Тридцатая глава

В конце третьей недели у нас запланирована ночная поездка в горы Мёхянсан – «горы таинственного аромата». В этих горах расположен музейный комплекс «Международная выставка дружбы» – огромное хранилище подарков, которые преподнесли Вождям иностранные гости за все годы существования государства. Подобные выставки были нередки в коммунистических странах во времена холодной войны, но Северная Корея может похвастаться самой грандиозной из них, сохранившейся до сего дня. На самом деле, в Корее эта выставка не единственная. Несколько дней назад мы посетили другую, менее известную «Выставку дружбы» в Пхеньяне, о существовании которой я прежде и не подозревал.

Это был очень жаркий летний день. Чтобы добраться до выставки, нам пришлось долго ехать по нижней части западных пригородов Пхеньяна района Мангёндэ. Несмотря на то что пригород административно считается частью Пхеньяна, его территория больше похожа на слаборазвитую сельскую местность. Вход на выставку охраняли часовые с автоматами Калашникова. Чтобы войти в здание, нужно пройти тщательный досмотр службы безопасности. Все личные вещи, включая мобильные телефоны, необходимо оставить в специальных ячейках камеры хранения. Фотосъемка запрещена. Посетителей обыскивают с помощью ручных металлодетекторов. Затем надо пройти сквозь аппарат, который сдувает пыль с ботинок, после чего посетители попадают в главный выставочный зал. Когда мы осматривали музей, нас вела молодая женщина-гид – в неизбежном чосоноте. Она сообщила, что четырехэтажное здание было открыто 1 августа 2012 года. Нас пригласили в первую комнату, главные экспонаты которой – две большие мраморные скульптуры метров двенадцать в высоту. Это – Ким Ир Сен и Ким Чен Ир, за ними – ярко освещенный розовый фон. Все должны были поклониться вождям. После того как формальности были выполнены, началась экскурсия.

Мы с Александром без слов сразу поняли, что надо избегать визуальных контактов друг с другом в этом огромном театре китчевых диковинок, в противном случае мы бы просто умерли со смеху. Картина в белой раме, состоящая из двух частей, изображала одетого в доспехи Ким Чен Ира верхом на тигре на фоне вулканического озера у горы Пэктусан и рядом – его же в военной форме у горы Хосан в Южной Корее и тигра, лежащего у его ног. Шедевр был подарен музею в 1992 году «соотечественником, борцом с японским империализмом, проживающим за рубежом».

Затем нам показывали такие предметы повседневного обихода вождей, как ручка из панциря черепахи, покрытая золотом, этой ручкой Ким Ир Сен пользовался до самой смерти.

На «Выставке дружбы» представлены также экспонаты, призванные польстить последнему из рода горы Пэктусан. Один «живущий в Китае кореец» – так написано на табличке – подарил монументальную, весом в три тонны, нефритовую скульптуру, изображающую оранжево-серого тигра. Это яркий пример художественного китча. Надпись на ее постаменте гласит: «Благодаря Маршалу Ким Чен Ыну нас ждет светлое будущее». Другой подарок, который не кажется странным тем, кто следит за происходящим в Пхеньяне, – это баскетбольный мяч «Pro NBA» фирмы «Spalding» с автографом Леброна Джеймса. Я очень сомневаюсь, что Джеймс знал, для кого он подписывает этот мяч. Думаю, он бы очень удивился, если бы узнал, где этот мяч в конце концов оказался.

Целый этаж отведен для подарков от живущих за границей корейцев. Там, например, представлена книга «Ким Чен Ир: путеводная звезда двадцать первого века» авторства Кван Мёнсана. Вероятно, это псевдоним, так как мне не удалось найти какую-либо информацию об авторе, кроме ссылки на данную книгу.

На свой день рождения 16 февраля 2000 года Ким Чен Ир получил нечто, что гид назвала как «сокровищница гроба». Вероятно, истинный смысл был потерян из-за трудностей перевода. Хотя, осмысливая всё увиденное после этого, я пришел к выводу, что подобной формулировкой вполне уместно было бы назвать всю пхеньянскую «Выставку дружбы». Однако тот предмет, на который гид указывала в тот момент, – это небольшая нефритовая шкатулка. Открыв крышку, когда-то можно было бы увидеть 216 стодолларовых банкнот, серийный номер которых заканчивался на «216». Я спрашиваю, хранятся ли эти банкноты в «сокровищнице гроба» сейчас. Отрицательно качая головой, гид бросает на меня весьма красноречивый взгляд.

