1 октября 1993 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дорогой друг!

Очень мы беспокоимся о тебе. Звоним в Тарту вместе с Мариной и порознь в самое разное время. Но ни твой телефон, по которому я прежде разговаривала с Сашей или Машей, ни телефон Каи, увы, не отвечают[561].

Знаю и чувствую, какое тяжелое время для тебя сейчас, как долго ты в больнице и как это мучает тебя. Юрочка, потерпи, мой друг, должно, должно стать легче, как обещают тебе врачи. А силы потом, когда пройдет послеоперационное время, понемногу восстановятся. Только бы твое бедное сердце тебя не подвело, вот о чем молюсь днем и ночью. А еще ночью «пишу» я тебе бесконечные письма: письма-воспоминания, письма с мыслями о Канаде и ее людях, письма о себе в Канаде, о канадской осени… Только вот послать тебе все это невозможно, поэтому я посылаю тебе только это письмо с канадским осенним кленовым листочком.

А вспоминаю я весну 73 года, когда ты читал лекции в Пединституте в Москве и мы возвращались по Пироговский улице, а на <нрзб.>-ных появились только первые листья. Один из них ты сорвал мне на память. Он, высохший, и сейчас, в Канаде, напоминает мне об этом. И часто-часто я вижу тебя сбегающим вниз по лестнице в Библиотеке Ленина… Теперь в русской ньюйоркской газете «Новое русское слово» (ужасная газета, желтая, напитанная ненавистью к России) я читаю, сколько и как она (библиотека) разворовывается: крадут инкунабулы, крадут рукописи. То же в Публичной, разворовали недавно бесценный фонд древнееврейских рукописей, и знают кто, и знают, как, – а рукописи уже появляются в Иерусалиме и Нью-Йорке. Хороши нравы, хороши же и «научные» сотрудники библиотек.

А я, мой дорогой, осенью как-то особенно тоскую по России. Я люблю ее всем моим бедным и одиноким сердцем, и невыносимо тяжко знать, как живется там людям. Друзья пишут совсем редко: дорого слать письма.

Марина работает, что называется, изо всех сил. Здесь иначе нельзя: или много работы, или нет ее вовсе. Очевидно, что такая работа, т. е. в таком объеме, ей не по силам, но до конца декабря надо выдержать. О Феде самые радостные известия: он работает в очень серьезной компьютерной фирме; задачи, ему данные, трудны и интересны; собирается работать там год, а потом, накопив денег, поехать на год в Сорбонну к тамошним математикам, подучить язык, который у него есть, но не очень хорош.

Меж тем, начались разнообразные мои занятия в университете, что дает мне полную занятость и, иногда, удовольствие. Странную радость испытала я вчера, впервые познакомившись с работой на компьютере. Дело в том, что так учат здесь писать грамотно по-английски. Очень интересно и, действительно, слова, в которых я допустила ошибки, после анализа каким-то образом запоминаются навсегда. Я их просто ясно вижу мысленно, но только уже правильно написанными. Регулярные же занятия английским пока еще не начались. Я чувствую себя нормально, много хожу, как всегда, только читаю мало – берегу глаза.

Юрочка, дорогой, обнимаю тебя, держись, держись, потерпи еще, я верю, что будет легче.

Твоя Фрина