Служанка империи

В силу некоторых особенностей, связанных с возникновением и становлением португальского государства (завершившего реконкисту в 1249 г. и на протяжении ряда столетий находившегося на переднем крае борьбы с «неверными» маврами), португальская корона пользовалась правом церковного патроната. Это обстоятельство приобрело особый вес в XVI в. в связи с возникновением могущественной португальской колониальной империи. Патронат превращал церковь в инструмент королевской власти. Король назначал и смещал церковную иерархию, папа же задним числом подтверждал королевские указы. Король пользовался также правом цензуры над папскими документами и документами, которые португальская церковь направляла в Ватикан. Без его санкции ни один такой документ не мог иметь законного основания. Королевская власть являлась последней инстанцией и для апелляций служителей церкви против тех или других решений церковной иерархии. Кроме того, король возглавлял богатейший монашеский Орден Христа, возникший в 1317 г. после ликвидации тамплиеров и унаследовавший их огромную собственность, а его ближайший родственник назначался, как правило, на пост главного инквизитора. В Бразилии десятина шла в королевскую казну (этот налог так и назывался «королевская десятина»), а казна выделяла средства на содержание духовенства.

В отличие от Испании, ее владений и самой Португалии роль

церкви в колониальной Бразилии была второстепенной. Даже инквизиция обошла ее стороной. Церковь в этой колонии не смогла ни разбогатеть, ни приобрести заметное влияние на общественную жизнь. Колониальная Бразилия развивалась медленно. Опа располагала немногими городскими центрами, главным образом на побережье, слабо связанными между собой. Церковная организация была малочисленной и неэффективной. Влияние духовенства больше чувствовалось на плантациях. Чаще всего второй сын плантатора становился духовником, он оставался жить на плантациях, там же получал жалованье. Такие плантационные «падре» не отличались приверженностью к католической морали: они обрастали «незаконным» потомством, которому передавали в наследство свое имущество.

Особое место занимал в Бразилии иезуитский орден, представлявший собой самую многочисленную и влиятельную церковную организацию. Он занимался обращением в христианство индейцев, контролировал значительные районы — в основном пограничные. Подчиненные непосредственно Риму иезуиты, как и в других странах, добивались преимущества за счет других религиозных групп.

Когда сторонники просвещенного абсолютизма в Португалии в лице главы правительства маркиза де Помбала (1750—1777) решили ограничить влияние церкви, они в первую очередь запретили иезуитский орден (1759). Иезуиты были изгнаны и из Бразилии. Таким образом, «бразильская церковь, по словам Томаса К. Брюно, не только лишилась лучшего и самого многочисленного своего отряда, но оп не был замещен и другим клиром. Таким образом, и без того слабая церковь с ограниченным влиянием стала еще слабее» ².

В годы правлепия Помбала в колонию стали проникать произведения Вольтера и других французских просветителей. Новые идеи оказывали влияние и на низы городского духовенства, отдельные представители которого, как и в испанских колониях Америки, стали высказываться за независимость. Особенно радикально были' настроены священники-мулаты³. Одной из причин радикализации низшего духовенства являлось снижение его доходов в результате секуляризаторских реформ Помбала. В республиканском заговоре Тирадентиса (1789) принимали участие отдельные священники, церковная же иерархия как колонии, так и метрополии осудила Тирадентиса и его товарищей, отлучив их от церкви и предав анафеме.

В 1807 г. Португалия была захвачена французскими войсками. В отличие от испанской королевской семьи, оказавшейся в руках Наполеона, регент Португалии (с 1816 г. король Жоан IV) со всем своим двором под охраной британского флота перекочевал в Бразилию, где прожил 13 лет. В 1815 г. Жоан объявил Бразилию королевством. Тогда Испанская Америка уже была охвачена пожаром войны против колонизаторов. Это послужило примером и для бразильцев, среди которых были весьма сильны республн-канские пастроепия. В 1817 г. в Пернамбуку произошло восстание, жестоко подавленное властями. Его называют «революцией священников»: после расправы над восставшими было арестовало 57 служителей церкви. Большинство из них — члены местных масонских лож, в которых преобладали республиканские, антиколониальные настроения.