Кроме этих богато украшенных и, очевидно, дорогих подарков, выставлено также большое количество обычных безделушек типа компакт-дисков, значков, магнитиков на холодильник, наклеек на бампер, которые представлены за стеклянными витринами. Всё, что может считаться иностранным, должно казаться местным жителям экзотическим и важным. Знаки почетной докторской степени Ким Чен Ира от «Оксфордского университета, Лос-Анджелес, Калифорния». Наконец, мы все трое оказались перед стеклянной витриной, в которой была выставлена кружка из бродвейского мюзикла «Mamma Mia!» на музыку ABBA. Мин и местный гид подошли к нам.

Мин взглянула на меня круглыми глазами: «Трэвис, что такое “Mamma Mia”?»

Внезапно раздался глухой звук. Мы быстро обернулись и увидели, что девушка-гид в пышном чосоноте упала на пол. Мин бросилась к ней, подняла ее с пола и довела до ближайшей скамейки.

Александр подошел ко мне сзади. «Ты видел это? – прошептал он мне на ухо. – Она упала в обморок».

В конце коридора находится открытая терраса, с которой открывается вид на красивый сельский пейзаж вокруг этого музея. Мы вышли на нее и нырнули в духоту летнего дня. На балконе для нас – единственных посетителей – был прилавок с напитками и легкими закусками. Я купил банку холодного кофе для себя и бутылку воды для девушки-гида, которая ответила смущенной улыбкой.

Наша экскурсия подошла к концу. В любом случае невозможно осмотреть все этажи этой выставки за один день. Воздух был слишком раскален, чтобы подольше задерживаться на открытой террасе. Открывающийся пейзаж не таил в себе ничего особенно примечательного – обилие зелени и длинная дорога, ведущая к музею. Алек пообещал, что «Международная выставка дружбы» в горах Мёхянсан будет гораздо более впечатляющей.

Когда мы уже были в нашем микроавтобусе, Мин сказала, что девушка-гид на пятом месяце беременности. И что этим утром она не позавтракала.

* * *

Когда мы подъехали к горам Мёхянсан после четырех часов пути из Пхеньяна, моя спина окончательно задеревенела. Шоссе было построено в 1980-х годах, как раз перед экономическим коллапсом, и с тех пор его не ремонтировали. Мы приехали поздно вечером. Темная дорога к гостинице свободна от транспорта и пешеходов, только пара солдат ходят туда-сюда. Фары нашей машины освещают женщину, одетую с иголочки, но в очень официальном северокорейском стиле, в платье ниже колен.

Нас проводят в гостиничный ресторан, где мы – единственные посетители, за исключением выпивающих солдат в рваных майках. Для наших корейских гидов и водителя предусмотрена отдельная столовая. Нам подают совершенно несъедобный ужин. Вместо курицы какие-то хрящи, суп представляет собой жиденькую кашицу, а от овощей осталось одно название. Я залпом выпиваю почти всё пиво, которое нам приносят, затем, извинившись, отправляюсь в свой номер. На следующее утро я чувствую себя ужасно. Завтрак в ресторане выглядит так же отвратительно, как вчерашний ужин. На улице изнуряющая жара, которая только усиливает мои страдания. К счастью, Хва заранее включил кондиционер в нашем микроавтобусе.

По петляющей дороге мы медленно спускаемся вдоль полноводного ручья у подножия гор Мёхянсан, пока не подъезжаем к двум зданиям в традиционном дворцовом стиле – социалистическое туловище, корейская голова. Это вход в комплекс «Международной выставки дружбы». Огромная парковка пуста. Сами здания, где располагается выставка подарков, находятся в глубине, на склоне горы. Два молодых солдата с серебристыми автоматами прогуливаются между зданиями. Когда они замечают, что мы вылезаем из микроавтобуса, один из них бросает другому какую-то шутку. Второй, нарушая протокол, смеется. Мы приближаемся к зданию с подарками Ким Ир Сену, смех часовых стихает, они расступаются перед нами и руками в белых перчатках открывают бронзовые ворота весом в четыре тонны.

