Самолет

Как мы отмечали, менеджерская команда постаралась учесть пожелания и предпочтения различных национальных и этнических групп — потенциальных гостей казино. Важную роль занимало сотрудничество с нашими приграничными соседями — представителями китайской диаспоры. Раньше многие пытались организовать игорные заведения специально под них, зная их национальную любовь к игре, но потерпели фиаско. Вопрос: почему?

На самом деле с китайцами не все так просто. Об этом следует знать и помнить тем бизнесменам, которые сейчас начали активные действия в Приморском крае, направленные на развитие игорных зон и рассматривающих наших соседей в качестве основной целевой аудитории. В Москве специально под них готовились проекты: казино «Макао» располагалось в самом центре «китайской вотчины» — на Черкизовском рынке (и назвали его так специально для них), а казино «Афины» — невдалеке, рядом с метро «Преображенская площадь».

Ни одному из этих казино не удалось выжить, редкие гости, приходящие к ним, не могли компенсировать отсутствие китайцев. А те — игнорировали оба места, даже несмотря на расположение фактически у себя под носом. В чем же причина, почему, даже оборудовав зал под любимое китайское развлечение пунто-банко, эти заведения не вызвали у них интереса? Вызвали, еще как вызвали! Но…

Китайские диаспоры во всем мире устроены по строго иерархическому принципу. В каждой из них есть глава, определяющий внутреннюю и внешнюю политику. От его решений зависит многое, в том числе — разрешит ли он членам общины играть в том или ином месте. На наш просвещенный взгляд это кажется анахронизмом, пережитком прошлого. Мы привыкли к тому, что каждый волен самостоятельно определять свою судьбу и вправе решать, чем следует заниматься. У наших же соседей все несколько иначе: соблюдение строгих принципов общины позволяет не только выжить в чужом государстве, но и сохранить свою национальную самобытность и культуру; за счет трудолюбия и соблюдения принципов иерархии постараться преумножить как свое, так и общинное благосостояние. Решение о возможности участия диаспоры в увеселительных мероприятиях, в том числе игре в казино, принимают ее вожди. Остальным же приходится повиноваться и не сметь ослушаться, ведь у стен есть глаза и уши. Поэтому, если по каким бы то ни было причинам руководящей верхушке не нравится либо место, либо люди, его открывшие, то, как бы ни хотелось, никто из китайцев ходить играть туда не будет. Ошибка учредителей казино под китайцев заключалась в отсутствии контакта с руководством диаспоры, элементарном незнании менталитета людей, которых они избрали своей целевой аудиторией. А проштрафившихся (решивших втайне поиграть) наказывали, и очень серьезно, так, чтобы у других соблазна уже не возникало.

При этом любовь к игре у китайцев в крови. Если они получили добро, от желающих разыграть копеечку отбоя не будет. Следует отметить, что, принимая решение о создании казино под китайцев, его владельцам сразу придется столкнуться с определенными трудностями и проблемами. Главная из которых заключается в их фантастической неряшливости и неаккуратности. Быстро адаптировавшись к правилам казино, китайцы начинают чувствовать себя в нем как дома: они могут прийти в той же робе, в которой разгружали машину с товаром или железнодорожный вагон, пропахнув потом насквозь. При этом на ногах у них будут дорогие туфли, и придраться к запрещенной форме обуви при входе будет невозможно. Но запах! Немытыми и жирными руками они могут одновременно брать карты, фишки и бутерброды, ковыряясь в носу или в заднице. Столовые приборы для них не представляют никакого интереса! Мнение других гостей о своем поведении им абсолютно безразлично, вследствие чего возникает конфликт интересов, и, не видя защиты со стороны руководства заведения, люди других национальностей уходят в поисках более спокойного места и более чистоплотных соседей по столу.

С другой стороны, у менеджмента игорных заведений с китайцами не возникает серьезных конфликтных ситуаций. Друг Аркадия Алексей, несколько лет уже работающий в Камеруне в казино под китайцев, рассказал, что при возникновении конфликта они себя ведут точь-в-точь как и другие национальности, «впрягаясь» за провинившегося друга. С одной лишь разницей, что, когда выводишь китайца за неподобающее поведение, вместе с ним выходит и вся толпа родственников и соплеменников, пытаясь уговорить менеджера не наказывать слишком сильно их товарища. Так же поступают и представители других диаспор: армянской, грузинской, чеченской. Только вот восприятие менеджера, стоящего в окружении разношерстной толпы китайцев и, например, чеченцев, абсолютно разное. Окружив тебя, китайцы пытаются умаслить и не принимать поспешное, на их взгляд, решение об отстранении их друга от игры. А ты, как Гулливер в стране лилипутов, объясняешь им «политику партии», а в случае надобности можешь наглядным образом продемонстрировать мощь своего оружия, взяв за шкирман и собственноручно выкинув на улицу их зарвавшегося товарища прямо у всех на глазах. В случае с чеченцами или грузинами все обстоит по-другому. Ты, как заложник, стоишь в окружении абреков и гадаешь, с какой стороны тебе сейчас прилетит. Осознание того, что это случится, не покидает ни на минуту: тебе же пока еще объясняют всю ошибочность принимаемых решений, с перечислением всех последствий, грозящих твоему рту, заднему проходу и всей тушке в целом, которые непременно случатся, можешь не сомневаться, если ты прям здесь и сейчас не одумаешься. И даже близость охраны тебя не греет и не дает уверенности в том, что завтрашний день для тебя наступит. Проявив волю и силу духа, по дороге домой ты начинаешь непроизвольно оглядываться, тогда как публично выпоров китайца, ты завоевываешь уважение всех его многочисленных соплеменников, и тебя уподобляют чуть ли не богу, а всесильному белому человеку — уж наверняка.

