21 мая 1993 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Милая Фрина!

Получил твое письмо от 14 мая. Ты мало пишешь о себе, говоришь, что у тебя все идиллично – и в твоем новом жилье, и в отношениях с Вилем. Но как-то без подробностей, и я боюсь, что ты немножко идеализируешь ситуацию, чтобы не волновать меня. Ты тревожишься о Марине и ее поездке в Россию. Я – тоже. Мне очень бы хотелось ее повидать в случае ее поездки в Россию, но это, к сожалению, видимо, невозможно: люди так привыкли к границе «на замке», что, когда и границы-то нет, готовы повесить замки на первые попавшиеся кусты. А тогда уж и сквозь куст не пройдешь без тысячи формальностей, самых идиотских. А все, что внове, делается особенно усердно. Поэтому от нас в Рио-де-Жанейро проще поехать, чем в Псков. Ну да перемелется – мука будет.

Я пока еще делаю вид, что работаю: мало, плохо, – но кое-как продолжая. Новая беда: мои милые сотрудницы (в частности, та, которая сейчас пишет под мою диктовку)[539], натурально, приходят днем, а мысли как раз ночью (и то через день). Это напоминает ракушки, которые, пока в воде, кажутся ужасно красивыми, а как вытащишь – серые и бесцветные. Точно так же ночные научные мысли – днем почти всегда оказываются ерундой, зато ночные грустные мысли и днем сохраняют свою силу.

Мне очень хотелось бы чем-нибудь помочь Марине. Но просто ума не приложу, что я мог бы для этого сделать. Если какаянибудь идея у тебя возникнет, то прошу тебя не только тотчас же написать мне, но и даю тебе право распоряжаться моим именем. У нас жарко, правда погода неустойчивая. Я очень люблю жару, но сейчас при ней я задыхаюсь. То же самое, когда я пытаюсь быстро ходить: отдавая дань привычке и вкусу, метров 200–300 пройду как можно быстрее, но тотчас мне напоминают, что сроки уже прошли. А сейчас, когда я диктую, где-то играют какую-то современную музыку (я, признаться, в простоте думал, что это движок – совершенно одно и то же), а у меня сердце подстраивается под эти идиотские удары, – неприятно. Ну да это «мелочи жизни», как говаривал мой школьный друг Нёмка, уже довольно давно умерший. А вообще, не будем киснуть; как сказал Твардовский:

Пожили, водочки попили,

Будет уж с нас – за глаза[540].

Ну вот, кажется, все. Пиши.

Сердечно и неизменно твой

Юра

21. V.93.

Тарту.