Несмотря на то что на улице настоящее пекло, внутри этого горного дворца температура воздуха очень комфортная, благодаря, наверное, самой мощной в мире системе кондиционирования – к черту все ограничения на потребление электричества! Наша гид, одетая, естественно, в чосонот, говорит, чтобы мы сняли бейсболки, оставили фотоаппараты и телефоны в камере хранения и надели предложенные нам матерчатые бахилы. Пройдя через металлодетектор и сдувающее пыль устройство, мы входим в священный зал, где кланяемся Ким Ир Сену, изображенному в этот раз на фоне горы Пэктусан. Если для основательного знакомства с пхеньянской «Выставкой дружбы» нужно минимум два дня, то сколько же времени потребуется для того, чтобы осмотреть семьдесят одну тысячу экспонатов, выставленных в стеклянных витринах сотни залов этого музея…

Стоя перед чучелом крокодила, который держит поднос для напитков, я вдруг ощущаю, что дрожу от холода. К сожалению, все стаканы на этом подносе пусты. Апатия, которую усугубляет бред этого ежедневного сюрреализма, приводит к резким болям в позвоночнике.

Ошеломляющее количество и причудливость всех собранных подарков должны поражать воображение среднего северокорейского работяги, которого привезли сюда, чтобы он лично ознакомился со знаками высшего уважения к вождям со стороны остального мира. Ему точно не скажут, что обмен подарками – это часть обычного дипломатического протокола, принятого во всем мире. Не упомянут также и то, что большинство представленных здесь подарков не были презентованы зарубежными приверженцами вождей лично, а были получены разнообразными партийными функционерами от своих зарубежных коллег в рамках рутинных обменов знаками формального уважения. Подарки, выставленные напоказ, должны демонстрировать всем не только почет и уважение, которые снискали во мире все три Кима, но и их щедрость – ведь они «делятся» этими подарками со своим народом. Это НАШ социализм – как бы говорят они.

После экскурсии мы, замерзшие в хорошо оснащенных кондиционерами залах, греемся на балконе здания с подарками Ким Чен Иру и делаем фотографии раскинувшейся у наших ног долины. Так как «Международная выставка дружбы» считается одним из самых священных мест в стране, Мин уговаривает нас написать что-нибудь в книге почетных гостей. Но это непростое дело, так как она хочет увидеть не просто каракули, означающие наши имена. Посетителям крайне желательно заполнить целую страницу описанием своего восторга от увиденного, от этого места, выражением своей любви и уважения к лидерам. Затем гид должен перевести ваш отзыв на корейский слово в слово. Мы с Александром делаем вид, что очень заняты фотосъемкой окружающей обстановки и покупкой сувениров в магазинчиках, расположенных рядом с балконом. Кланяться статуям – одно дело. Навсегда вписывать свое имя в страницы, которые будут использованы пропагандой, оставлять письменные восхваления, пусть с фигой в кармане, это совсем другое. В результате Алек вынужден отдуваться за всех нас. Я сочувствую ему. Но, в конце концов, «Tongil Tours» – его детище, не наше.

* * *

Возвращаясь к микроавтобусу, я чувствую, что почти теряю сознание. Тщательно подбирая слова, я говорю Мин, что не хотел бы обедать в гостинице. Оценив бледность моего лица, Мин кивнула, но с очень озабоченным видом. Всё уже было заранее подготовлено. Изменения в последнюю минуту создают сложности; за них придется платить из своего кармана. Но сейчас мне всё равно – мне надо съесть что-то хоть немного питательное.

По пути обратно мы останавливаемся у огромного отеля в форме пирамиды. Кажется, что в стране особая любовь к роскошным гостиницам такой формы. Ро говорит нам с очень серьезным видом, что «Хянсан» – это «шестизвездочный» отель. Консьерж в галстуке-бабочке приветствует нас в пустом фойе. Ро спрашивает его, можем ли мы поесть в одном из гостиничных ресторанов. После чего следуют долгие объяснения, суть которых в том, что «только постояльцы могут здесь обедать». Но правда видна невооруженным взглядом: гостиница абсолютно пуста, поэтому в ресторанах просто нет никакой еды.