И все же в осповной своей массе бразильские священники, отмечает Мечэм, являлись противниками республиканской формы правления. В апреле 1821 г. Жоан IV вернулся в Португалию, оставив в колонии в качестве регента своего сына принца Педро. Рабовладельческая верхушка 7 сентября 1822 г. провозгласила Бразилию независимой империей, а Педро императором. К тому времени большинство испанских колоний уже сбросило колониальное иго и установило республиканскую форму правления, ненавистную папскому престолу. Таким образом, Бразилия, отделившись от Португалии, сохранила монархию во главе с отпрыском 1%оролевского дома Брагансы, правившего в Португалии. Провозглашение независимости в Бразилии не вызвало вооруженного сопротивления колонизаторов или их союзников, как это имело место в бывших испанских колониях. Оно не нарушило сложившихся в колонии общественно-имущественных отношений, привычных для церкви, рабовладение продолжало оставаться основой плантационной экономики, власть во вновь созданной империи перешла в руки крупных фазендейро, с которыми церковная иерархия была связана материальными интересами pi узами родства. Учитывая все эти обстоятельства, церковь охотно поддержала переворот 1822 г.

Новый глава государства — император Педро I не отличался особым благочестием. Он возглавлял масонские ложи Бразилии, был твердым сторонником полрггики «регализма» (преобладания королевской власти над духовной). Патронатское право было зафиксировано как в конституции 30 апреля 1823 г., так и в «императорской конституции» 25 марта 1824 г., действовавшей в Бразилии вплоть до провозглашения республики в 1889 г.

В конституции 1823 г. католическая религия провозглашалась государственной, одновременно разрешалась деятельность в ча-стпом порядке всех других христианских церквей, что было уступкой Англии, пользовавшейся в то время в Бразилии огромным влиянием. Разрешались и нехристианские верования, однако их последователи лишались политических прав. Патронат закреплялся за императором, он получал право назначать на церковные должности и право цензуры церковных документов. В свою очередь церковная иерархия наделялась правом цензуры публикаций, касающихся догмы п морали. Десятина оставалась государственным налогом, взамен государство обязывалось выплачивать жалованье белому духовенству. Церковь продолжала держать под своим контролем просвещение, а также кладбища. Законным признавался только церковный брак.

Доп Педро I, посчитав эту конституцию слишком либеральной, отменил ее и вскоре утвердил новую, «императорскую», церковные статьи которой мало чем отличались от предыдущей. Католическая религия провозглашалась «религией империи». Отправление любых других культов разрешалось в помещениях, приспособленных для этого, но внешне не носящих каких-либо церковных символов. Натурализованные иностранцы независимо от их веры наделялись всеми гражданскими и политическими правами. Однако служители католической церкви лишались права голоса, а некатолики не могли избираться в палату депутатов.

В инструкциях, данных прелату Франсиско Корреа Види-галу, который был направлен в августе 1824 г. в Рим для переговоров с папой Львом XII о признании бразильской монархии, предписывалось заявить понтифику, что «императорское правительство не разрешит вмешательства святого престола в дела государства», а также требовать от папы не посылать монахов в Бразилию, так как правительство «не только не нуждается в иностранных монахах, но и не желает увеличивать число уже имеющихся в стране» ⁴.

Переговоры с папским престолом продолжались до 1827 г., когда после получения Бразилией независимости папа римский специальной буллой признал за бразильским императором право патроната и главы Ордена Христа на территории этой страны. Тем не менее бразильское правительство отвергло эту буллу, считая, что право патроната исходит не от папской милости, а основано на конституции страны, и его подтверждение папским престолом означает вмешательство иностранного государства во внутренние дела Бразилии.

