9

Утром следующего дня Павел Никифорович Дальнов связался по телефону с облвоенкоматом. В комиссариате еще оставались работники военной поры, и Дальнов быстро получил необходимую справку: 162-я стрелковая дивизия формировалась на Урале из призывников Молотовской, Свердловской и Челябинской областей, потому и получила наименование Уральской. Осенью 1941 года в боях под Вязьмой была разбита и больше как воинское соединение с этим номером не восстанавливалась… О том, кто еще кроме Алтынова получил назначение в отдельный противотанковый дивизион, об этом сведения сохранились, возможно, в Молотовском облвоенкомате.

Переговорив с облвоенкоматом, Дальнов сразу же подготовил нужное письмо в Молотов. Потом зашел к Новоселову. Подавая руку, спросил:

— Проштудировал?

— Не все. На допросы тех, с кем Алтынов учился мосты взрывать, сил не хватило.

Дальнов заглянул под рукав.

— До твоего отлета пять с половиной. Так что проштудируешь. Билет на Батуми заказан. Председателю Комитета подполковнику Чиковани передашь: Алтынов пока ни в чем не замечен. Лагерные дела Алтынова и Сомова уже в Аджарии. Они тебе потребуются. И учти — Центр заинтересован в Мидюшко. Дело взято на контроль.

— А наш Алтынов неинтересен?

— Алтынов рядом — только руку протянуть, а до того еще дотянуться надо. Турки нам навстречу не пойдут, спросить же с Мидюшко за прошлое надо. Иначе погибшие на воине, их вдовы, дети убитых не простят нам.

Новоселов был, конечно, далек от мысли, что Павел Никифорович Дальнов, обрушив такой внушительный груз на его бедную голову, для себя ничего не оставил и ночь провел в преспокойном сне. Но и не рассчитывал на ту величину работы, которую он, оказывается, проделал. «Алтынов пока ни в чем не замечен…» Значит, у Павла Никифоровича снова состоялся разговор с Тавдой. Это первое. Второе. «Лагерные дела уже в Аджарии». Такую информацию во время сна не получишь. Третье — заинтересованность Центра. Выходит, подполковник и с Москвой беседовал. Вдобавок о билете в Батуми позаботился.

— Вы хоть спали, Павел Никифорович? — сочувственно спросил Юрий и тут же по глазам Дальнова понял, что сейчас ему выдадут по первое число.

— Юрий Максимович, я видел, как ты мысленно загибал пальцы в подсчете сделанного мною. Но ты не очень проницателен для контрразведчика, голубь мой. Спал я. И тебе советую спать столько, сколько необходимо, чтобы через двое-трое суток не превратиться в квашню. Чекист и квашня — понятия несовместимые.

— Смею… — начал было Новоселов, но Дальнов перебил его:

— Смеешь сказать, что работы — вагон и маленькая тележка? Тут ты прав. Только заметь себе: за счет сна работает тот, кто не умеет работать, или тот, кто пыжится показать, что работает. Обе категории кажущихся деятелей на поверку — чистой воды бездеятели. Таких из органов надо гнать в шею.

Новоселов упрямо возразил:

— Но ведь и вам приходится засиживаться, Павел Никифорович.

— Засиживаются в гостях, на работе — работают. Повторяю, не за счет сна. Иначе на второй день не засидятся, а работу засидят, как голуби откосы окон. Не будь голубем, голубь мой.

Павел Никифорович утверждал свое кредо с мягкой усмешкой, но Юрий чувствовал, что шутливость относится к форме разговора, а не к принципам, которых Дальнов стремился придерживаться неукоснительно. Это сейчас малость полегчало, а в первые послевоенные годы от запарки даже у молодых чекистов пробилась седина.

Свои наставления Дальнов завершил уже без улыбки:

— Невыспавшийся человек может вывалиться из седла и попасть под копыта. Я не хочу видеть своего перспективного сотрудника раздавленным так позорно.

— Меня такая кончина тоже не устраивает.

— Вот и договорились. Теперь мотай на ус, что я скажу.

— Мотаю.

— У одного из наших коллег в Батуми бабуся живет у самого синего моря и имеет несколько метров свободной жилой площади. Посмотри. Сагитируем Татьяну махнуть туда с сыном.

Надо же! И об этом успел позаботиться.

— Не поедет одна, — уверенно заявил Новоселов.

— Не одна, говорю — с Алешкой. Нечего семьям из-за нас… Ваша милость пока без отпуска перебьется, на режиме дня выедет, — закруглился Дальнов и направился к выходу. Не оглядываясь, бросил все же: — Работай.

Работа — не волк, конечно, но убежать может. Не сама работа — время. Что-то, потеряв, можно снова найти. Что-то и заменить можно, другим восполнить. Время, утратив, не разыщешь и ничем другим не заменишь. Оно исчезает навечно. Юрий Новоселов не хотел терять его. И без того кот наплакал этого времени. Если взять отрезок до отлета в Батуми, то и всего ничего…