24 января 1991 года

24.1.91

Дорогой мой друг, здравствуй!

Через три дня – 27 января, 23 года назад[412] в этот день в Москве была метель, как было прекрасно и весело! А сейчас здесь ясный солнечный день, мороз; здесь зимой вообще много солнца. В деревьях, средь голых ветвей, поют неведомые мне черные птички, похожие по шуму и веселости на наших воробьев. По улицам шныряют белки, смело перебегая дорогу, а машины притормаживают. Но все-таки зима здесь какая-то странная: день ясно и морозит, назавтра теплеет и дождь, смывающий снег до зеленой (!) травы у всех монреальских домов. Маленькие сосенки и юные елки перед домами бережно укрыты мешковиной, потому что после дождя может сразу же ударить мороз, что и случается регулярно. Весь Монреаль двухэтажный. Высоких зданий вообще мало, а небоскребы-офисы, которые нарисованы на всех открытках, – только в центре города, на улице Сен-Катрин.

Вчера, когда я гуляла в маленьком парке, недалеко от нашего дома, мне встретился полицейский, который улыбнулся и пожелал мне счастливого нового года. Не правда ли, как это странно для нас? Люди здесь вообще много улыбаются, терпеливо стараются понять мой «английский». Я же так осмелела, что отваживаюсь говорить на нем даже по телефону, что особенно трудно. Юмор здесь странный. Вот пример. По почте приходит много всяких рекламных бумаг. Одна из них рекламирует рубрику журнала, типа нашего «Здоровья», следующим образом.

«Бессоница. Если вы выпили теплого молока, пересчитали всех овец, почитали Пруста, а уснуть все равно не можете, то… обращайтесь в клинику, где лечат бессонницу. О ней – в нашем журнале». Пруста я не читаю, а вот «Войну и мир» перечитываю с радостью и наслаждением. Вот уж, кажется, знаешь наизусть целые страницы, все равно ясность и гармония вечного творения Толстого помогает жить в этой ужасно одинокой жизни. Вообще одиночество – главный мотив здесь, но я не буду об этом: долгий разговор. В часы бессонницы я пишу тебе бесконечные письма, говорю с тобой обо всем, как прежде, молю Бога о твоем здоровье и благополучии, особенно сейчас, когда у вас так тревожно. Да поможет Господь вынести тебе твою непосильную ношу. <…>

Пока дойдет это письмо, пройдет месяц – твой день рождения, родной Юрочка. Если бы тебе удалось провести его без горя и забот!

Знаешь, мне пишут все мои подруги из Ленинграда: и Миночка, и Леля, и Вера. Все они шлют тебе свои приветы, через меня, и добрые пожелания. Их письма мне очень важны. Даже от Жени[413] я получила два письма. В последнем она с восторгом отзывается о твоей статье – полемике с Лихачевым о языке, сообщает мне, что твои передачи по эстонскому ТВ продолжаются и что ты выглядишь неплохо.

Сейчас здесь у всех на устах (долгие часы ТВ) – одна тема: война с Ираком[414]. Вчера, представь, мы наблюдали дружный протест против войны вообще и в защиту Израиля, в частности. И что это было! Толпы народу, тысячи, и спокойно улыбающаяся полиция, и автобусы на обратный путь, для удобства, подают. Бурлит Квебек и оттого, что повысились цена на 15 % (по остальной Канаде – на 7 %)[415]. Персидский кризис здесь сказывается «регрессией», как они это называют, и удорожанием жизни. Я живу безбедно, полностью за Маринин счет, но в хозяйстве экономлю изо всех сил. Непривычно, ибо дома я со своей 130-рублевой пенсией всегда была богачкой. Но – как-нибудь уляжется. Может быть, и «врасту в новую почву», как ты меня учишь. Думаю, однако, что насчет моих необъятных жизненных сил ты, мягко говоря, ошибаешься. Здоровье, душевное в первую очередь, я как будто оставила на родине. Но я придумала для себя, что здесь не продолжение прежней жизни, и что меня прежней уже нет, а началась совсем новая жизнь совсем новой, достаточно немолодой женщины (сначала написала «старой», а потом передумала, чтобы тебя не огорчать). Эта «другая» ходит в еврейский центр заниматься английским и физкультурой, а главное, чтобы уйти из дому, ибо сидеть весь день с мужем, который ничем не занят, – вот казнь, которую мне приготовила жизнь и которую надо нести, ибо, с одной стороны, невыносимо, а с другой, – его тоже жалко: не виноват же он, что таким родился, таким себя воспитал, такого я выбрала… Да и не тебе жаловаться на это. Марина очень страдает, глядя на меня, – а выхода нет никакого. Разве я прежняя жила бы так?..

Юрочка, когда все так тревожно в мире, надо хотя бы один раз в месяц получать от тебя письмишко, хоть несколько слов: беспокоюсь не только о тебе, но и за Лешу и Мишу. У них дети. Возможно ли для них быть осторожными?

Как живется тебе, дорогой мой друг? Есть ли у тебя нужные лекарства, не забываешь ли их принимать? Расстояния и время делают любой мой вопрос смешным, так что пиши о чем хочешь – всему буду рада, как голосу, как оклику, как живой жизни.

Обнимаю тебя многажды.

Твоя всегда Ф.

Будь здоров, здоров, здоров.

P.S. Марина отправила тебе в прошлом году открытку без адреса (!!)

Посылаю ее, потому что пожелания всё те же и открытка с видом Оксфорда.

Монреаль.

24.1.91