Первые свидетели

Первые свидетели

Утром в день суда я сообщил об исчезновении Тома Ричардса. Пол Маркхэм хотел отложить дело, пока ведутся розыски, и я согласился. Но Джо Боллиро считал, что Пэт Диафарио уже достаточно натерпелась. Судья был с ним согласен, и суд начался.

Меньше чем за час были отобраны присяжные. Хотя обычно в штате Массачусетс присяжные назначаются без согласования с защитой, судья Вызански пошел нам навстречу и сразу же отвел кандидатуры всех присяжных, обнаруживших малейшую предвзятость или имевших личный интерес в деле.

После того как присяжных привели к присяге, судья объявил десятиминутный перерыв. Затем слово получили представители обвинения.

Обвинение, сказал Пол Маркхэм, основывается на свидетельских показаниях, которые докажут связь подсудимых с преступлением. Мы с Джо Боллиро смогли изучить показания, дававшиеся большому жюри, но в соответствии с увечным федеральным законом, известным как «статья 3500», не смогли познакомиться с показаниями свидетелей, данными сразу после преступления. Нам не разрешалось увидеть их до тех пор, пока не будет закончен прямой допрос и начнется перекрестный.

Мы с Джо Боллиро чувствовали, что наша победа или поражение будут во многом зависеть от перекрестного допроса свидетелей обвинения. И у Келли, и у Пэт Диафарио алиби было самое неопределенное — Келли в тот вечер ходил с женой в кино в Бостоне, а Пэт смотрела дома телевизор. Если мы не сумеем уличить каждого свидетеля в явном противоречии, нам придется туго.

Первым свидетелем обвинения был Патрик Шена, шофер ограбленного фургона. Во время прямого допроса мы с Джо внимательно слушали его описание человека, который оставался с ними в кузове, а также в какое точно время Шена освободился от веревок и выбрался из фургона.

— Мистер Шена, — спросил я во время перекрестного допроса, — говорили ли вы капитану Маккарти из полицейского управления штата Массачусетс всего через шесть дней после ограбления, что не сможете узнать грабителя по кличке Тони, даже если увидите его еще раз?

Я показал ему стенограмму того допроса. Хороший свидетель сразу бы ответил «да», плохой — «нет». Шена сказал «не помню».

— Говорили ли вы следователям, сразу после ограбления, что Тони, человек в полицейской форме, все время находился в кузове с вами и с Барретом?

— Да, — ответил Шена.

Мы знали, что по пути в Хианнис, когда ехали за деньгами, они ненадолго останавливались у его друзей, живших по дороге.

— Вы сказали почтовым инспекторам, что проехали из Бостона прямо в Хианнис? — спросил я.

— Да, сэр.

— Но ведь это не так?

— Нет, сэр.

— Почему вы под присягой солгали инспекторам?

— Я боялся потерять работу.

Шена сказал большому жюри, что выбрался из грузовика на дорогу № 128 в 21.35. Теперь он утверждал, что между 21.35 и 21.45.

До перерыва на обед обвинение представило всего одного свидетеля. Сам того не зная, он изрядно подорвал усилия четырех других свидетелей связать подсудимых с совершенным преступлением.

Первым свидетелем после обеденного перерыва выступил почтовый охранник Уильям Баррет. Его показания полностью совпадали с показаниями Шены. Он сказал, что, после того как «полицейский» заставил их пересесть в кузов, больше его не видел. Но выходя из кабины, взглянул на часы — было 17.35.

Маркхэм спросил, может ли он сказать, кто был человек, переодетый полицейским. Охранник указал на Джека Келли и добавил, что впервые понял это, увидев Келли в Уотертауне в июле 1964 года — почти через два года после ограбления.

Маркхэм передал нам показания Баррета, данные еще до суда, и сел на свое место. Я не мог внимательно изучить их, но попросил несколько минут — хотя бы бегло просмотреть. Показания Шены подсказали, где искать то, что нужно. Еще не закончив чтения, я начал перекрестный допрос.

Прежде всего я установил, что на следующий день после ограбления и через пять дней Баррет не рассказал властям об остановке, которую они с Шеной сделали по пути в Хианнис.

— Давая под присягой заведомо ложные показания, вы знали о том, что это — уголовное преступление?

Маркхэм возмущенно вскочил и заявил, что, является эта ложь уголовным преступлением или нет, к делу не относится. Судья Вызански строго взглянул поверх очков на Маркхэма и на свидетеля.

— Одно дело, если при даче ложных показаний человек знает, что совершает преступление, другое дело, если он считает, что просто соврал ради друга.