Папа римский, авторитет которого к тому времени сильно пошатнулся, вынужден был согласиться с таким решением. Вскоре оп освободил бразильскую церковь от подчинения Португалии и установил официальные отношения с Бразилией. Первый нунций прибыл в Рио-де-Жанейро в 1830 г. Конкордат, переговоры о котором велись на протяжении ряда лет, не был заключен, но стороны достигли соглашения о «модус вивенди», согласно которому Ватикан обязался уважать бразильское законодательство о церкви и не вмешиваться в ее дела.

В 1828 г. бразильская палата представителей (ассамблея), в которую входили 22 прелата, приняла при их поддержке ряд решений о монашеских орденах; был запрещен въезд и пребывание в стране иностранных монахов, которым за нарушение этого постановления грозили тюремное заключение и высылка; прекращена деятельность орденов, зависевших от папского престола, их члены подлежали высылке; не допускалось создание новых, а не' которые из существовавших были закрыты по прямому распоряжению императора Педро I.

По мере того как монашеские ордены ликвидировались, их собственность национализировалась. Пытаясь избежать этого, монахи заблаговременно продавали свою недвижимую собственность светским лицам, однако закон от 9 декабря 1830 г. объявил такие сделки, проведенные без санкции гражданских властей, лишенными юридической силы.

Комментируя направленные против монахов мероприятия, Мечэм указывает, что не только правительство и народ, но и белое духовенство относились враждебно к монастырским учреждениям. Монахов было немного, но по сравнению с белым духовенством они располагали большими средствами. Это имуществен-пое неравенство порождало враждебное отношение белого духо-вепства к черному. Кроме того, монахи считались ультрамонта-намп (сторонниками Рима), иностранцами, врагами нации. Народ с недоверием относился к монахам. Правящие классы были недовольны безбрачием духовенства, что мешало демографическому росту населения. Фейжо⁵, священник и член комитета по делам церкви палаты депутатов, заявил, что «будет правильным обратиться к папе римскому с просьбой освободить духовенство от наказания, связанного с женитьбой». Отмена церковного безбрачия предлагалась также как одно из средств моральной реформы, ибо большое число священников содержало конкубин⁶.

Правительство принимало и другие меры, целью которых было укрепить контроль государства над церковью. В уголовном кодексе 1830 г. ст. 81 наказывала тюремным заключением любого бразильского подданного, который обращался к какому-либо представителю иностранной власти внутри империи или за рубежом с просьбами, касающимися духовных дел или в связи с организацией «культурных актов». Эта статья фактически запрещала церковникам или их доверенным лицам поддерживать какую-либо непосредственную связь с папским престолом или его представителями, минуя бразильское правительство.

В 1831 г. в конституционном добавлении (Ato Adicional) представители белого духовенства приравнивались к правительственным служащим. Таким образом, устанавливался порядок, согласно которому духовенство полностью подчинялось правительству. В 1831 г. после отречения Педро I ввиду малолетства паследника престола было установлено регентство. В 1840 г. им-исщатором был объявлен Педро II, хотя ему исполнилось тогда только 14 лет.

В период регентства (1831—1840) отношения Бразилии с папским престолом были натянутыми. Регенты выступали с позиций регализма и не признавали вмешательства папы в дела бразильской церкви. Священник Фейжо, член регентского совета (с 1834 г. — регент), считался самым ярым «противником папского превосходства, который когда-либо существовал в католической церкви Бразилии»⁷. В 1833 г. регентство назначило епископом Рио-де-Жанейро священника Антонио Марию де Моура, известного противника целибата. Папа категорически отказался утвердить его назначение. Тогда бразильский посланник при папском престоле по поручению своего правительства заявил папе: «Его величество (император Бразилии. — И. Г.) без согласия Вашего преосвященства возведет Моура в сан епископа, расторгнет отношения со святым престолом и будет считать нежелательным дальнейшее пребывание монсеньера Фабрини (папского нунция. — И. Г.) в Рио-де-Жанейро» ⁸. Папа вынужден был и на этот раз отступить и подчиниться воле бразильских властей.

