесь не предполагалось…» Фойе гостиницы «Чхангвансан» заполнено молодыми людьми, входящими и выходящими из нее для того, чтобы воспользоваться имеющимися там удобствами. Массовое танцевальное шоу должно начаться в три часа дня на улице перед Пхеньянским дворцом спорта. Я никогда не был внутри. Он был открыт в 62 году Чучхе (1973) и является крупнейшим крытым спортивным сооружением в Северной Корее, если верить местному путеводителю. Именно тут Деннис Родман играл в баскетбол перед Ким Чен Ыном.

«На самом деле, – говорит Александр себе под нос, – я знаю их обоих. Девушку тоже».

Он вываливается из микроавтобуса, Алек и я – вслед за ним. Девушка-кореянка в форме студентки Университета имени Ким Ир Сена на французском языке с парижским произношением что-то говорит молодому человеку. Она одна из корейских студентов, которые в свое время приезжали по обмену в университет Александра. Когда она видит приближающегося Александра, ее лицо вспыхивает: «Александр! Мон фрер!»[44]

Александр наклоняется и обнимает ее. Мёнхва отвечает за всех французских студентов, обучающихся в Университете имени Ким Ир Сена. На данный момент такой человек всего один, и он стоит перед нами. Патрис и Александр очень сдержанно приветствуют друг друга. В прошлый приезд Александра в Пхеньян между ним и Мёнхва завязались особые отношения. Она даже пошла против правил и организовала для него ужин с одним бизнесменом, которого он до того встретил в северокорейском ресторане в Дубае.

К сожалению, она должна бежать. Она уже прощалась с Патрисом, когда мы подъехали.

«Как насчет кружки пива?» – спрашивает Патрис после того, как помахал рукой вслед Мёнхва.

«Я не пью, – говорит Александр. – В смысле, не пью тут. Но чашку чая или чего-то подобного выпью».

«Хорошо. Пошли».

Мы следуем за ними в фойе гостиницы, где нас приветствует огромная картина маслом – улыбающиеся Ким Ир Сен и Ким Чен Ир на вершине горы Пэктусан. Мы резко поворачиваем направо и оказываемся в ресторане, находящемся на первом этаже. Несмотря на то что отель по большей части уже довольно обшарпанный и популярен он в основном среди китайских бизнесменов средней руки, ресторан до сих пор любим состоятельными жителями центральных районов.

«Я тут ничем не занимаюсь – только постоянно пьянствую», – Патрис выплевывает французские слова со скоростью пулемета, и он явно рад возможности поговорить с соотечественником впервые за четыре месяца. «Тут такая, блин, тоска, что делать абсолютно нечего, только пить, пить и пить. Мне надо выпить четыре бутылки пива перед тем, как отправиться ночью в кровать, – иначе я просто не засну! И ты знаешь, что самое смешное? – он наклоняется со странным безумным выражением остекленевших глаз. – До того как оказаться здесь, я вообще не пил».

Патрис коротко улыбается нам, его глаза бегают взад-вперед. У него на зубах странный серый налет, как будто они покрыты оболочкой из какой-то прозрачной субстанции. Какой-то искусственной глазурью. Позднее мы спорили с Алеком, результат ли это ежедневных возлияний или дефицита минеральных веществ. А сейчас Алек уходит за отдельный столик к Мин и Ро.

«Твой друг – он понимает по-французски?» Я немного говорю, но предпочитаю не открывать рот. Патрис поворачивается ко мне и обращается по-корейски, хотя я такой же блондин, как и он, а Александр уже сказал ему, что я американец. Внезапно он встает и направляется к барной стойке, чтобы взять еще пива.

«Ты вернешься?» – со смущением и раздражением спрашивает Александр.

«Да, да».

«Трэвис, – говорит Александр, поворачиваясь ко мне. – Извини, пожалуйста, но не мог бы ты пересесть к Алеку? Я обещаю, я всё объясню тебе позже».

* * *

Празднества должны вот-вот начаться, поэтому мы с Алеком пробираемся по улице к площади перед крытым стадионом. Массовые танцы, в которых принимают участие сотни молодых людей, как правило студентов университетов, проходят в городах по всей стране по случаю почти любого национального праздника. Требуемая форма одежды для мужчин – широкие черные брюки, подходящие нарядные черные ботинки, белая рубашка с воротником – с коротким или длинным рукавом – и красный галстук. Женщины должны быть одеты в чосонот любого цвета; сегодня преобладают розовый и бледно-лиловый. Лица студентов выражают разные эмоции: от опустошения до неловкости и откровенной скуки, что обнажает неизбежное отсутствие энтузиазма от участия в этих отрежиссированных мероприятиях, будь то военные парады, массовые танцы или выезды на физическую работу – участие в них обязательно, если тебя на них посылают и ты не смог откупиться или найти того, кто согласится пойти вместо тебя.

