Революция 1910—1917 гг.

В 1910 г. в Мексике началась вооруженная борьба против дактаторского режима Порфирио Диаса. Вскоре Диас был вынужден оставить свой пост и покинуть страну. На октябрь 1911г. были объявлены выборы президента, вице-президента, губернаторов, членов конгресса, Верховного суда, провинциальных ассамблей. Католическая партия при поддержке церковной иерархии приняла в этих выборах самое активное участие. Вначале она предложила свою поддержку Мадеро, надеясь использовать его популярность в своих целях. Мадеро принял поддержку, однако отказался от навязываемого ему Католической партией кандидата в вице-президенты — бывшего приближенного Диаса Франсиско Леона де ла Барра. Мадеро выдвинул на этот пост стойкого демократа Пино Суареса. Тогда церковники постулировали де ла Барру на пост президента. Этим маневром они пытались подорвать влияние Мадеро и группировавшихся вокруг пего ан-тидиасовских сил.

11 июля 1911 г. американский посол в Мексике Генри Лайн Уилсон сообщал в государственный департамент: «Римско-католическая церковь и партия, носящая ее имя, заняли резко враждебную позицию по отношению к Мадеро и энергично выступают по всей республике, сея недоверие к его намерениям, отвергая его политику и осуждая его слабость и нерешительность, которыми он якобы отличается в руководстве делами» ⁶⁶.

Хотя Мадеро стал президентом (он получил 98% всех поданных голосов), а Пино Суарес — вице-президентом, тем не менее выборы принесли определенный успех и Католической партии. Ей удалось провести в сенат 4 своих представителей и в палату депутатов 75. Конгресс аннулировал мандаты 46 депутатов от Католической партии как бывших сторонников режима Диаса. Больших успехов добилась Католическая партия на выборах в местные органы. Ей достались посты губернаторов семи крупнейших штатов: Керетаро, Халиско, Мехико, Сакатекас, Мичоа-кан, Пуэбла и Чьяпас, а также большинство мест в палатах этих штатов. Выборы превратили Католическую партию во вторую политическую силу страны после сторонников Мадеро. Ее успех объясняется не столько влиянием церкви на избирателей, сколько массивной поддержкой, оказанной ей порфиристами и местными реакционными каудильо, связанными с крупными олигархами-помещиками.

С избранием Мадеро на пост президента и установлением в стране демократических свобод стало быстро расти рабочее движение, хотя оно находилось под влиянием анархо-синдикализма. Появились и быстро набирали силу радикальные крестьянские армии: на севере страны под предводительством Франсиско (Панчо) Вильи, а на юге — Емилиано Сапаты. Для церковников и лидеров Католической партии, как и для олигархии, они представлялись наиболее опасными. Правые требовали от правительства Мадеро их решительного подавления. Этого же требовало и правительство США, считавшее, что демократизация Мексики ставит под угрозу интересы американского капитала, которому оказывал особое покровительство свергнутый диктатор Диас.

Между тем Мадеро и его ближайшее окружение находились в плену неразрешимых противоречий. С одной стороны, они не решались обуздать порфиристов и прочих реакционеров и осуществить коренные социальные преобразования, в первую очередь аграрную реформу и тем самым затронуть интересы латтт-фундистов, чем вызывали острое недовольство крестьянских масс; с другой стороны, они не решались отменить демократические свободы и подавить рабочее и крестьянское радикальное движение, чем вызывали гнев правых и американских империалистов. Такая нерешительность в конечном итоге привела маде-ристов к краху. В апреле 1913 г. порфиристские генералы во главе с Викториано Уэртой, все еще возглавлявшие армию, совершили при поддержке и под руководством Уилсона государственный переворот, Уэрта провозгласил себя президентом страны. В его кабинет вошли ставленшш католиков Леон де ла Барра и другие ультрареакционеры. Новые хозяева Мексики решили утопить в крови демократическое движение. Мадеро, Пино Суарес и их ближайшие сотрудники были убиты «при попытке к бегству». Уэрта попытался силой оружия подавить бойцов Вильи и Сапаты, однако это ему не удалось. Знамя Мадеро поднял на севере страны умеренный либерал Венустиано Карранса. Он возглавил борьбу против Уэрты.

В Мексике началась затяжная гражданская война, в которую активно вмешивались Соединенные Штаты, дважды посылавшие свои войска в страну для подавления народного движения.