К счастью, какая-то предприимчивая душа держит палатку для барбекю рядом с отелем. Владельцы счастливы пожарить на гриле немного мяса за пару долларов. Мы садимся за свободный стол напротив одинокой группы молодых военных. Конечно, это не лучшая еда в моей жизни, но жаловаться нет смысла.

Когда мы возвращаемся в Пхеньян, уже вечер – время ужина. Мое горло опухло, спина и задница ноют от тряски на ухабах на заднем сиденье. Я чувствую заглушающую всё остальное слабость, что означает близкий приступ какой-то гриппозной инфекции. В фойе гостиницы я прошу Мин передать завтра мои извинения госпоже Пак, потому что мне придется пропустить занятие. Мне надо прийти в себя.

* * *

На самом деле, у моей болезни не только физические симптомы. То, что я чувствую, скорее общая слабость. Еда вызвала запор, на спине и шее набились шишки от долгой езды по ухабам в полускрюченном состоянии в тесном, малокомфортабельном микроавтобусе, желудок пуст, но аппетита нет, напротив, я чувствую приступы тошноты, в голове что-то стучит. Но в конечном счете я думаю, что больше всего сейчас у меня болит душа.

Я безмерно устал. Измучен. Я не был наедине с собой несколько недель, а по ощущениями даже больше. Мое эмоциональное состояние каждый день нестабильно, будто я катаюсь на американских горках: то мне дико скучно, то меня захватывает какая-то новая интрига. Сначала я очарован до слез искренностью и неиспорченностью тех милых людей, с кем мне доводится встречаться; но в следующую секунду в голове что-то щелкает и я вспоминаю об ужасной обстановке, в которой всё происходит, о постоянном угнетении людей, их страхе, об интеллектуальном рабстве, которое лишает людей малейшего представления о том, насколько всё вокруг неправильно. Оно уничтожает в людях способность задавать вопросы. Моя надежда на будущее человеческой природы загорается и гаснет каждую минуту совершенно неконтролируемо. Приходят параноидальные мысли и уходят. Лежа вечером в кровати и пытаясь заснуть, я думаю, правда ли наши комнаты полны жучков. Вдруг они могли подслушивать наши с Александром вечерние разговоры шепотом на балконе? Где жучки могут быть установлены? В телефоне? В старинном, похожем на тумбочку радио, которое практически не работает? В пожарной сигнализации? Я бросаю взгляд на потолок. Ну хорошо, где-то наверняка есть жучок. А что насчет скрытой камеры? Вдруг они нас не только подслушивают, но и подсматривают за нами? Например, с помощью моего ноутбука, который я беспечно оставлял в столе гостиничного номера? Может быть, днем, когда я на занятиях, они приходят в мою комнату и читают всё, что я записал накануне?

Я говорю себе: это просто паранойя. Но в следующую секунду понимаю, что проверить это нет никакой возможности. Может, просто забыть и не думать об этом? Засыпаю с трудом. А когда звенит будильник, я чувствую, что аппетит так и не вернулся. Я жду некоторое время, чтобы остальные уже наверняка уехали из гостиницы, и спускаюсь на лифте вниз. Но не в ресторан, где подают завтрак. Я решил, что надо сходить на массаж.

На втором этаже есть зал, где можно заказать дополнительные услуги: поплавать в крытом гостиничном бассейне, посетить сауну, сходить в парикмахерскую, записаться на прием к врачу. Служащая отеля дает мне в руки ламинированный прайс-лист. Оздоровительный массаж тела – 20 долларов. Я тычу в этот пункт прайс-листа и утвердительно киваю головой. Женщина проводит меня в массажную комнату, предлагает раздеться до нижнего белья и лечь на массажный стол. Затем она исчезает.

Я ожидаю, может, пять, а может и двадцать минут – время течет так медленно и незаметно, что я теряю способность его оценивать. Наконец, раздается звук открывающейся двери. Входит пожилой человек, улыбается, кивает головой и с помощью жестов просит меня лечь на живот. Должно быть, он доктор. Массаж – это неотъемлемая часть восточной медицины, к тому же гостиница «Сосан» расположена неподалеку от спортивных объектов. В этом месяце в отеле не так много зарубежных спортивных команд, поэтому, скорее всего, доктор наблюдает за местными спортсменами – борцами тхэквондо, пловцами, баскетболистами и гимнастами, которые тренируются на спортплощадках, раскиданных вокруг нашей гостиницы. Может быть, этого доктора вызвали с одной из них.

