Веселые моменты
Веселые моменты
Отличительной особенностью стоявшей у дороги блондинки, заявил Герберт Перри, был ее пышный бюст. Уж такую-то деталь он не мог не заметить.
Перри был одним из свидетелей, нарушивших монотонность показаний свидетелей обвинения, большинство из которых следовало примеру Баррета. Почти все они объявились в течение 48 часов после ограбления. Впоследствии они видели лица Келли и Ричардса в газетах и по телевидению, но никак не прореагировали. К опознанию подтолкнули почтовые инспектора — кого через год после ограбления, а кого и через три.
Правда, несколько свидетелей проявили какую-то индивидуальность. Среди них был и капитан Перри, сообщивший, что является опытным летчиком и инструктором полетов Северо-восточных авиалиний. Примерно за полчаса до ограбления Перри ехал по шоссе № 3 к международному аэропорту Логан. Через полмили после пересечения с Кларк-роуд он увидел справа на обочине две машины. Проезжая мимо, он заметил блондинку, разговаривавшую с полицейским. Та женщина, утверждал он, была Пэт Диафарио.
Следователи, первыми допрашивавшие Перри, решили, что это была какая-то автомобилистка, беседующая с настоящим полицейским. Но время внесло свои коррективы в точку зрения следствия. В январе 1965 года Перри показали несколько кинопленок с изображением Пэт Диафарио, но опознать ее он не смог. Это не обескуражило почтовиков. В августе 1965 года Перри отвезли в мотель, где отдыхали Диафарио. Понаблюдав за плавающей в бассейне Пэт, он согласился, что там, на дороге, была она.
Два самых, на наш взгляд, важных момента в показаниях Перри были:
1) проезжая мимо, он видел эту женщину всего 1–2 секунды;
2) он заявил инспекторам, что у нее была большая грудь.
Во время перекрестного допроса Джо Боллиро оказался на высоте. Пэт Диафарио очень привлекательная женщина, но грудь ее не потрясает своими размерами. Когда эту грудь предъявили Перри в зале суда, он сказал, что, возможно, блузка сшита так, чтобы скрадывала грудь. Тогда мы попросили Пэт выйти из зала, снять бюстгальтер и надеть свитер. Затем предложили Перри взглянуть еще раз.
Капитан был вынужден признать истину: тогда, в 1962 году, он видел не такую грудь, как у Пэт. Чем, в таком случае, он объясняет это несоответствие? Герберт Перри замялся.
— У нее могло быть там что-то подложено, — предположил он.
Когда капитан покинул свидетельское место, обвинение вызвало добродушного техасца по имени Роджер Дейли, одного из почтовых инспекторов, занимавшихся расследованием. Дейли предъявил суду кинопленки, которые показывали Перри для опознания Пэт. Он впервые занимался и расследованием вооруженного ограбления, и съемкой кинофильмов. Во время прямого допроса его показания были очень осторожны; но при перекрестном допросе Джо быстро установил, что инспектору Дейли было поручено следить за Пэт с сентября 1965 года до апреля 1966 года.
— Заметили ли вы в ней в это время что-нибудь необычное? — спросил он.
— Нет, — улыбаясь ответил Дейли.
Джо повернулся к присяжным и удивленно вскинул брови.
— Вы ведь видели ее в сентябре?
Дейли, по-прежнему улыбаясь, кивнул.
— А когда увидели ее в октябре, вы заметили какую-нибудь разницу?
Джо выпятил живот и положил на него руку.
— Нет, — ответил Дейли, — не заметил.
— А в декабре?
— Пожалуй, нет.
— Ну, а в январе, феврале, марте?
Джо сцепил руки и вытянул их перед собой. Дейли начал нервничать. Он сказал, что потерял «след» в апреле. Когда ее нашел другой инспектор, Пэт была в роддоме. Дейли так и не заметил, что она была беременна.
Еще один свидетель обвинения, Уильям Фицджеральд, следователь Комиссии гражданской службы США, заявил, что обогнал почтовый фургон уже после нападения грабителей. Проезжая мимо фургона, он взглянул на водителя. Показания Фицджеральда при прямом допросе сводились в основном к описанию внешности водителя. Когда он затруднялся с ответом, судья Вызански старался помочь. Фицджеральд сказал, что самой заметной чертой внешности человека, сидевшего за рулем, был большой нос, и судья попросил подробнее описать его. Не получив определенного ответа, Вызански предложил нарисовать нос на школьной доске. Фицджеральд попытался, но художник он был неважный. В конце концов судья предложил ему подыскать похожий нос в зале суда.