Как же отнеслись церковь и католические лидеры к этим событиям? Они решительно встали на сторону Викториано Уэрты. Епископат предоставил ему заем в размере 10 млн. песо⁶⁷. Финансовую помощь узурпатору оказывал лично архиепископ Мора-и-дель-Рио. Лий X послал диктатору телеграмму, поздравляя его с «восстановлением мира в Мексике».

Играя на руку Уэрте, мексиканский епископат опубликовал пастырское послание, в котором осудил принципы социализма, предупредив католиков, что они не вправе им следовать, не впадая в серьезные и грубейшие прегрешения⁶⁸.

Американский историк Эрнест Грюниг справедливо отмечает, что, оказав поддержку режиму Уэрты, церковь посеяла ветер, породивший вскоре против нее бурю⁶⁹. Действительно, став союзником Уэрты, церковники возродили антиклерикализм в стане конституционалистов. Карранса, Вилья, Сапата и другие руководители буржуазно-демократической революции пришли к тому же выводу, что и их предшественники — реформистские вожди XIX в.: чтобы подорвать власть олигархии, следует держать под строгим контролем государства ее союзницу церковь, лишив ее всякого политического и экономического влияния.

Американский исследователь Куирк признает, что католики сделали неверный выбор, поддержав Уэрту, — тем самым они санкционировали его бесчинства и преступления. «В 10-х годах множились церковные осуждения против радикалов. Священники задались целью ле оказывать помощь угнетенным, а нанести поражение социализму. С церковной точки зрения карран-систы, вильиеты и еапатисты в одинаковой етепени заслуживали осуждения. Церковь осуждала все революционные течеппя и в свою очередь подверглась нападкам с их стороны. Только в 20-х годах, когда Альваро Обрегоп обеспечил мир в республике, католики получили новую возможность оправдать себя и свою программу и Социальное действие вновь стало развиваться в Мексике» ⁷⁰.

Из сказанного можно сделать ошибочный вывод, что после захвата Уэртой власти в Мексике якобы был возможен выбор только между ним и социализмом. В действительности же ни одно из названных выше течений конституционалистов не являлось социалистическим и не выдавало себя за таковое. Конституционалисты выступали за буржуазно-демократические, а не за социалистические преобразования. Церковники отождествляли их с социализмом, ибо знали, что это найдет благоприятный отклик среди толстосумов Мексики и правящих кругов США, на поддержку которых они в первую очередь рассчитывали. Называя конституционалистов социалистами, церковники рассчитывали на двойную выгоду: с одной стороны, скомпрометировать идеологию социализма, возлагая на нее ответственность за ошибки конституционалистов, с другой — скомпрометировать последних перед лицом крупной буржуазии и ее американских покровителей.

После падения режима Уэрты церковники сгруппировались вокруг его бывшего союзника — генерала Феликса Диаса, племянника дона Порфирио. Диас предпринял попытку мятежа против Каррансы, потерпел поражение и был вынужден бежать из страны.

11 июня 1915 г. Карранса в качестве главы конституционалистского правительства сделал заявление о политике по отношению к церкви, в котором говорилось: «Конституционные законы Мексики, известные под названием законов Реформы, устанавливающие отделение церкви от государства и обеспечивающие личности право исповедовать религию в согласии с его совестью и не нарушая общественного порядка, будут строго соблюдаться; следовательно, никто не будет подвергаться угрозе жизни, свободе и собственности из-за религиозных верований. Церковные здания будут продолжать оставаться собственностью нации согласно существующим законам, и конституционное правительство будет вновь предоставлять их для религиозпых служб в случае надобности» ^7Х.

