6

6

Юрий Новоселов не прикасался к делу Алтынова до конца рабочего дня — занимался тем, что начал с утра. Собственно, когда он наступает, этот конец рабочего дня? По истечении восьми часов с момента прихода в управление? Так-то оно так, да не совсем. Ни армейскую, ни их работу в четко очерченные рамки трудового законодательства не уложишь.

Делом Алтынова, хочешь того или нет, Юрию Новоселову надо заниматься вечером. Только вот Татьяну предупредить. Но как? Каждый раз Юрий искал для разговора с Таней что-то особенное, непохожее на кино, не находил и, злясь на себя, снимал трубку, надеясь — это особенное найдет Таня. Вот и сейчас. Вместо «алле» или «слушаю» донеслось из квартиры:

— Юра? Добрый вечер. Понимаешь, Алешка к бабушке просится. Если задержимся — котлеты и молоко в ванной. Я кастрюльки в воду поставила. Бывай!

— Так ничего и не спросишь?

— Спрошу. Не уезжаешь? Великолепно. Целую.

— Спасибо, умница.

— Кушай на здоровье, — с ироническим смешком и — короткие гудки в трубке.

Вот зачем наши жены к мамам уходят! И не слезы льют, а котлетки для пущего сбережения в воду ставят — в погреба жителей городских пятиэтажек. До холодильников мы еще не доросли.

…Придвинув алтыновское дело, откинул обложку. Надо вникнуть в то, что сделано «Смершем» 46-й армии в те далекие дни. Оперуполномоченный армейской контрразведки лейтенант Сироткин докладывает, что 16 мая 1945 года в городе Цветль (Австрия), в лагере для немецких военнопленных, им «произведено задержание командира роты власовской армии Алтынова Андрона и еще одиннадцати рядовых изменников». На следующей странице постановление следователя старшего лейтенанта Черныша о принятии дела к своему производству. Ну, эти страницы можно и пропустить, заложенная в них информация не нова для Новоселова. Хотя нет, перечитать постановление все же стоит. Если не все, то раздел «нашел» — обязательно. Что же нашел старший лейтенант Черныш? Ага, вот что…

«Алтынов, являясь старшиной батареи 527-го отдельного противотанкового дивизиона 162-й Уральской стрелковой дивизии, 10 октября 1941 года в районе Вязьмы попал в плен к немцам. Находясь в лагере военнопленных № 12 неподалеку от города Теплице (Чехословакия), Алтынов 22 января 1945 года добровольно вступил в РОА — так называемую «русскую освободительную армию» изменника Власова, откуда был послан для обучения в диверсионно-разведывательную школу для последующей заброски в тыл Красной Армии. Обучался до 22 марта 1945 года…»

Так-так… В январе, значит, вступает в РОА, до марта — курсант-диверсант, пленен же Красной Армией в чине ротного командира «русской освободительной». Любопытно… И какая-то неувязочка. Смущает не только путаница со школой и РОА, диверсионно-разведывательная школа, надо полагать, одно из подразделений армии Власова, а если этот Алтынов — пенек пеньком, то могли и отчислить обратно в строевую часть. Тогда возникает еще один резонный вопрос: для учебы непригоден, а как в строй — сразу командир роты? Что-то не то и не так.

Осмысливая прочитанное, Новоселов прошелся по кабинету, крепко сжатым кулаком потер занемевшую поясницу. Шире распахнув форточку, прислонился к оконному косяку.

Не видное отсюда солнце блестело на воде у стрелки городского пруда, где в годы первых пятилеток на месте Летнего сада обосновался спортивный комплекс «Динамо». Центральная улица города виделась теперь в отраженном небесами мягком свете. Дома, завитушки на карнизах, скульптуры на здании горисполкома — все в эти минуты приняло отчетливые очертания. Даже каждый булыжник брусчатой площади с пробившимися в щелях травинками обрел контрастную форму. Но не пройдет и получаса, как эта графика станет терять обрисовку, размываться, а потом и вовсе исказится в разобщенном свете одновременно вспыхнувших уличных светильников…

Нет времени любоваться красотами свердловских сумерек, Юрий возвратился к столу, задумался. Каким вернулся Алтынов из лагеря? Раскаявшимся грешником или все той же гадиной с притаенным камнем за пазухой? Одно из двух. Третьего не дано… Арестантскую робу еще не скинул, а уже поклон за кордон. Что он замыслил перед своим освобождением?

Посмотрим дальше. Второго июня следователь старший лейтенант Черныш спрашивал Алтынова:

— В каких лагерях военнопленных вы находились и чем занимались там?

