Избавление от Шелеста

Вскрытые Федорчуком «преступные недостатки» в идеологической сфере помогли Брежневу освободить кресло первого секретаря ЦК Компартии Украины для своего друга. 19 мая 1972 года в Свердловском зале Кремля открылся очередной пленум ЦК КПСС. После обеда, когда выступил четвертый оратор, Брежнев поручил вести пленум Суслову и вышел из зала, пригласив с собой Шелеста в комнату президиума.

Брежнев осторожно завел разговор:

– Ты, Петр Ефимович, уже десять лет первым секретарем ЦК Компартии Украины. Может, пора тебе переменить обстановку? Когда долго работаешь на одном месте, притупляется чутье, надоедаешь ты людям, и они тебе.

Ошеломленный Шелест спросил:

– Почему так внезапно встал этот вопрос?

– Надо тебе сменить обстановку. С твоим опытом ты нужен в Москве, а там надо омолодить кадры. Надо готовить смену. Давай согласие. Все будет хорошо – это я тебе говорю. Ты пойдешь работать в Совмин зампредом.

Петр Ефимович понимал, что это понижение. Одно дело – хозяин крупнейшей республики, другое – один из многих заместителей (даже не первый) главы правительства. Брежнев стал наседать:

– А что, тебе мало? Зампред Совмина такой страны! Будешь заниматься промышленностью, в том числе военной.

Едва Шелест покинул Киев, там провели пленум и избрали первым секретарем Владимира Васильевича Щербицкого. В первые два года Щербицкий заменил девять первых секретарей обкомов партии, считавшихся друзьями Шелеста.

Между новым и старым хозяином Украины было мало общего.

Секретарь ЦК Капто:

«Внешне жесткий, но внутренне более податливый Шелест и внешне эластичный, но навсегда «запоминающий» проколы своих оппонентов Щербицкий. Хитринка в глазах и внешние очертания лица Шелеста в большей степени подчеркивали его украинское начало, у Владимира Щербицкого – вид человека в большей степени «европеизированного».

Писатель Виталий Алексеевич Коротич:

«Шелест был очень человечным, он знал, что такое ностальгия, он умел любить такого странного человека, как Параджанов. Щербицкий устраивал любое руководство, он мог пристроиться к кому угодно. Шелест этого не умел. Шелест был чиновником по должности, но не по духу».

Знаменитый кинорежиссер Сергей Иосифович Параджанов при Шелесте нашел приют в Киеве. При Щербицком его травили, а потом посадили.

Став хозяином республики, Владимир Щербицкий инструктировал политбюро ЦК Компартии Украины о новых задачах:

– В УССР возросли националистические, сионистские тенденции, за что наше руководство было подвергнуто обоснованной и серьезной критике. Наша «линия» в этих вопросах неправильная. Под предлогом «демократизации» велась борьба с русификацией. Начались призывы к изменению государственного строя, борьба за самостоятельную Украину. А ведь Пекин выступает за самостийную Украину!.. Наблюдается ревизия прошлого, восхваление старины, попытки реабилитировать Мазепу, а Богдана Хмельницкого представить предателем. Признано идеологически вредным указание секретаря нашего ЦК на совещании секретарей обкомов в Харькове о преподавании в вузах только на украинском языке. А издание Пушкина на украинском языке, трансляция футбола на украинском?! Это распространилось после политически нечеткого выступления Шелеста на съезде писателей: «Берегти рщну укражську мову». Нельзя украинский национализм недооценивать. Нужно поднять идеологическую борьбу, сделать ее острой, наступательной, предметной.

Петр Шелест пытался изъять из политики главного борца против украинского национализма – секретаря Львовского обкома по идеологии Валентина Ефимовича Маланчука. Шелест доказывал, что в республике восторжествовал интернационализм, а Маланчук писал, что борьба с национализмом – важнейшая задача партии. Шелест снял Маланчука с должности и назначил заместителем республиканского министра высшего и среднего специального образования. Это означало конец политической карьеры.

Но Щербицкий сделал Валентина Маланчука секретарем ЦК Компартии Украины по идеологии. Ему поручили избавиться от наследства Шелеста, и он рьяно принялся за дело. Его методы пугали даже товарищей по партийному аппарату. Коллеги Маланчука не любили и боялись, за глаза именовали «инквизитором». Борьба с «национализмом» на практике означала удушение любого деятеля культуры, позволившего себе отклониться от генеральной линии. Маланчук устраивал массовые чистки в сфере культуры, средств массовой информации, безжалостно снимал с работы.