Руководители «Старого Света» знали эту национальную китайскую особенность. Договорившись с вождями общины, пригласили их в гости, а те — не преминули воспользоваться приглашением. Осмотревшись вокруг, поняли, что в таком великолепном месте следует играть не всем членам общины, а лишь «элите». Поэтому в «Старый Свет» приходили исключительно богатые и респектабельные китайцы. Манерами они мало отличались от других членов общины: это я про бутерброды и ковыряние в носу. Зато деньги разыгрывали серьезные. Но при этом позволяли себе на ломаном русском языке матерно ругаться в адрес обыгрывающих их крупье. Со стороны это выглядит очень весело: коверкая русскую речь, китаец пытается произнести трудновыговариваемое ругательство. Это у него не всегда получается, и всемирно известные слова приобретают смешной китайский оттенок. Наблюдающий со стороны человек даже не сразу и поймет, что китаец ругается.

Про особенности русской речи в устах одного богатого и очень влиятельного китайца в этом рассказе и пойдет речь. Ван Цзяньбо в силу своего положения обладал открытой кредитной линией в 30 000 условных единиц. В отличие от своих соплеменников, он отдавал предпочтение игре в покер. Всегда одетый с иголочки, в белой рубашке и дорогом костюме, он не вытирал руки об одежду или игровой стол, от него всегда пахло дорогим парфюмом. По-русски он говорил плохо, даже ругаться толком не умел. Его встречали как дорогого гостя, и сам генеральный менеджер заключал его в объятия, покрывая поцелуями. Наверняка тому имелась своя причина: история их знакомства начинала отсчет со времен казино под глобусом на Новом Арбате.

Жизнь Ван Цзяньбо во время, не связанное с руководством общиной, проходила по маршруту Большой Путинковский переулок — Новый Арбат. Путешествуя по игровой Москве, он совмещал полезное с приятным: получал удовольствие от игры и высматривал своих соотечественников, увлекающихся игрой.

В соответствии с его рангом ему оказывались и почести: человек, разрешивший своим собратьям приходить и играть в «Старый Свет», заслуживал множество преференций. Одной из них был заказ и оплата такси для поездок гостя, как для приезда, так и для убытия. Обычно знатные и богатые китайцы всегда таскают за собой своих секретарей, обладающих знанием языка страны местопребывания, но Ван Цзяньбо, то ли в силу сравнительно юного возраста (на момент описываемых событий ему было не больше сорока лет), то ли уверовав в свои лингвистические способности, отказался от затеи всюду водить за собой группу сопровождения: мало ли куда его могут пригласить русские друзья-затейники.

Однажды его время пребывания в казино было сильно лимитировано: он заехал поиграть, перед тем как отправиться на историческую родину в Поднебесную. С помощью языка жестов и своих глубоких познаний великого и могучего он попросил у менеджера заказать машину, которая отвезет его в аэропорт. В указанный час подъехало такси, водитель которого уже неоднократно возил китайца на Арбат. Спустившись в машину и произнеся название пункта назначения, китаец расслабился на заднем сиденье и задремал.

Когда он очнулся, разбуженный водителем, то вместо шума самолетов и суеты прилетающих и улетающих граждан он с недоумением увидел перед собой знакомые очертания центральной московской улицы. Его изумлению не было предела! Как так? Он же четко по-русски сказал «Аэропорт», — как думал он. У водителя же было свое видение: он готов был побожиться, что конечным пунктом назначения был назван «Арбат», поэтому и маршрут занял столь недолгое время и не вызвал сомнения, в силу его постоянного использования.

Пока на языке мимики и жестов они друг с другом выясняли, кто прав, кто виноват, время шло. Договорившись с горем пополам, они не едут, а просто летят в аэропорт с единственной целью — успеть. По совокупности событий того дня и в силу благополучного разрешения ситуации за Ван Цзянбо закрепилось прозвище Самолет. Но даже эта ситуация не сподобила китайца к более серьезному изучению русского языка.