Не произнеся ни слова, доктор немедленно запустил свои пальцы во все проблемные зоны моего тела – а их много. Он определил их практически сразу. Его пальцы инстинктивно (но этот инстинкт – результат большого опыта) впиваются во все места шеи и спины, которые меня беспокоили. Он давит пальцами достаточно сильно, что доставляет немного болезненные ощущения, за которыми следует просто взрыв облегчения. Такова целебная сила прикосновения. У меня не было физического контакта ни с одним человеческим существом с момента прибытия в страну. В результате у меня притупились ощущения от прикосновений.

Затем доктор дает мне знак перевернуться и лечь на спину. Он начинает мять мое тело так, что, кажется, хочет добраться до кишок. Постепенно он идет всё глубже и глубже, его пальцы проникают сквозь жировые слои и, наконец, добираются до печени. Я непроизвольно рыгаю, а он хихикает. Вообще-то, я много раз ходил на массаж до этого, но впервые руки массажиста добираются до моих внутренних органов. Снова я замечаю, что хотя я ни слова не сказал о проблемах с желудком, доктор сам всё чувствует. Не знаю, что и как он делал, но он умудрился пройтись по всем «болевым точкам», получив в ответ от меня единственную отрыжку. В результате я чувствовал себя так, будто он все болезни извлек из моего тела. Когда он закончил, он коротко поклонился и быстро исчез из комнаты, прежде чем я успел произнести хоть слово благодарности. Я встал и мгновенно осознал: всё то, что еще час назад так меня мучило, куда-то подевалось. И тело, и душа пришли в нормальное состояние. Меня вылечили.

* * *

В тот день мы сгоряча решили нарушить правила – избавиться от наших гидов и просто прогуляться.

Здоровье восстановлено, и я присоединяюсь к остальным за обедом после окончания их занятий. Я чувствую себя настолько бодрым, что готов вернуться к своим кофейным привычкам. Наш план состоит в том, чтобы посетить магазин иностранной литературы у площади Ким Ир Сена. Но перед этим по моей просьбе мы заходим в венскую кофейню, чтобы подзарядиться с помощью эспрессо.

Можно сказать, что Мин сама оставила нас. Она выбралась из микроавтобуса и немедленно направилась к кафетерию, по пути набирая что-то на телефоне. И я, и Алек, и Александр – мы все задерживаемся, говоря, что хотим спуститься к реке и сделать несколько фотографий Монумента идеям чучхе. Она машет в знак согласия и продолжает свой путь к кофейне, полностью погруженная в какой-то новый бизнес, которым она управляет по СМС.

«Парни, – говорит Александр, пока мы делаем фотографии, – давайте прогуляемся».

Мы с Алеком переглянулись, но оба не проронили ни слова.

«Просто пройдемся вдоль берега реки. Вот тут. Давайте! Она на нас не смотрит. Давайте просто сделаем это. В чем дело? Ничего с нами не случится».

В общем, долго уговаривать нас не пришлось. Мы были заперты в течение трех недель, кроме того, мы не собираемся уходить куда-то далеко. Просто чуть-чуть подальше вдоль берега реки. Мы не прячемся, не нарушаем правила, не занимаемся ничем подозрительным.

Итак, мы решились. Делая вид, что всё происходит абсолютно непреднамеренно, мы движемся в направлении «Дубая» – изысканного квартала новых жилых многоэтажек, – проходим мимо детской площадки, затем – под каким-то путепроводом и, наконец, подходим к ресторану «Онню», где уже толпится народ в ожидании своей очереди отведать знаменитую холодную лапшу. Вот в этот момент окружающие начинают на нас пялиться. Они заметили, что мы одни, без сопровождения. Мы игнорируем их взгляды и продолжаем нашу прогулку, как будто нам законно дана эта маленькая свобода. Хотя все и таращатся на нас, никто не осмеливается с нами заговорить. Скорее всего, они думают, что мы члены семей сотрудников посольства России или гуманитарной миссии. Мы поворачиваем налево, пересекая улицу, на которой находится ресторан, и спокойным шагом идем назад в сторону площади имени Ким Ир Сена.