Виталий Врублевский:

«Вместе с идеологическим, моральным террором, который проводил Маланчук, репрессивные методы КГБ создавали тяжелую атмосферу, которая отражала процессы, протекавшие по всей стране…»

Олесь Гончар записал в дневнике о Щербицком, которому поначалу был рад:

«А потом, потом… Что-то иезуитское, двоедушное стал я замечать в нем. Сегодня в разговоре высмеивает уничтожителя Ватченко, а завтра делает его председателем Верховного Совета… Защищенный Брежневым, он мог бы оказать сопротивление даже Суслову, когда тот навязал в секретари Маланчука, этого патологического ненавистника украинской культуры. Наоборот, именно В.В. дал разгуляться маланчуковщине… Это он изгнал украинский язык из пленумов ЦК…

А в общем В.В. – тоже трагическая фигура. Каждый из украинских лидеров, оказавшись на вершине, должен был выбирать: будет работать он на Украину или на Москву. И, конечно, каждый (разве что за исключением Скрипника) выбирал последнюю. Кто проявил бы непослушание, не продержался бы у руля и трех дней. В.В. это понимает. К тому же у него, очевидно, не было со школы украинского воспитания…»

Валентин Маланчук проявил большее рвение, чем от него ожидали. Он завел в республике собственные черные списки, вызывал работников идеологических отделов и отдавал распоряжение:

– Такого-то без моего разрешения не публиковать.

В список Маланчука попали известные украинские писатели, у которых нашлись друзья и защитники. Они уведомили Щербицкого, что Маланчук компрометирует руководителя республики в глазах украинской интеллигенции.

Но Щербицкому больше не понравились попытки Маланчука вести свою игру – в обход первого секретаря. Валентин Ефимович завел друзей в Москве, в аппарате ЦК КПСС и информировал столичных чиновников о тайнах украинской политики. Щербицкому донесли, что Маланчук, не поставив первого секретаря в известность, отправил в Москву в Политиздат обширную монографию по национальному вопросу. Там речь шла и об украинских делах, причем Маланчук обнаружил в республике крамолу. А Щербицкому совсем не хотелось, чтобы кто-то писал о недостатках в его республике.

Монографию Валентин Маланчук на всякий случай намеревался издать под псевдонимом. Щербицкий послал в столицу своего помощника – проверить слухи относительно монографии. Заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Владимир Николаевич Севрук подтвердил, что монография лежит в Политиздате и что в ЦК смущены: партийные работники такого ранга под псевдонимом пишут только по особому решению.

Щербицкий увидел в этой истории подкоп под себя, назвал Маланчука «двурушником» и, заручившись согласием Брежнева, в апреле 1979 года буквально в один день сместил слишком рьяного идеолога. Рассказывают, что борец с идеологической крамолой и «радикальный интернационалист» запил и умер в 56 лет.

Точно так же не понравилось Щербицкому и поведение второго секретаря ЦК Компартии Украины Ивана Кондратьевича Лутака. Он проявлял излишнюю самостоятельность, не все согласовывал с руководителем республики, вспоминал помощник первого секретаря Виталий Константинович Врублевский. Чашу терпения переполнило устроенное Лутаком совещание первых секретарей райкомов партии Киева. Давать инструкции руководителям партийных организаций республиканской столицы мог только руководитель республики.

Щербицкий нажал на нужные рычаги, и Иван Кондратьевич получил приглашение в Москву – на должность первого заместителя председателя Госплана по сельскому хозяйству. Лутак не захотел покидать Украину, предпочел остаться на родине. Тогда ему подобрали должность с понижением – сделали первым секретарем Черкасского обкома.

Но вот с председателем республиканского Комитета госбезопасности Щербицкий ничего не мог сделать. Федорчук сообщал в Москву: «С Политбюро ЦК КПУ (тов. Щербицким) проводимые мероприятия согласованы…» В реальности действовал более чем самостоятельно. Щербицкий чувствовал, что и он сам в определенной мере находится «под колпаком» КГБ: ни один шаг первого секретаря не оставался без внимания Федорчука и Цинева. По мнению украинских чекистов, Федорчук поставил себя так, что стал вторым человеком в республике. Так что Щербицкий к Федорчуку относился с настороженностью, понимая его крепкие связи в Москве.