В ответ, конечно, набившее оскомину:

— Когда выходили из окружения, я был ранен и попал в плен. Лечился в Смоленском лагере до декабря 1941 года, затем был отправлен в Минский лесной лагерь, где работал на заготовке топлива.

Новоселов пометил в рабочей тетради:

«1. Смоленский лагерь. 2. Минский лагерь».

Алтынов показывал дальше:

— В сентябре сорок четвертого в числе полутора тысяч военнопленных привезли в Центральный лагерь Саксонии, оттуда в Лесной лагерь номер двенадцать — неподалеку от города Теплице в Чехословакии…

Фиксируя путь Алтынова после пленения, Новоселов пометил порядковыми номерами и эти события.

В пустых показаниях все же проглянуло кое-что. Алтынов почти три года заготовлял дровишки в одном и том же лагере. Так ли? Минский лагерь — пересыльный, через него о-ей сколько прошло. Как ты ухитрился столько времени в нем задержаться? Может, не топливо заготовлял, а присматривал, как заготовляют? Проверить сложно, но можно, что я в конце концов и сделаю. Обязательно сделаю. Уж очень хочется узнать, где ты побратался с господином Мидюшко, с вояжером по американским и турецким вотчинам…

Разглядывая фотоснимки Алтынова анфас и в профиль, выполненные не очень-то квалифицированным фотографом тогда, в сорок пятом, Новоселов спросил вслух:

— Как думаешь, Андрон Николаевич, надо мне знать это или не надо? Молчишь? Ну ладно. Дай вот только тебя обозреть…

Ничего вроде особенного, лицо как лицо. На голове не очень-то густо, залысины… Сколько тогда ему было? С одиннадцатого? Выходит, тридцать четыре… Усы. Ноздри чуть вывернуты. Глаза под жидкими бровями — колючие. Губы… Губы холерика, в нитку ужаты. Такой попусту кобуру лапать не станет, пистоль враз задействует. Так, смершевец выясняет, при каких обстоятельствах Алтынов вступил в РОА. Что в этом протоколе можно прочитать между строк? Пока ничего. Зафиксированные показания дают лишь информацию о личности подследственного. Что ж, надо и это.

— В январе сорок пятого, — поясняет Алтынов, — не помню точно, но, кажется, двадцатого числа, в наш лагерь приехал пропагандист из штаба РОА. Вроде бы Таранец по фамилии. Он был в немецкой форме с узкими погонами, со знаками лейтенанта. Немецкий фельдфебель из комендатуры лагеря выстроил всех военнопленных. Набралось человек шестьсот. Таранец говорил: «У вас одна дорога для спасения жизни — поступить в русскую освободительную армию. Если не поступите, то подохнете с голоду в лагере». Он сидел за столом и ел колбасу. Говорил: «Тем, кто поступит в РОА, тоже дам это покушать, а когда победим большевиков, жратвы будет еще больше».

— Вы знали, что Красная Армия бьет врага уже на его территории? — задает вопрос следователь.

— Да, знал.

— И верил в сказку о победе над большевиками?

— Я был истощен, все время хотелось есть. Мне не хотелось подыхать голодной смертью.

— А смертью изменника?

— Я надеялся перейти на сторону Красной Армии. Поверьте мне.

— Сколько военнопленных записалось тогда в РОА?

— Человек тридцать, наверно…

Новоселов иронично хмыкнул и отодвинул папку, вынул из кармашка свои «ташенур». Ого, уже десять. К черту Алтынова, Юрию Максимовичу когда-то и поспать надо.

Но нет, не хочется отрываться, просто нельзя отрываться. Завтра с утра в Березовский надо съездить, закончить с этим Яшкой Тимониным. Милиция и местные охотники неделю его, поганца, как волка, отлавливали. Леса дремучие, выскальзывал. И все же, вконец отощав на подножном корме, сам вышел. Сидевшие в засаде сельские парни в компенсацию за свой труд извозили его хорошенько. Помалкивал, принял за должное. Но когда услыхал, что в диверсии заподозрен, грохнулся коленками на пол. Дескать, директор МТС во всем виноват, к его, Яшкиной, молодой жене прилабунивался. Из-за того он и поджег мастерские. Чтобы паразита директора посадить…

Никакой, конечно, диверсии нет, это уже ясно Новоселову, но теперь даже от самой ясной ясности времени не прибавится. Еще день или два ухлопаешь, пока это дело передашь милиции.