В Перу без перемен

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Многие исследователи считают, что Перу — единственная страна в Латинской Америке, где не было острых конфликтов с церковью и массовых антиклерикальных движений. Такая «гармония» церкви с государством объясняется отсталой социальной структурой перуанского общества, в котором преобладала олигархия вплоть до прихода к власти военных — реформаторов во главе с генералом Хуаном Веласко Альварадо в 1968 г.

Перу считалась самой богатой колонией Испании в Южной Америке. В отличие от других испанских владений креольская знать в этой стране была настроена происпански, она опасалась, что с провозглашением независимости утратит свои земельные владения, влияние, привилегии. Перу оставалась последним оплотом испанского колониализма на континенте, который был разгромлен только в результате объединенных усилий аргентиночилийских войск с юга во главе с генералом Сан-Мартином и колумбийской армии с севера во главе с Симоном Боливаром. Чтобы ослабить власть местной олигархии, Боливар содействовал выделению Горного Перу в самостоятельную республику — Боливию (названную в его честь).

После провозглашения независимости Перу неоднократно становилась ареной гражданских войн, переворотов, почти не менявших социальное лицо страны. Как правило, у власти чередовались военные группировки. В 1865 г. Испания предприняла попытку вновь захватить Перу, но потерпела поражение. Во время Тихоокеанской войны страна потеряла в пользу Чили богатый селитряный район Атакамы. В XX в. Перу неоднократно воевала с Эквадором и Колумбией из-за пограничных вопросов.

В сельском хозяйстве преобладали помещики-гамонали; крестьяне — в основном индейцы — находились у них в полной зависимости. Финансы контролировались иностранными банками, так же как добыча и сбыт сырья — селитры, в свое время составлявшей основную статью в экспорте. Рабочий класс развивался медленно. Выступления трудящихся в пользу демократизации и социальных преобразований жестоко подавлялись. Возникшая в 30-х годах XX в. Коммунистическая партия Перу была загнана в глубокое подполье.

Церковь выступала в роли одного из главных оплотов существующего порядка. Это вовсе не значит, что между государством и церковью не возникало спорных вопросов, трений и разногласий. Церковь оспаривала право государства на патронат, выступала против принципа свободы совести, а точнее, предоставления протестантам возможности свободно совершать обряды и вести пропаганду в пользу своего вероучения. Она требовала контроля над образованием и осуждала секуляризацию актов гражданского состояния, церковной собственности и доходов. Однако разногласия по этим вопросам не перерастали в острые конфликты.

Объясняя этот феномен, Хосе Карлос Мариатеги отмечал: «Революция независимости, не затронувшая феодальных привилегий, в равной степени не затронула и церковных привилегий. Естественно, что консервативно-традиционалистская церковная верхушка оставалась верной королю и метрополии. Но, как и землевладельческая аристократия, она быстро увидела, что республика практически бессильпа перед унаследованной от колониальной эпохи общественпо-экономической структурой, и поэтому приняла ее...

В Перу с первых же дней революции (т. е. войны за независимость. — И, Г.) часть духовенства заняла либерально-патриотические позиции и лишь очень немногие представители сиви-листского1 либерализма стояли на непримиримых якобинских позициях, а еще реже занимали даже откровенно антиклерикальные позиции. В подавляющем большинстве наши либералы происходят из масонских лож, которые приняли самое активное участие в подготовке борьбы за независимость. Поэтому почти все они придерживались деистских взглядов, что и превратило масонство в латиноамериканских странах в своего рода духовнополитический суррогат реформации» 2.

Мариатеги обращает внимание на то обстоятельство, что в в Перу разногласия между светскими и церковными властями не носили идейного характера. Это были семейные склоки. Они объяснялись соперничеством и стремлением к равновесию, что было свойственно всем страпам, где колониальное порабощение в значительной степени сопровождалось обращением в христианство и где духовные власти без особого труда брали верх над светскими 3.

Боливар, пребывая в Перу, сократил количество монастырей, некоторые церковные здания были переданы под больницы и детские приюты, ограничены церковные поборы с индейцев, сокращено число праздников, ограничена деятельность монашеских орденов. Эти меры вызвали резкие протесты церковников, которых поддержали олигархи, стремившиеся избавиться от Боливара.

После того как колумбийцы покинули Перу, власть перешла к олигархии. Новое правительство отменило «пожизненную конституцию» Боливара. В 1823 г. был принят новый основной закон, объявлявший католицизм «религией нации» и запрещавший практику любого другого культа. Только в 1839 г. некатолики полу* чили право молиться в закрытых помещениях.