Государство продолжало контролировать деятельность церкви и при императоре Педро II (1840—1891), которого за его склонность к естествознанию церковные противники регализма называли вольтерьянцем, эволюционистом и даже атеистом. Однако современный клерикальный писатель Магальяес де Азеведо считает, что даже «инквизиция не могла бы придраться к чему-либо из сказанного или написанного Педро II». Влияние церкви при этом императоре продолжало падать. В период империи церковь превратилась в обычный правительственный департамент, указывает Томас К. Брюно. Власти запретили епископам без разрешения покидать свои епархии под угрозой смещения их с должности; военные капелланы были освобождены от подчинения епископам. Все церковные назначения совершались с санкции правительства, разрешение властей требовалось даже на использование свечей при богослужении ⁹.

Бразильская империя, хотя и возглавлялась «поборником» науки и просвещения, оставалась одной из самых отсталых стран Американского континента. В условиях рабовладельческого строя подавляющее большинство населения (85%—в 1870-х годах) ¹⁰ оставалось неграмотным, жило в условиях ужасающей нищеты. Экономика страны развивалась медленно. Страной управляли богатые плантаторы и негоцианты.

Американец Даниэль Киддер, внимательный наблюдатель, проживший в Бразилии много лет и исколесивший страну вдоль и поперек, писал в своих воспоминаниях, вышедших в свет в 1845 г.: «О немногих вопросах бразильские писатели, принадлежащие ко всем сословиям, высказываются с таким единодушием как о состоянии (католической. — И. Г.) религии в стране. Народ и духовенство, государственные чиновники, торговцы и политические деятели единодушно считают, что религия находится в упадке и ее будущее беспросветно» ^и.

Большинство церковников продолжало смотреть на свою деятельность как на источник дохода, а не как на призвание. Церковная иерархия была изолирована от народа, от трудящихся масс: рабов, крестьян, городских низов. Простые люди, писал Хоакин Набуко (1849—1910), один из вождей аболиционистского движения в Бразилии, лидер Антирабовладельческого общества, «смотрели на священника как на человека, услуги которого они могли купить, а он относился к ним, как к бессловесным тварям. Было подлинно постыдным предательство нашим духовенством евангельского учения. Никто не видел, чтобы священники защищали рабов, использовали религию с целью облегчить их положение пли разоблачить действия рабовладельцев. Никто из священников никогда не пытался приостановить торги рабов, не осудил религиозный режим, господствовавший в „сензала⁴⁴¹². Католическая церковь, хотя все еще обладала значительной властью и население в некоторой степени находилось под ее влиянием, никогда не подняла своего голоса в . пользу освобождения рабов» ¹³.

Хозяева плантаций, отмечает историк Бусбаум, «видели в священниках людей на службе своих интересов, в задачи которых входило спасти души плантаторов и обеспечить послушание непокорных рабов... Религия, проповедуемая католической церковью, превосходно соответствовала интересам плантаторов, ибо она прощала им все» ¹⁴.

Церковники сами владели рабами. Особенно их было много в бенедиктинских и кармелитских монастырях. Хотя в Бразилии, отмечает американский историк Роберт Конрад, католическая церковь являлась высшим моральным и духовным авторитетом, она никогда не выступала против рабства, священников, осуждавших его, насчитывались единицы ¹⁵. Папство также не осуждало рабства. Попытка Хоакина Набуко заручиться в этом вопросе поддержкой паны Льва XIII, которого он посетил в 1888 г., не увенчалась успехом.

В период империи духовенство получало высокие оклады от государства, немалые средства поступали и от выполнения различных церковных обрядов. Вместе с тем оно не платило налогов, что вызывало возмущение населения. Известный бразильский политический деятель и просветитель Тобиас Баррето (1839—1889) в своей знаменитой «Речи без пиджака» с возмущением говорил, что «привилегированное духовенство, несмотря на высокое жалованье, выплачиваемое священнослужителям за их труд, несмотря на то, что они получают за мессу столько, сколько мелкий торговец не зарабатывает на субботнем базаре, сколько ремесленник не выручает за свои изделия, — несмотря на все это, священники не платят налога как такового, хотя их промысел, чрезвычайно доходный, нисколько не пострадал бы от участия в общих расходах, хотя бы в размере сотой доли их дохода» ¹⁶.

