37

37

— Леня, Леня, да проснись ты наконец. Нельзя же так. Ле-е-ня! — испуганная Галина Кронидовна перестала осторожничать, начала сильно трясти плечо мужа.

Леонид Герасимович пронзительно замычал, с усилием открыл глаза. Ничего не соображая, уставился на жену. Больно стучало в висках, дышалось тяжело, в пересохшей гортани посвистывало. Лежал, медленно освобождаясь от кошмаров. Нервы, измученные видением, отходили нехотя.

— Что, опять кхичал? — осипше спросил он.

— Господи, кричал… Такие слова только возле пивнушки услышишь.

— Извини. Ничего не помню. Ощущение ужаса — и все.

— «Ложись!» — шумел. Кому это?

Леонид Герасимович окончательно пришел в себя и потому не преминул весело подмигнуть жене:

— Мало ли кому…

— Духак! — почему-то с картавостью мужа выкрикнула Галина Кронидовна. — Перепугал насмерть, да еще и острит. Алтынов, что ли, твой?

Леонид Герасимович поправил на оголенном плече жены скрутившуюся лямочку, с шумным усилием втянул воздух.

— Может, и он. Который час?

— Рассветало. Пять, наверно. Погоди, посмотрю, — дотянулась до тумбочки, где лежали часики — подарок Леонида Герасимовича в день рождения Маринки. — Угадала. Десять минут шестого.

— Спал-то всего два часа. Какой там к дьяволу сон! Лежал, шевелил мозгами. До скгхипу натер, потом уж забылся.

— До чего додумался?

— В Смоленск надо ехать. Не знаю еще, как с Захаровым договоримся.

— Написал ему?

— Вчера отпхавил.

После письма Вяземских школьников Леонид Герасимович не находил себе места. Дозвонившись до редакции газеты «Рабочий путь», он попросил адрес автора заметки майора запаса Захарова. Назвался сослуживцем — и все. Ни объяснять, ни доказывать что-то не стал. Разве по телефону объяснишь?

— Директору школы бы написать, Ленечка. Понимаешь, если ребятишкам — только травмировать. В их головенках чехарда начнется, а директор, даже не поверив до конца, все же поосторожничает, сдержит немного ребячий пыл. Носятся, наверное, с Алтыновым, как с писаной торбой.

— Умница. Думал, Галка и Галка, из семейства вороновых, а ты не престо Галка — ты умница. Дай поцелую. А еще… Напишу-ка я Маме-Симе, она сейчас в Минске пехеводчиком какого-то таинственного учхеждения. В КГБ, возможно. Вдруг да посоветует что или сама с кем надо посоветуется.

— Господи, Ленечка. Зачем в Минск. Нет, не то… Маме-Симе обязательно напиши, по-моему, ты ей сто лет не писал. Я про КГБ. Ведь муж Зоряны Власьевны тоже в КГБ или МВД работает. Может, подскажет, как поступить.

— Какой муж, какой Зоряны Власьевны? — удивился Леонид Герасимович.

— На нашей улице, через дом живут. Ихний Федя с нашей Маринкой в один детский сад ходили.

Леонид Герасимович долго и обижающе хохотал.

— Вот это связи, — восторгался он сквозь смех. — Скажи кому — от зависти лопнут. Подумать только, пхотеже через Маринку, которая в ясельной группе с неким ползунком Федей познакомилась.

Галина Кронидовна надулась.

— То — умница, то за дурочку выставляешь.

— Идея твоя отпадает: аудиенция у отца дхуга нашей Маринки не состоится. Да и глупость, извини меня. Что он, бхосится искать какого-то Алтынова по всему свету? В Америке, в Австралии, на Богемских остховах? У нас в Союзе? А? И самое важное, что ты упускаешь: какие у него основания поверить тому, что я расскажу? Все с Захаровым уладим. Неловко только, что мое имя рядом. Получается: выбхосте из головы Алтынова, он перебежчик, дезехтир, изменник, а я действительно гехой, моим именем не только дружину, но и школу назвать можно.

— По-о-нё-о-с…