8

8

Изучая архивно-следственное дело Алтынова, Новоселов рассуждал: допустим, что старшина артбатареи Алтынов во время боя в окружении был ранен. Допустим, что до декабря сорок первого лечился. А потом? Минский пересыльный лагерь? Аж по сентябрь сорок четвертого? Хотя нет, меньше. Вот еще одно уточняющее показание:

«В лесном лагере пробыл до февраля сорок четвертого, в феврале заболел от истощения и отправлен на излечение в госпиталь при этом лагере…»

Скажи на милость, какая забота о полуживом военнопленном! Таких обычно в «газмашинен» или просто пристреливали.

С февраля по сентябрь… Шесть месяцев возились с тобой, здоровье твое поправляли… Ох и пудрил ты мозги армейским следователям, Алтынов! А у «Смерша» не ты один. Не было времени на детали у моих фронтовых коллег, не углядели кое-каких прорех в твоей, сдается, очень черной биографии.

Как же мне заштопать сии прорехи: Лесную минскую длиною в два года и эту, когда немецкие врачи за твою жизнь волновались, на ноги тебя поднимали? Мидюшко, который сейчас в Туретчине, не был в Минском лагере, Прохор Мидюшко в то время карателями командовал, за советскими партизанами охотился. Не с тобой ли вместе, Алтынов? Как мне узнать? Может, у тебя спросить? Спрошу, а ты мне — кукиш. Да если и скажешь, что толку? Суду не признания, суду доказательства нужны, факты. Вот соберу их, тогда ты хоть признавайся, хоть не признавайся…

Фактов пока нет. Есть предположения, догадки. Но, прокладывая дорогу к фактам, без них тоже не обойтись, Так где же начало этого пути? В ответе на запрос о шестьсот двадцать четвертом карательном батальоне? Но ведь надо еще послать этот запрос. Куда? Где действовал этот карательный? На Украине, на Смоленщине, в Белоруссии? Где? Допустим, что подполковник Дальнов что-то выяснит в Центре, запрос пошлем. И что? Сложа руки ждать ответа?

Или, пока суд да дело, махнуть в Батуми, с мальчиком Сомовым побеседовать? С тем, которому к туркам приспичило, который таинственной личности по имени Прохор Савватеевич приветик нес. Не сказал ли ты, Алтынов, этому Сомову, какому хозяину Мидюшко теперь служит? Вероятнее всего — нет, не сказал. Неоткуда тебе знать о Мидюшко, — ты срок отбывал.

Новоселов сидел, подперев кулаком подбородок, морщил лоб, заваливал себя вопросами и каждой клеточкой мозга, даже каждой косточкой длинного, мускулистого, натренированного тела ощущал все нарастающую тяжесть этих вопросов.

Выпутываясь из нагромождения проблем, Новоселов ухватился за неплохую, кажется, идею: не взять ли исходной точкой в поисках фактов сибирский ИТЛ, где власовец Алтынов и желторотый нарушитель границы рядом на лесоповале трудились? Не в Батуми, пожалуй, надо прежде всего ехать, а туда, в лагерь. Не с одним же Сомовым общался Алтынов. Можно бы, конечно, сотрудникам оперчасти поручить, но… Нет, лучше самому.

Юрий зафиксировал эту мысль в рабочей тетради и снова уткнулся в протоколы допросов десятилетней давности. В чем-чем, а в дотошности следователю «Смерша» не откажешь. Вон, его уже не только Алтынов интересует:

«Назовите известных вам официальных работников диверсионно-разведывательной школы РОА и ее курсантов».

Память Алтынова еще не затуманилась, он выкладывает:

«Милецкий. Преподаватель топографии…» — «Имя, отчество, возраст?» — «Знаю только фамилию. Лет двадцать шесть-двадцать семь. Уже забрасывался в тыл Красной Армии. За выполнение задания имел медаль для восточных народов». — «Приметы?» — «Высокий, узкоплечий… Не помню. Да, еще один глаз у него подергивается… Старший фельдфебель Малышкин. Эмигрант. Под пятьдесят ему. Преподавал политику… Пашка Виговский. Слышал, что в Красной Армии он был десантником. Учил нас, как обращаться с парашютом, прыгать с самолета…» — «Приходилось прыгать?» — «Мне — нет. Меня скоро отчислили за пьянку и драку с немецким солдатом». — «Продолжайте».

— «Подрывное дело преподавали двое. Алексеев, его, кажется, Николаем звали. И немец. Фамилия — язык сломаешь, не запомнил. Командиром отделения в подрывном взводе был Подхалюзин, но о нем вы знаете».

Двадцать шесть человек назвал Алтынов.

«Больше никого не помню», — заключил он.

В этой части расследования никаких провалов вроде бы нет. Надо полагать, армейская контрразведка не оставила без внимания алтыновских однокашников, дотянулась и до них, поставила перед военным трибуналом. Только вот с Мидюшко ничего не прояснилось. Где же и когда пересекся его путь с кривой дорожкой Алтынова?