В 1885 г. правительство запретило монашеским орденам иметь послушников, поэтому с течением времени число монахов в стране сильно сократилось, тем более что власти не допускали в Бразилию монахов-иностранцев.

Между тем папский престол, терявший одну за другой свои позиции в Италии, все больше ожесточался против буржуазного государства. В 1864 г. папа Пий IX в «Силлабусе» осудил масонов, либералов, сторонников преобладания светской власти над духовной, патронат и «пласет». Разумеется, бразильское правительство наложило запрет на этот документ, содержание которого вызвало возмущение в правительственных кругах, где преобладали масоны. Многие священники также принадлежали к масонским ложам. Масоном был и сам Педро И.

Следует отметить, что передовая интеллигенция Бразилии того времени в равной степени сторонилась как католической церкви, так и масонства. «Христианская любовь стала лицемерной фразой, масонский гуманизм — смешной бравадой,— писал Тобиас Баррето.— Церковь, которая именует себя первым проводником этой христианской любви, проповедует пост, а сама объедается, советует пить воду, а сама пьет вино, тогда как масонская ложа в свою очередь продолжает скрывать от глаз непосвященных свой страшный секрет, заключающийся как раз в ее „ничегонеделании"» ¹⁷ (подчеркнуто. — Т. Б.).

Бразильское правительство отрицательно отнеслось и к решениям I Ватиканского вселенского собора (1870), провозгласившего догмат о непогрешимости папы и подтвердившего «Сил-лабус». Но епископы Бразилии — участники I Ватиканского собора голосовали за его решения.

С завершением объединения Италии и ликвидацией светской власти пап можно было ожидать, что Пий IX умерит свой «от-лученческий» пыл и постарается по крайней мере за пределами Италии не вступать в конфликты с местными властями. Этого не случилось. Действуя по наущению Пия IX, бразильский епископат запретил священникам принадлежать к масонским ложам. В 1872 г. священник Алмейда Мартинс произнес в масонской ложе в Рио-де-Жанейро проповедь, восхваляя принятый годом раньше закон, согласно которому дети, рожденные от рабов, провозглашались свободными. Вслед за этим епископ Рио-де-Жа-нейро Ласерда наложил епитимью на Алмейду Мартинса и под угрозой отлучения приказал выйти из масонской ложи. Резкие протесты масонов, в том числе видных членов правительства, таких, как министр иностранных дел барон Рио Бранко, заставили епископа отказаться от своих требований.

Несколько месяцев спустя в Ресифи местный масонский клуб отпраздновал свою годовщину торжественным церковным молебном, что вызвало бурную реакцию со стороны Витала Марии Гонзалвеса де Оливейры, епископа Олинды (Пернамбуку), юрисдикция которого распространялась на Ресифи. Он приказал священникам и членам «ирмандади» (братства) — светской религиозной организации прихода Сан-Антониу в Ресифи — немедленно выйти из масонских лож. Когда священники отказались подчиниться, на их приходы был наложен интердикт. Его поддержал Антониу де Маседу Кошта, епископ Пара. Характерно, что оба этих прелата получили высшее церковное образование в Европе. Гонзалвес де Оливейра, капуцинский монах, учился в духовных академиях Тулузы и Версаля и после посещения Рима в 28-летнем возрасте был назначен епископом Олинды. Епископ Пара учился в семинарии Сен-Суплис в Париже и в духовной академии в Риме. Оба епископа отличались ярым фанатизмом и ультрамонтанством ¹⁸.