В заранее определенное время танцующие занимают свои места в шеренгах на автостоянке. Когда из огромных колонок, стоящих по обе стороны от входа на стадион, доносится команда, студенты начинают двигаться вперед. Одетые в одинаковую униформу ведущие церемонии направляют танцующих таким образом, чтобы они встали в несколько кругов. Звучит музыка, и танцующие перестраиваются. Каждой песне соответствует специфическая хореографическая комбинация. Ничего особенного – что-то вроде упрощенного бального танца: делают пару шагов навстречу своему партнеру, двигают руками взад-вперед, кружатся рука об руку, отстраняются друг от друга, делают три шага назад, поднимают руки вверх к небесам, хлопают в ладоши, потом – повторяют всё с начала. Затем – что-то вроде фокстрота с минимальным телесным контактом. Одна беженка, которую я как-то повстречал в Южной Корее и которой однажды пришлось участвовать в подобном танцевальном шоу, рассказала, что нет никакой предварительной подготовки. Есть те, кто знают танец, другим надо повторять за ними. Просто следите за тем, что делает девушка перед тобой и юноша справа от тебя, повторяйте его движения. Так как люди, стоящие кругами, в назначенные моменты поворачиваются, ваш партнер по танцу меняется. Нет четкого деления по гендерному принципу: очень часто партнерами парней оказываются парни, а девушки танцуют с девушками. Все происходит весьма механистически, в большинстве пар танцующие избегают смотреть в глаза друг другу. И всё это – под неусыпными взорами Кимов, которые улыбаются сверху, глядя на толпу с огромнейших портретов, установленных над главным входом на стадион.

Охрана закрывает вход на площадь с улиц. За ее линией стоит небольшое число местных жителей, которые смотрят за действом. Но по большей части зрелище предназначено для иностранных туристов, которые могут тут толпиться, снимать фото и видео, некоторые даже решаются присоединиться к танцам. Это удивляет и смущает большинство корейских танцоров, участвующих в шоу, которым приходится включать в свои ряды неуклюже двигающихся чужаков.

После нескольких мелодий, которые звучат капризно, в стиле 1940-х годов, энергия начинает бить ключом с первых нот звучания «Мы стремимся к будущему». Внезапно охваченные энтузиазмом, танцующие начинают энергично повторять: марш вперед три шага, марш назад три шага, марш вправо три шага с поднятыми вверх руками, хлопо?к, поворот налево с руками на бедрах, затем всё то же самое еще раз.

И так – сорок пять минут. После этого массовый танец внезапно заканчивается без какой-либо концовки «под фанфары». Участники выходят из своих кругов и строятся в линии. Раздается громкая команда, они маршем идут в сторону парковки. Там некоторые забираются в поджидающие их автобусы. Однако большинство смешивается с другими пешеходами и идут домой или, возможно, на другое предписанное мероприятие.

* * *

На парковке около нашего микроавтобуса нас поджидают Патрис и Александр. Оказалось, что сегодня последний день Патриса в Пхеньяне, поэтому наш короткий «привет» становится коротким «пока».

«Рад был вас повстречать», – говорит Патрис нам с Алеком, очевидно, набравшись достаточно, чтобы наконец заговорить по-английски. «Хорошо вам провести время тут. Корейцы – лучшие люди, – он бросает неискреннюю улыбку. – В самом деле».

* * *

Позднее тем вечером на балконе моего номера Александр рассказал мне о Патрисе. Оказалось, что в свое время они планировали приехать сюда вместе. Оба подали заявку в Университет имени Ким Ир Сена через своего человека в Париже – того самого, которой ранее организовал одну из первых поездок Александра. Вроде бы получилось так, что заявку Патриса одобрили, а Александра – нет.

Патрис происходил из французской элиты: он племянник бывшего премьер-министра и сын живущего в Гонконге миллиардера. Когда Патрис и Александр встретились в Париже, чтобы обсудить совместные планы насчет обучения в Пхеньяне, Патрис не скрывал своих истинных намерений. Для того, у кого есть серьезные деньги и реальные связи, санкции не станут большой проблемой, он их легко может обойти, если не полностью проигнорировать. В Пхеньяне открываются огромные возможности для бизнеса. Разве Александр не согласен с этим?