Правительство США, вмешиваясь, как оно это делало на протяжении всей истории независимой Мексики, в ее внутренние дела, тенденциозно истолковало это заявление как парушеппе принципа свободы вероисповедания и потребовало от Каррансы изменить свое отношение к церкви. В данном случае правительство Вашингтона заботилось не столько о свободе вероисповеданий, сколько о подрыве влияния правительства Каррансы. Американские католические организации во главе с кардиналом Гиббонсом требовали от президента Вильсона принятия «решительных мер» против Мексики⁷². В печати США широко распространялись «истории ужасов» о положении католиков в зонах, пахо-дшшшхся под контролем конституционалистских армий. Разумеется, что и Карранса, и Вилья, и Сапата в условиях ожесточенной гражданской войны не церемонились с церковниками-уэристами. На них накладывались контрибуции, их брали заложниками, высылали из страны и т. д. Однако «подлинные» рассказы о расстрелах церковников, насилиях над монахинями, об осквернении церквей, которыми пестрели страницы американских газет, на поверку оказывались сплошным вымыслом. Они сочинялись и распространялись с целью дискредитации конституционалистов. Гиббонс возмущался: «Пусть только тронут протестантского миссионера — и наше правительство пошлет канонерку для охраны американских жизней. Теперь же в Мексике многих казнят, а мы бездействуем». С нападками на президента Вильсона за его якобы неспособность оказать мексиканской церкви помощь выступили в конце 1916 г. кандидат в президенты от республиканской партии Чарлз Ивенс Хьюз и бывший президент, автор доктрины «большой дубинки» Теодор Рузвельт. Правительство Вильсона, утверждал Рузвельт, поддерживало «грабежи и профанацию церквей в Мексике и отвратительные и подлые действия по отношению к -служителям культа и монахиням. Чтобы оградить себя от этих нападок, Вильсон распорядился в январе 1915 г. опросить через государственный департамент всех американских консульских работников в Мексике об отношении конституционалистов к духовенству. Все единодушно опровергли россказни о расстрелах священников и изнасиловании монахинь. Категорически опроверг эти выдумки и генеральный викарий Мехико Антонио Паредес, тогда высший церковный чин в столице. Он сообщил только о двух священниках, расстрелянных сапатистами, и об одной церкви, занятой солдатами⁷³, — не густо для Мексики периода гражданской войны, отличавшейся особой жестокостью.

Но и после этих фактов кардинал Гиббонс и другие американские церковники продолжали распространять вымыслы о зверствах, якобы чинимых конституционалистами над служителями церкви.

Нападки ультрареакционеров на президента Вильсона не были обоснованны, ибо в годы революции он дважды посылал войска в Мексику: в апреле 1914 г. для оккупации Веракруса п в марте 1916—-январе 1917 г. для поимки Вильи. И в том л в другом случае американцам не удалось сломить конституционалистов, а именно этого и добивались американские церковные иерархи и лидеры республиканской и демократической партий.

Антимексиканскую кампанию США поддержал папа Бенедикт XV. Вскоре после своего избрания 25 ноября 1914 г. он направил послание архиепископу Сан-Антонио (Техас) Джону С. Шоу, в котором одобрил его враждебное отношение к конституционалистам. Такое же послание папа направил 17 марта 1915 г. главе американского епископата кардиналу Гиббонсу. Бенедикт XV призывал американских церковников -неослабно бороться за то, чтобы в Мексике была восстановлена «христианская свобода» ⁷⁴.

В конце 1916 г. в г. Керетаро собралась учредительное собрание для выработки новой конституции. В нем были представлены умеренные либералы — сторонники Каррансы и так называемые якобинцы — последователи генерала Альвара Обрегона. В феврале 1917 г. учредительное собрание приняло новую конституцию, закреплявшую демократические свободы, провозглашавшую право нации владеть недрами страны и необходимость осуществления аграрных преобразований. Религиозный вопрос был решен в конституции в духе законов Реформы.

Ст. 3 (измененная впоследствии) запрещала духовенству преподавать, содержать или руководить какими-либо учебными заведениями, за исключением духовных. Ст. 5 запрещала монашеские ордены. Ст. 24 подтверждала отделение церкви от государства, гарантировала свободу вероисповедания для всех культов, но запрещала религиозные манифестации (процессии, крестные ходы и т. п.) за пределами церковных зданий. Ст. 27 лишала церковь права владеть недвижимым имуществом и объявляла церковные здания собственностью нации. Она провозглашала: «Религиозные ассоциации, образованные церковью, к какому бы вероисповеданию они ни принадлежали, ни в коем случае не могут получать, владеть, управлять недвижимым имуществом либо капиталом, вложенным в него; имущество, которым они владеют в данный момент прямо или через посредников, переходит в собственность нации, и любой имеет право сообщить властям о такой собственности. Пресумпция будет считаться достаточным основанием для такой денунциации. Здания для отправления культа объявляются собственностью нации, представленной федеральным правительством, которое будет решать, которое из них может быть использовано с указанной целью. Епископальные резиденции, ректораты, семинарии, приюты и школьные здания, принадлежащие церковным учреждениям, монастырям, или любые другие здания, построенные или предназначенные для руководства, пропаганды, преподавания сторонников любого культа, объявляются собственностью нации и будут впредь использоваться исключительно для общественных нужд федерации или штатов согласно их юрисдикции. Все церковные здания, которые будут выстроены в будущем, будут принадлежать нации» ⁷⁵.