Аппарат ЦК Компартии Украины составлял четыреста с лишним человек. Существовала своя система закрытой связи: АТС-100 для руководителей республики, АТС-10 для остальной номенклатуры. Подражая московским нравам, многие важные вопросы Щербицкий решал во время обеда в здании ЦК. Участие в общем обеде считалось обязательным, и в столовой собирались все члены политбюро и секретари ЦК. Виктор Васильевич обладал завидной памятью, легко запоминал цифры. Свободно говорил без бумажки, импровизировал. Он собирал аппарат в зале заседаний секретариата. Тихим голосом, не гася сигареты, он беседовал часами.

Он приходил в ЦК в девять утра и уезжал около девяти. Кабинеты секретарей ЦК располагались на втором этаже, сюда можно было пройти только по специальному пропуску. В приемной, сменяясь, круглосуточно дежурили секретари. Когда хозяин кабинета был на месте, за маленьким столиком устраивался и охранник.

Он жил на пятом этаже в доме для членов политбюро на улице Карла Либкнехта. Из двора можно было сразу пройти на территорию ЦК. Во дворе располагалась главная радость хозяина Украины – голубятня, с нее он и начинал день.

Пока Владимир Васильевич сидел на работе, оставались в своих кабинетах и остальные секретари ЦК и другие крупные работники: он мог позвонить в любую минуту. В девять он садился смотреть программу «Время». Так поступали и другие руководители Украины – впивались глазами в голубой экран в надежде уловить новые веяния центральной власти. Потом уходил домой.

Под Новый год, рассказывает бывший сотрудник ЦК КПУ Александр Кириллович Власенко, дежурный секретарь из приемной первого секретаря обходил заведующих отделами, каждому вручал подписанное Щербицким поздравление и подарок- удобный блокнот в коленкоровом переплете. На совещания следовало приходить с ним и вести записи. Один из заведующих пренебрег правилом. На следующий день Щербицкий ему позвонил:

– А ну-ка, повтори, что я вчера говорил.

Тот замялся. Владимир Васильевич жестко сказал:

– Я тебе рабочий дневник подарил? Вот и записывай. Еще раз увижу без него – накажу.

В отпуск он уходил в начале августа. Предпочитал Крым – государственную дачу в Мухалатке. Вместе с ним отправлялись один из работников общего отдела ЦК и кто-то из помощников: почта для члена политбюро доставлялась ежедневно. Шелест обожал охоту, мог в любой момент сорваться и уехать. Щербицкий разрешил членам политбюро стрелять дичь лишь два раза в год – в день открытия сезона и в день закрытия.

Вообще держался скромнее Шелеста, который был барином. Генерал-майор Геннадий Александрович Федяев начинал службу в львовском областном управлении КГБ:

«Помню, как во Львов приезжал первый секретарь ЦК КПУ П.Е. Шелест. Нашему отделению досталась забота о безопасности сопровождавших его лиц. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что в товарном вагоне спецпоезда приехала корова, которую обслуживали ветеринар и доярка. Шелест пил «спецмолоко» только от этой «спецкоровы».

Петр Шелест наслаждался своим положением, ощущал себя всеукраинским головой, пишет Александр Власенко, даже гетманом. В реальности Владимир Щербицкий был таким же амбициозным, как и Шелест, но по характеру менее общительный, менее откровенный, скорее закрытый. И мнительный. Он охотно прислушивался к доносам, собирал информацию о тех, кого невзлюбил, и методично ломал им карьеру.

Зато Щербицкий был человеком нежадным. Помощники вспоминали, что после выхода книги он раздал им врученный ему гонорар, а сторонним авторам подарил японские часы. Увлекался он голубями и футболом. Страстный болельщик киевского «Динамо», помогал спортивному обществу и футболистам, давал им квартиры. Не пропустил ни одного матча между киевским «Динамо» и московским «Спартаком»…

Щербицкий не терпел разводов. Нелады в семье почти всегда вели к увольнению из аппарата ЦК. Он познакомился с будущей женой, студенткой местного университета, в 1944 году в Тбилиси, куда перебросили его часть. В октябре 1945 года они поженились. Рада Гавриловна преподавала русскую литературу в средней школе. Говорили, что ей предлагали стать директором, но муж воспротивился.

– Пока я первый секретарь ЦК, – решил Щербицкий, – моя жена будет работать рядовым учителем…

У них было двое детей. Жизнь дочери Ольги сложилась вполне благополучно, а сын Валерий, к несчастью, спился и умер в 46 лет.