Ну, не совсем. Его интересы были чисто академического характера. Он действительно хотел выучить язык, познакомиться с культурой страны, узнать о ней как можно больше. До этого он защитил диплом бакалавра по теме КНДР для получения соответствующей степени по социологии. Но Александр также осознавал, что северокорейцы будут лезть из кожи вон при любом намеке на потенциальные инвестиции со стороны кого-нибудь типа Патриса. У Александра такого капитала не было. Но он надеялся, что если получится подружиться с Патрисом, пусть даже временно, то он сможет как-то прицепиться к этому локомотиву.

Что это мог быть за бизнес, Александр не знал. Семья Патриса занималась самыми различными делами и участвовала во многих предприятиях в Восточной Азии: гостиницы, вино, косметика. Возможно, и в менее легальных видах бизнеса тоже. Александр мог только догадываться.

Когда Патрис вдруг перестал отвечать на его имейлы, Александр понял, что его «отцепили». «У него, вероятно, были соображения вроде – “Кого это заботит? Я еду, а он – нет”. Он точно был удивлен, увидев меня сегодня». Александр шмыгает носом: «Конечно, я был ему не нужен. Он, должно быть, подумал, что я стою у него на пути. Поэтому, вероятно, он сказал корейцам, что будет лучше, если он поедет один».

Более того, для Патриса, с его биографией и родственными связями, было бы совсем хорошо, если бы вообще никто не узнал, что он побывал в Северной Корее.

«Мой дядя даже не догадывается, что я сейчас здесь», – сказал Патрис Александру после третьей кружки пива.

Чушь собачья, подумал Александр: «Все знают, что его дядя через Гонконг ведет бизнес по всей Азии. Ни за что не поверю, что Патрис приехал сюда сам по себе, чтобы учить язык, ему это совсем не интересно. Он запросто мог поехать в Южную Корею и учить язык там, сколько ему заблагорассудится».

«Эти корейцы – полнейшие глупцы, – между глотками пива разглагольствовал Патрис, однако говорил себе под нос. – Просто невероятно, насколько у них промыты мозги. Они не в состоянии понять простейшие принципы ведения бизнеса! Им нужно ВСЁ объяснять – за исключением, конечно, той простой мысли, что я тут для того, чтобы делать бизнес… Но, знаешь, пока я здесь, я мог пытаться быть полезным. Соблюдать политес. Но тебе нужно понять, Алекс, что есть вещи, которые я просто не могу тебе рассказать. Я много чего знаю. На самом деле, я знаю ВСЁ. Я даже был на последнем съезде Трудовой партии. Они меня пригласили. И я видел ЕГО. САМОГО МАРШАЛА. Совсем рядом. Ты знаешь, что это значит? Они доверяют мне, эти идиоты. Я им нужен. Представь себе. Я – один из очень немногих иностранцев во всем мире, кто жал руку…»

Его голос испуганно затих, Патрис боялся вслух произнести имя Номера Три в переполненном ресторане.

«Я знаю всё, – сказал Патрис, наклоняясь. – Я даже знаю кое-что о тебе, Алекс. Они мне рассказали».

«Что ты знаешь? – спросил Александр. – С кем ты говорил?»

«Я не могу сказать. У меня тут много контактов. Я знаю много секретов».

Глаза Патриса в страхе забегали по сторонам, а голос стал еще тише.

«Они знают всё, что мы делаем. Даже то, когда мы мастурбируем. Тебе надо быть очень осторожным и следить за тем, кому и что ты говоришь. Ты можешь пожаловаться на какую-то совершенную ерунду, просто не подумав, без какой-либо задней мысли – а затем ты услышишь об этой жалобе неделю спустя из уст абсолютно незнакомого человека. Они обо всем докладывают, ты знаешь это. У них тут целая сеть. Они все сбрендили. И они знают ВСЁ».

«Ты в порядке, Патрис? Кажется, ты очень… нервничаешь».

«Нет! Я в порядке. Почему?»

«Ты постоянно оглядываешься через плечо».

«Нет, нет, нет. Я не нервничаю! У меня всё отлично. Почему ты задаешь такие вопросы? Официант! Еще пива. И еще одно для моего друга».

«Я не хочу пива. Я не пью».

«Тогда я выпью его за тебя».