В 1835 г. были установлены отношения с папским престолом, но получить от Ватикана признание права на патронат перуанскому правительству не удалось. В 1856 г. новая конституция отменила церковные «фуэрос», а затем и сбор десятины. В 1859 г. государство взяло на се.бя содержание духовенства. В конституции 1860 г. (она действовала до 1920 г.) вновь было подтверждено положение о государственном характере католической религии и запрещена практика любого другого культа. Однако на практике деятельность протестантов не ограничивалась, а в 1915 г. они были уравнены в правах с католиками.

После ликвидации светской власти папства Пий IX, стремясь заручиться поддержкой перуанского правительства, в одностороннем порядке установил в 1874 г. «модус вивенди» с Перу, в котором предоставил президенту республики право патроната — «такое же, каким пользовался испанский король до того, как Перу отделилось от его власти». В документе указывалось, что предоставление права патроната является уступкой со стороны папского престола, которая обусловливается обязательством перуанского государства не покушаться на церковную собственность и оказывать поддержку и покровительство католической религии. При соблюдении этого условия перуанское правительство наделялось также правом представления папскому престолу кандидатур на церковные должности. Со своей стороны Пий IX обещал, что перуанская церковь будет молиться за благополучие президента Перу и оказывать ему такие же почести, как и королям Испании4.

Перуанское правительство добивалось от Ватикана признания права патроната путем подписания конкордата, в котором оно выступало бы в качестве равноправного партнера папского престола. Односторонний же акт Пия IX был оценен в Перу как оскорбление национального достоинства. Поэтому перуанское правительство вначале отказалось его признать и только в 1880 г. дало согласие на его публикацию. В последующих конституционных актах указывалось, что государство пользуется правом патроната согласно законам и существующей практике, т. е. без ссылок на «модус вивенди» Пия IX. Со временем, однако, церковная иерархия получила возможность беспрепятственно сноситься с Ватиканом, а последний — непосредственно руководить ею.

Союз государства с церковью встречал сопротивление в либеральных кругах, которые усиливались по мере развития капиталистических отношений в стране. Но это сопротивление не выходило за рамки интеллектуальной оппозиции, не располагавшей широкой народной поддержкой. Глашатаем либерального антиклерикализма был писатель и общественный деятель Мануэль Гонсалес Прада (1848—1918). Прада ратовал за отделение церкви от государства. В статье «Политика и религия», опубликованной в 1900 г., он напоминал, что в странах, где церковь отделена от государства или где по крайней мере все виды религии равны перед законом, религиозные конфликты исчезают или не носят характерной для них остроты. В таких странах никто не принуждает людей исповедовать чуждый им культ, каждый может заявить о своей вере и защищать ее словом или пером. Там же, где государство исповедует определенную религию и покровительствует ей в ущерб другим, человек вынужден выступать против угнетающих его сил. Гонсалес Прада предсказывал, что и в Перу, где господствует только одно католическое духовенство, в силу права на законную защиту самые миролюбивые люди станут когда-нибудь не только аптикатоликами, но и воинствующими антиклерикалами 5.

М. Гонсалес Прада предупреждал: осуществление любых прогрессивных реформ неизбежно натолкнется на сопротивление церкви. «Несмотря на уловки, хитрости и оговорки, — писал он, — нет сомнения, что любой социальный или политический вопрос всегда связан с религиозным. Католицизм настолько овладел сознанием, настолько проник в формирование гражданского общества, что, начиная радикальную реформу, мы сталкиваемся лицом к лицу с церковью, которая преграждает пам путь во имя догмы, канонов или обычного права. Мы хотим, например, изменить архаичные законы о семье, а церковь обрушится на нас, рассматривая развод как нарушение божественных законов, гражданский брак как отвратительное сожительство. Мы хотим противопоставить справедливость и солидарность сугубо несправедливому строю капитала, и здесь церковь заявит нам, что мы должны взывать не к справедливости, а к милосердию, что с нищетой можно покончить при помощи милостыни или благотворительных обедов, а если с ней не будет покончено, то пролетариат должен отступиться и ожидать вознаграждения в ином мире. От освобожденпя рабов до эмансипации женщин, от достижения независимости народов до права на свободу убеждений — все крупные реформы встречали в лице католической церкви своего врага — явного или тайного» 6.

Католицизм, считал М. Гонсалес Прада, несет в себе постоянную угрозу ^современной цивилизации, контрреволюцию, власть, которая стремится переделать историю с тем, чтобы стереть следы французской революции, уничтожить реформу, отменить возрождение и погрузить человечество в мрак средних веков. Это враг, это дерево со смертоносной тенью! «Если бы мы захотели увидеть результаты воздействия церкви на народы, то нам не нужно было бы далеко ходить: интеллектуальный и моральный прогресс латиноамериканских народов измеряётся в той степени, в какой они сумели изгнать католицизм из своих законов и обычаев».