Правительство потребовало от прелатов отменить интердикт и дисциплинарные меры против священников-масонов как нарушающие конституцию. Епископы не повиновались. Дом Витал обратился к Пию IX и заручился его поддержкой. Тогда правительство направило в Ватикан своего посла в Лондоне барона Пинеду, под давлением которого Пий IX обещал осудить действия епископа Олинды. Барону Пинеду был зачитан текст папского послания Гонзалвесу де Оливейре, содержащий фразу «Gesta tua non laudantum» («Твои действия не одобряем») ¹⁹. Но Ватикан вел двойную игру. В опубликованном впоследствии тексте послания зтой фразы не оказалось.

Позиция дома Витала вызвала волну возмущения в Пернамбуку, где толпа верующих разгромила иезуитский колледж и церковную типографию. Беспорядки имели место и в других городах Бразилии.

В декабре 1872 г. Педро II по рекомендации Государственного совета приказал епископам Олинды и Пара в пятнадцатидневный срок отменить санкции против священников-масонов. Епископы вновь не подчинились. 7 ноября 1873 г. они были арестованы и преданы суду. Дом Витал был доставлен на военном корабле из Пернамбуку в Рио-де-Жанейро. Вскоре верховный трибунал признал их виновными в нарушении конституции. В решении трибунала отмечалось, что епископы, являясь служащими правительства, обязаны выполнять приказы властей. Невыполнение приказов, соответствующих конституции и законам, каралось, согласно ст. 96 Уголовного кодекса, каторжными работами от 2 до 6 лет²⁰. Обоих епископов приговорили к 4 годам каторжных работ, замененных по решению Педро II обычным тюремным заключением. 17 сентября 1875 г. они и другие церковники были помилованы дочерью Педро II Изабеллой, исполнявшей обязанности регентши во время поездок императора за границу. Изабелла не в пример ее отцу находилась под сильным влиянием церковников. После их освобождения Ватикан отменил интердикт и больше не настаивал на изгнании масонов из церковных братств, ’хотя продолжал осуждать «свободных каменщиков».

Арест и осуждение ультрамонтанских епископов не вызвали какого-либо движения солидарности верующих с церковью. Даже многие церковники не проявили к ним симпатии. «Поразительным является тот факт,— пишет католический автор Базилиу де Магальяес,— что народ не мобилизовался на защиту двух епископов-страдальцев и не было малейшей попытки освободить их из тюрьмы»²¹. Более того, народ открыто осуждал их. В палате депутатов, где было пять священников, никто не выступил в защиту осужденных.

Как правильно отмечает прогрессивный бразильский исследователь Руй Фако, «религиозный конфликт» отражал, с одной стороны, связь высшего духовенства с помещиками-рабовладель-цами, с другой — интересы нарождающейся буржуазии и народа ²², которых поддерживали низы духовенства.

Церковники надеялись восстановить свой авторитет, действуя через престолонаследницу Изабеллу. Однако монархический строй в Бразилии доживал свой век. Опиравшийся на рабовладельче-

CKyi? систему, он оказался не в состоянии пережить ее отмену в 1888 г.

К концу XIX в. католическая церковь в стране переживала такой же упадок, как и монархическая власть, на которую она опиралась. В 1889 г. в стране с населением 14 млн. действовали 12 епархий, насчитывалось 13 епископов и около 700 священников. В то же самое время в США, где проживало значительно меньше католиков, было 84 епископа и около 8 тыс. священников²³. В заявлении бразильского епископата в 1890 г. утверждалось, что «гнет государства, осуществляемый во имя претенду-емого патроната, был главной причиной слабости нашей церкви и почти разрушил ее»²⁴.

Церковь пребывала в период империи в «золотой клетке», попечительство государства «душило» церковников, как они сами заявляли²⁵. Эти утверждения пе соответствовали действительности, ибо патронат и в Испании, и в ее колониях, и в самой Португалии не только не причинил духовенству вреда, но способствовал его обогащению и влиянию. В Бразилии главной причиной церковного упадка было крушение рабовладельческой системы, на которой паразитировало духовенство и без которой оно не мыслило своего существования.