Фицджеральд скользнул взглядом по лицам нескольких присутствующих, включая Келли, и наконец нашел то, что искал.
— Мистер Маркхэм, — сказал он, — тот нос был похож на нос мистера Маркхэма!
Вскоре после этого, когда судебное заседание было закончено, я заметил, как Фицджеральд что-то написал на клочке бумаги и сунул его в карман.
На следующее утро снова продолжался прямой допрос. Несмотря на то что он сам работал следователем, Фицджеральд не обратился в полицию сразу же после ограбления. Только через несколько дней, оказавшись в лифте вместе с почтовым инспектором, он назвал себя и заявил, что был свидетелем Плимутского почтового ограбления. Ему сказали, что вызовут.
Прошло почти два года. В июне 1964 года он оказался в конторе инспекторской почтовой службы и снова упомянул, что отчасти был свидетелем ограбления. Вскоре после этого он опознал Келли как водителя фургона.
Теперь, когда он указал на Джека, и заявил: «Вот человек, которого я видел за рулем!», я просто с трудом мог дождаться начала перекрестного допроса.
Первым делом я поинтересовался, почему он сразу не сообщил полиции о том, что видел. Он ответил, что был слишком занят расследованием, которое проводил в то время.
— Не могли бы вы сообщить присяжным, — вежливо осведомился я, — что это было за дело, если оно оказалось для вас более важным, чем крупнейшее ограбление в истории США?
Фицджеральд ответил, что собирал сведения о женщине, хотевшей вступить в Корпус Мира.
После этого я спросил, делал ли он накануне какие-либо заметки. Фицджеральд кивнул.
— Покажите мне их, пожалуйста.
Фицджеральд вытащил из кармана клочок бумаги, взглянул на него и хотел было сунуть обратно.
— Я порвал вчерашние заметки, — сказал он. — Это я писал вчера вечером.
Я проворно выхватил у него из рук записку.
— Я смотрю, вы здесь написали имена и даты рождения своих дочерей. Так?
Он кивнул.
— Насколько я понимаю, вчера вечером, дома, вы готовились к перекрестному допросу, который, как вы полагали, я собираюсь вам устроить.
— Я знал, что устроите.
— И вы почувствовали, что я могу попытаться продемонстрировать вашу плохую память?
— Да, — подтвердил он, — такая мысль приходила мне в голову.
В публике послышались смешки.
— Вот тут дальше написано: «Всегда говори: насколько я помню». Это вы писали?
— Да, но это потому, что вчера судья уж очень на меня давил и я говорил такое, чего совсем не собирался говорить.
— Понимаю. Значит, на вас «давили». И в таком случае вы всегда ведете записи?
— Да, — радостно подтвердил он, — я считаю, что всегда лучше записать.
— Вот именно. В конце перекрестного допроса я спрошу у вас, по-прежнему ли вы придерживаетесь этого мнения.
Фицджеральд внимательно посмотрел на листок бумаги, потом на меня.
— Я уже сейчас об этом жалею, — сказал он.
Этот человек мне положительно нравился. Я сказал, обращаясь к прокурору:
— Мистер Маркхэм, прежде чем я задам следующий вопрос, не могли бы вы пройти сюда и встать прямо перед свидетелем?
Пол согласился, и я продолжал:
— Теперь я попросил бы инспектора Лютера Файнерфрока подойти и встать рядом с мистером Маркхэмом.
Почтовый инспектор Файнерфрок подошел. Это был высокий, худой, рыжеволосый мужчина с крупным носом.
— Итак, мистер Фицджеральд, — продолжал я, — мне помнится, что вчера, когда судья Вызански попросил вас найти в зале суда нос, похожий на тот, который вы видели в день ограбления, вы показали на мистера Маркхэма. Правильно?
Фицджеральд подтвердил.
— А не вы ли, — я повысил голос, — не вы ли написали вчера, на этом самом листочке, следующее: «Поменять на нос Лютера»?
В обычной ситуации судья Вызански никогда бы не допустил такого взрыва веселья, какой начался в зале суда. Но ситуация была необычной. Судья Вызански сам едва сдерживал смех.
Мне сдержаться не удалось.