3 мая 1993 года

Юрочка, дорогой мой!

3/V-93

Сегодня пришло твое письмо, дату которого установить трудно: в письме ее нет, а на конверте такая разлапистая печать, что не разобрать. Кажется, что письмо от 26 апреля. Тогда оно пришло очень быстро. Ты в больнице и успокаиваешь меня, как всегда, пишешь, что обследование и ничего серьезного. О Господи! Правда ли это?.. и что означает «то одно, то другое»? – нет ответа и не будет, я думаю, ведь ты не понимаешь, что мне было бы во сто раз легче, если бы я знала подробности всего, что с тобою. Ну, так тому и быть, будь по-твоему. Я только буду молиться, чтобы все было хоть относительно благополучно и то легкомысленное, что было тобою сказано в конце письма: «мы еще должны с тобою повидаться в этой жизни», – каким-то образом осуществилось. Будем жить и веровать.

А здесь «снова, как прежде, весна». Вернее, деревья еще только распускают листья, но уже лето по температуре воздуха, по пенью птиц, по расцветшим цветам вокруг. Марина «дорабатывает», хотя, кажется, ей дадут доработать еще и июнь для каких-то интенсивных курсов. А потом неизвестно, что будет, но ее курсов точно не будет. Поглядим. <…> Приезжал Федя на два дня, замкнут, неразговорчив, огорчает этим Марину. Не меня – я это все принимаю и не делаю истории из его закрытости: время пришло. Он еще не решил, ехать ли в Сорбонну. По делу выйдет мало что, только удовольствия, а денег бездна, так что… <…> А вот Марина в августе хочет ехать в Москву, сердце ее рвется к Юре. Подумай, в ноябре будет уже 4 года как она не видела ребенка, тяжело на самом деле. Ей привез один бывший дипломат его фотографии, которые он сам сделал (дипломат, то есть). Юра выше ростом, чем Марина, а выражение лица все то же: сразу видно, какой он нервный.

Сейчас Марина подыскивает себе попутчика, потому что немыслимо появиться там одной, даже простые телефонные контакты с Андреем совершенно невозможны, ни для ее подруг, ни для когото еще. Да и будет ли Юра в Москве? Если же предупредить Андрея, так он его специально отошлет. <…> Мне радостно помогать Феде. С первых дней в Канаде, со своих 13 лет, он не переставал работать и помогать тем самым Марине, а сейчас практически сам платит за учебу в университете. Характер же у него отцовский, но он, я надеюсь, никогда не будет алкоголиком и очень хорошо уже знает, что только трудом и усилиями здесь можно добиться успеха. Конечно, он мечтает о теоретической математике. <…> Федька ужасно гуманитарно не развит, некогда, все некогда, только любит настоящую музыку, и это уже на всю жизнь.

Я очень люблю свой новый дом, и, хотя окружение здесь не то, которого бы хотелось, но это чепуха по сравнению со всем остальным. Получил ли ты мою фотографию? Наверное, там ничего не увидеть, но уверяю тебя, что я сейчас много лучше, чем по приезде в Канаду. Поэтому, Юрочка, у меня есть силы на встречу с тобой, когда и как ты захочешь и сможешь – я всегда готова. Господи, как я хочу, чтобы все завершилось у тебя благополучно, чтобы ты мог еще жить, еще работать, еще все помнить и всех. Будь здоров, мой дорогой, будь здоров, будь здоров. Поклоны от Марины. Она, конечно, надеется повидать тебя, если поедет, <…> но уж позвонит во всяком случае, конечно, и уж ей ты скажешь все, что захочешь мне передать. Обнимаю тебя, нежно обнимаю.

Всегда твоя

Фрина

P.S. Я отсылаю тебе эстонскую марку, оказавшуюся непроштемпелеванной. При нашей нищете – не стыдно. Ведь марки дороги…