Движение радикального протеста, выразителем которого был М. Гонсалес Прада, не смогло добиться каких-либо существенных результатов. Как указывает X. К. Мариатеги, оно было лишено внутренней силы, поскольку не имело общественно-экономической программы. Два его главных лозунга — антицентрализм

й антиклерикализм — сами по себе были недостаточны, чтобы представить серьезную угрозу феодальным привилегиям7.

Несмотря на сопротивление радикалов, в 1901 г. были сняты ограничения на право церкви владеть и распоряжаться недвижимой собственностью. Правительство разрешило преподавать религию в школах, церковь получила возможность содержать собственные учебные заведения. В 1917 г. церковь открыла Католический университет в Лиме, а в 1925 г. президент Легия, следуя примеру Гарсии Морено, посвятил Перу «святому сердцу Иисуса».

Только в 1930 г. в Перу был принят закон о гражданском браке и разводе. Но закон не подрывал позиций церкви, которой продолжали покровительствовать правящие круги страны.

Духовенство всеми средствами разжигало примитивный фанатизм среди верующих. Религиозные праздники, поклонение мощам, культ святых — все использовалось служителями церкви, чтобы подчинить своему влиянию народные массы — неграмотные, отсталые, живущие в беспросветной нужде. Пабло Неруда прекрасно иллюстрирует это положение в своем стихотворении «Процессия в Лиме» (1947):

Их было много, идола они тащили на плечах, был густ огромный хвост толпы за ними, как будто море разлилось, темно-лиловым цветом отливая.

Танцуя, прыгали и бормотали, и шепот влажен был, как жвачка: сливался он с шипеньем кухонь и с заунывным звуком бубна.

Темно-лиловые жилеты, темно-лиловые ботинки, большие шляпы; по улицам текла река из язв и струпьев; она текла к собору, о стрельчатые окна билась.

Зловещее, как ладан, это скопленье гнойных язв сливалось с буйным исступленьем домами стиснутой людской реки и ранило глаза.

Я видел толстого помещика; священным потом обливался он в белом стихаре и яростно расчесывал затылок.

Я видел нищего, оборванного горца

с бесплодных гор,

индейца, потерявшего свой образ

в бутылке водки, пастуха, пасущего покорных лам, застенчивых епархиалок, учителей из сельских школ с запавшими голодными глазами.

Как опьяненные наркотиком танцоры, в рубашках пурпурного цвета, шли негры и руками били в невиданные барабаны.

Казалось, Перу весь бьет в грудь себя и глаз не сводит со статуи жеманной дамы, небесно-голубой и розоватой, которая плывет над головами в своей конфетной лодке, опухшая от пота и жары8.

В сельской местности приходские священники, как и в колониальное время, жили за счет своих прихожан, обирая и обманывая их, заставляя выполнять обязанности «мажордомов», ответственных за проведение празднеств в честь местного святого, и нести в связи с этим непосильные для крестьянина расходы.

Влияние церкви в 70-е годы падало. Крестьянин Уилька в своей автобиографии, впервые изданной в 1974 г., рассказывает: «Священник никогда не поддерживал нас. Священник

всегда поддерживает богатых. Поэтому я ничего не хочу говорить о священнике, он сам богач, опирающийся на бога. Он заставляет нас выполнять повинности. Он заставляет нас ставить свечи святым. Он заставляет нас приносить деньги в миссию.

Священник требует, чтобы ему приносили деньги. Он считает деньгами сумму не менее сто солей. Он требует двести, триста, четыреста и пятьсот, в зависимости от стоимости церковной службы. Когда кто-нибудь умирает, священнику надо платить за похороны. Если у умершего не было денег, то за свои услуги священник требует уплатить барашками или другой живностью. А если крестят ребёнка, то тоже нужно платить. Все, как на рынке. Церковь стала для священника орудием торговли. Одним словом, церковь стала местом торговли, где продают людей, начиная с головы, то есть с крещения. Когда заключают церковный брак, то у нас съедают почти половину тела. Когда мы умираем, то съедают и ноги... Таков священник. Такова его жизнь. Именно поэтому, зная все о них, я держусь подальше от священников» 9.

Церковная карьера все меньше привлекает верующих. В 50-х годах XX в. в Перу больше половины священников (800 из 1500) составляли иностранцы. По признанию одного из перуанских церковников, лучшими прихожанами все еще являются богачи — «главные угнетатели бедных. Их капиталы позволяют им заставить замолчать любого противника... Наши богатые католики предпочитают сентиментальный католицизм динамичному» 10.

В Перу действует возникшая после второй мировой войны христианско-демократическая партия. На выборах 1956 г. она провела в сенат 5, а в палату депутатов 12 своих представителей. В 1963 г. представители ХДП впервые вошли в правительство тогдашнего президента Белаунде Терри. Некоторое время спустя партия раскололась на правое и левое крыло, последнее поддержало военных, свергнувших Белаунде Терри в 1968 г.