Баррет заявил, что не знал о том, что это преступление. Они с Шеной договорились выгораживать друг друга, чтобы не потерять работу — они и до сих пор работали там же.

— Сообщали ли вы тем, кто вас допрашивал, еще какие-либо ложные сведения?

Баррет поклялся, что не сообщал. Я показал два места в его первоначальных показаниях, где он утверждал, что пока они ехали, Тони все время находился у задней двери. Баррет подтвердил, что говорил это. Шена сообщил, что Тони говорил с нью-йоркским акцентом, то есть с таким, как у сержанта Билко, персонажа телесериала, которого на протяжении нескольких лет играл комедийный актер Фил Сильверс. Теперь Баррет заявил, что его первоначальные показания о местонахождении Тони основывались на том, что он слышал рядом голос, «как у Билко», чувствовал упершееся в бок дуло и так далее. Глаза у него были все время крепко зажмурены.

Я спросил у Баррета, когда именно и почему он решил изменить свои показания о том, где находился Тони во время поездки? Он замялся и наконец вспомнил, что в 1964 году один почтовый инспектор сказал ему, что он не может быть уверенным в том, где находился «полицейский». И Баррет согласился.

Вот классический пример того, что всегда приводит меня в бешенство. На первом этапе расследования преступления следствию требуется подробный, точный рассказ о случившемся. В это время еще нет обвиняемого, память свидетелей свежа, следовательно, именно эти показания и являются наиболее правдивым описанием преступления. Но когда подозреваемый определен и собираются доказательства для суда, в показаниях свидетелей часто обнаруживаются несоответствия, которые могут помешать обвинению. В подобных случаях следствие нередко толкает свидетелей изменить показания, чтобы подогнать их под свою версию. Один из способов сделать это — «подсказать» возможные ошибки. Другой — уверить свидетеля, что следствие располагает «независимыми данными», которые поддерживают его показания в таких сомнительных вопросах, как опознание обвиняемых. Свидетелю внушают, что, изменяя свои показания, он помогает правосудию. Некоторые представители правоохранительных органов считают, что без подобных методов не обойтись при получении доказательства вины. Однако именно из-за таких лжесвидетельств за решетку попало Бог знает сколько невиновных людей.

В данном случае, когда речь шла об опознании Барретом Келли, мой перекрестный допрос основывался на предположении, что Баррет не мог узнать ни одного из грабителей. Плимутское ограбление — явно работа профессионалов, а те не демонстрируют свои лица в тех случаях, когда оставляют живых свидетелей.

Я набросал цепочку обстоятельств, приведших к опознанию Келли Барретом. Вначале Баррет описывал «полицейского» смуглым, черноволосым, с глазами навыкате (цвет он не разглядел). Он не разглядел его как следует и вряд ли узнал бы, если бы еще раз увидел. Баррет не упомянул самую примечательную черту внешности Келли — крупный орлиный нос, хотя помогал двум художникам рисовать портреты и считал, что они хорошо передают сходство, разве что глаза недостаточно выпуклые.

Через месяц после ограбления ему показывали фотографии нескольких подозреваемых, в том числе и Джона Джека Келли. Баррет его не опознал. Еще через пять месяцев, когда случилась история с Билли А. и фотографии Келли были помещены во всех газетах и демонстрировались по телевидению, Баррет его тоже не узнал.

В апреле 1963 года он увидел фотографию Келли в «Сатердей ивнинг ревью», где был опубликован материал об ограблении, но снова не узнал.

В октябре 1963 года Баррета привели в суд, где Келли присутствовал в качестве обвиняемого. Освещение было хорошее, Баррет видел Келли и в коридоре, и в комнате ожидания, но не смог опознать с уверенностью. Было сходство, но были и различия. Спустя еще восемь месяцев, в июне 1964 года, его привезли в ресторанчик в Уотертауне, Келли вошел в солнцезащитных очках. Вот тут-то, уверял Баррет, он и опознал его.

Я спросил Баррета, напоминают ли глаза Келли выпуклые глаза человека по имени Тони. Он ответил, что нет, не напоминают. Ввиду всех этих несоответствий я попросил Баррета объяснить, на чем же основано его опознание.

— У меня в голове есть что-то такое, — ответил он, — чего я не могу объяснить.

— Нам нужно из вашей головы переместить это «что-то» в головы присяжных. Не поможете ли вы нам?

Баррет покачал головой.

— Нет, не могу.

Когда он кончил давать показания, судья Вызански объявил перерыв, и мы отправились покурить и выпить кофе. Эдди Корсетти из «Рекорд америкен» находился среди журналистов, освещавших процесс.

— Пока мы выслушали двух очень удачных свидетелей защиты, — сказал он, — когда же появятся свидетели обвинения?