«Когда я был тут в прошлый раз, – говорит Александр, пока мы идем мимо сияющего нового торгового комплекса, – я стал свидетелем драки на кулаках. Прямо тут, на середине улицы, два молодых парня лупили друг друга. Я думаю, это было из-за денег».

Алек останавливается, чтобы сфотографировать высокий жилой дом, стоящий на другой стороне улицы. Мы с Александром набрасываемся на него: «Блин, какого хрена ты, дятел, делаешь?!! Мы не должны быть похожи на туристов!»

Конечно, ситуация абсурдна до идиотизма. Представьте себе наше нервное возбуждение – и по такой дурацкой причине! Всё, что мы делаем, – так это просто гуляем по улице. Где-то в глубине сознания у меня мелькает мысль, что Мин была настолько занята своими делами и мыслями, что, вероятно, даже не заметила нашего отсутствия.

Н-да, я оказался неправ. Уже около искомого книжного магазина Александр шепчет: «Вот дерьмо, она здесь. Ведите себя нормально, ребята, как будто ничего не произошло».

Мы делаем вид, что всё «нормально». Что бы под этим ни подразумевалось. Но неубедительно…

Мин в ярости. Она стучит своим зонтиком по тротуару, не обращая внимания на толпы проходящих мимо пешеходов.

«Что вы себе позволяете? – орет она. – Вы напугали меня до смерти! Я отвечаю за вас, пока вы находитесь в моей стране. Что, если бы с вами что-то случилось? Если бы вас, например, сбила машина?»

Она продолжает яростно кричать. Я пытаюсь успокоить ее, ссылаясь на окружающий нас народ. «Давай, – говорю я себе под нос, – зайдем в книжный магазин и поговорим там».

Внутри Мин молчит, будто проглотила язык. Она идет к диванчику и, фыркая, садится с багрово-красным лицом. Следующие пять минут в неловком молчании мы перебираем различные книги, написанные Кимами и рассказывающие про них самих. Ни у кого нет настроения что-либо покупать.

Целый час проходит в напряженном молчании. «Эй, не придавай этому большого значения, – шепчет Александр. – Она скоро забудет об этом. Через несколько лет мы будем смеяться, вспоминая наше приключение».

* * *

Позднее этим днем мы подъезжаем к местной прачечной. Ро скрытно забрасывает в общую кучу мешок с нашей грязной одеждой. Вообще-то подобное не разрешено, но это значительно дешевле, чем стирка при гостинице. А так как в нашей бельевой куче нет синих джинсов или другой одежды с эмблемой американского флага, то Ро в случае чего может сказать, что это его вещи.

На парковке у жилого комплекса, где мы остановились, расстелена простыня, на которой две пожилые женщины сушат на солнце просо. Мин ищет глазами, есть ли поблизости уличные торговцы, и выскакивает из машины. Она возвращается с тремя упаковками мороженого, которые должны заменить «трубку мира».

«Извините меня за сегодняшние крики, – говорит она. – Но никогда больше так не делайте, если еще раз приедете в Корею. Особенно если у вас будет другой гид. Я имею в виду ОБЫЧНЫЙ гид».

* * *

В день накануне нашего последнего занятия госпожа Пак вдруг прерывает свою лекцию и внимательно смотрит на меня из-под своих очков. «Товарищ Трэвис, – говорит она. – У нас осталось недостаточно времени, чтобы закончить эту часть программы. Завтра последнее занятие».

Мы внимательно смотрим друг на друга. У меня ком в горле. Мы даже не сможем поддерживать связь через Skype или Facebook.

«Когда вы еще раз приедете в Пхеньян, мы увидимся снова, – говорит она с надеждой. – Если вы найдете ту, на которой сможете жениться, берите ее с собой». Она кладет свою руку на мою: «Я бы хотела ее увидеть. Мы пообедаем вместе. И посмеемся».

Я улыбаюсь. Она тоже. Мы оба знаем, что этому никогда не суждено случиться. Зарубежный гость не может просто попросить о встрече с частным лицом без того, чтобы предварительно не пройти через лабиринты бюрократического протокола, без того, чтобы не представить чертовски весомую причину, которая освободила бы обе стороны от подозрений. Но я заметил одну общую черту у людей, живущих в полицейском государстве: они все обладают удивительной способностью – мечтать.