Конституция запрещала монашеские — мужские и женские — ордены. Священники лишались права заниматься политической деятельностью, права избирать и быть избранными в законодательные органы республики. Конституция запрещала священни-кам-иностранцам заниматься религиозной пропагандой на территории страны, провозглашала право правительства регистрировать служителей культа и ограничивать их число, запрещала им появляться в публичных местах в церковной одежде, лишала их права наследия, запрещала им публично или частным образом критиковать законы или власти, открывать новые молитвенные дома без разрешения министерства внутренних дел. Каждый молитвенный дом должен был иметь своею уполномоченного, отвечающего за строгое соблюдение законов в указанном помещении и за предметы, используемые в культовых целях. Муниципальные власти обязывались под угрозой штрафа и увольнения регистрировать церковные здания и их хранителей и докладывать министерству внутренних дел через губернаторов штатов любую просьбу о разрешении использовать в культовых целях любое новое молитвенное помещение и также любые перемены в составе их хранителей. Запрещалось: церковным публикациям обсуждать политическую жизнь нации или касаться общественной деятельности государственных или частных лиц; политическим ассоциациям иметь в названиях какие-либо термины, имеющие отношение к религиозной деятельности; проводить политические собрания в местах, предназначенных для религиозных целей; священникам получать в наследство лично или окольным путем любое недвижимое имущество, принадлежащее церковной организации, или другим служителям культа, или частным лицам, если они не являются его родственниками по меньшей мере в четвертом поколении. Эти вопросы не подлежат компетенции суда присяжных.

Принятие конституции вызвало панику в церковных кругах. Почти все епископы бежали в США, где опубликовали резкий протест против нее. По наущению мексиканских иерархов с подобными же протестами выступили епископы других стран Латинской Америки. Осудил новую мексиканскую конституцию и Бенедикт XV. «Одни ее статьи, ?— утверждал папа римский, — игнорируют святые права церкви, в то время как другие открыто противоречат им» ^7б. Папа решительно поддержал протест мексиканских епископов.

С нападками на конституцию, в особенности на статьи, провозглашавшие суверенное право Мексики владеть своими недрами, выступило правительство США. В антимексиканскуго кампанию включилась американская католическая иерархия, а также церковники Западной Европы.

Однако правительство Каррансы, а после него и Обрегона вовсе не думало проводить в жпзнь пи антиклерикальные, ни многие другие прогрессивные по своему содержанию статьи конституции. Они даже не реагировали па нападки мексиканского епископата. И Карранса, и Обрегон пе хотели осложнять отношений ни с церковью, ни с США. И тот и другой стремились консолидировать, нормализовать обстановку в Мексике, медленно приходившей в себя после разрушительной семилетней гражданской войны. Прошло некоторое время, и церковники, оправившись после первоначального испуга, вновь стали развивать свою деятельность.

К концу 1919 г., —отмечает Роберт Куирк, —- положение церкви в Мексике значительно улучшилось. Епископам и большинству свящеппиков было разрешено вернуться в страну, и вновь руководители церкви перешли в наступление, сочиняя пастырские послания против социализма, способствуя изданию книг, памфлетов, защищающих точку зрения церкви на просвещение и социальный вопрос, и организуя и развивая клерикальные светские организации, выступающие за осуществление программы Льва XIII» ⁷⁷.

Вновь была воскрешена Католическия партия. Теперь она выступала под названием Национальной республиканской партии. Лидерами ее стали прежние руководители Католической партии. Церковники открыто призывали к борьбе против правительства. Леопольдо Лара, епископ Такамбаро, писал в те годы: «Многие поверили такой чудовищной нелепости... будто католики в соответствии с указаниями римской курии не должны вмешиваться в вопросы политики. Глупцы!!! Разве католики не являются гражданами и не имеют права и имущества, которые следует защищать? Неужели пам надо выпрашивать и ждать свободы, как подачки, от наших собственных врагов?»⁷⁸. Последователи церкви, пишет Паркс, и после принятия конституции «по-прежнему совершали паломничества, чтобы поклониться святой деве из Гуадулупы, а ее фанатики по-прежнему занимались самобичеванием, прижимали к головам венцы из кактусовых колючек и увешивали себе ноги тяжелыми железными гирями. Вся программа революции была духовенству антипатична. То обстоятельство, что духовенство, по его словам, имело свою программу реформ, не нарушало его союза с привилегированными классами... В 1921 г. (президентом тогда был Альваро Обрегон. — И. Г.) священники начали организовывать профсоюзы, объявив принадлежность к союзу, входящему в КРОМ⁷⁹, смертным грехом. Но церковь ничего пе делала для осуществления своей программы. Фабриканты должны были принимать ее предложения по доброй воле. Рабочим говорили, что повиновение хозяевам и примирение со своей бедностью являются пх религиозным долгом. Ни один католический профсоюз ни разу не объявил ни одной забастовки» ⁸⁰.

Как и в *10-е годы, отмечает Роберт Куирк, церковники не пытались разобраться, что означал социализм в их страпе, они не делали различия между марксистами и реформистами, большевиками и фабиапцами. В этом они педалеко ушли от «Силла-буса». Было только одно отличие от позиции 10-х годов: служители культа теперь считали своим главным врагом большевизм. Орган мексиканского епископата «Ревиста эклесиастика» призывал к борьбе с большевизмом, который, по ее словам, стремился «превратить нашу несчастную страну во вторую Россию» ⁸¹.

Особую активность развивали в этот период организации типа «Католического действия», возглавлявшиеся иезуитом Альфредо Мендесом Мединой, получившим специальную подготовку в Ватикане. Мендес Медина создал в 1920 г. Конфедерацию католических ассоциаций Мексики. В течение последующих пяти лет (1920—1925) под руководством Мендеса Медины в страпе были проведены 14 «социальных» недель, 2 сельскохозяйственных конгресса, 5 общенациональных конгрессов католических организаций (в их числе молодежи, женщин-католичек, католических профсоюзов). О размахе этой деятельности говорят такие данные: Католическая конфедерация труда Мексики, основанная в 1922 г., насчитывала три года спустя несколько десятков тысяч членов, более 300 центров; Организация католических дам — 21G центров и 23 тыс. членов; Ассоциация молодежи — 170 ячеек и 5 тыс. членов⁸². Общее число церквей достигло 12 757, пли на 314 больше ио сравнению с 1910 г.⁸³

Пользуясь безнаказанностью властей, церковники, действовавшие в союзе с олигархами и американскими капиталистами, все больше наглели. 11 января 1923 г. они мобилизовали своих приверженцев на массовую демонстрацию в штате Гуанахуато, где в районе горы Кубилете, географическом центре Мексики, был заложен памятник Христу⁸⁴. В религиозной процессии участвовали тысячи верующих во главе с И епископами и представителем папы римского в Мексике апостолическим делегатом^ Эрнесто Филиппп. Это переполнило чашу терпения правительства, и два дпя спустя по распоряжению тогдашнего президента Обре-гоиа Филиппп был выслан из Мексики.

И все же Обрегон даже теперь не желал обострять отношений с церковью. В ответе от 27 января 1923 г. на послание архиепископов, протестовавших по поводу высылки Филиппп, Обрегон указывал, что суть разногласий с церковью заключается в том, что духовенство отказывается поддержать социальную программу правительства, являющуюся по своему содержанию христианской. Обрегон отмечал, что духовенство выступает против сотрудничества с правительством, утверждая, что нельзя быть католиком, служить богу и добиваться социальной справедливости по примеру социалистов, хотя «постулаты подлинного социализма вдохновлены доктринами Иисуса Христа, который с полным основанпем считается самым великим социалистом в истории человечества». В заключение Обрегон заверял церковных иерархов, что правительство не станет чинить препятствии пх религиозной деятельности, и взамен просил не чинить препятствий правительству в его стремлении к социальной справедливости ⁸⁵.

О желании Обрегона не обострять отношений с церковью говорило и то, что мексиканское правительство разрешило остаться в стране секретарю Филиппи монсеньору Серафино Чимино и позволило ему пользоваться кодом для связи с Ватиканом⁸⁶. В декабре 1924 г. Чимино официально был назначен апостолическим делегатом в Мексике и вскоре (уже при правительстве Кальеса) приступил к исполнению своих обязанностей.