Грамматический мозг

Немецкий ученый Стефан Кёльш изучил реакцию головного мозга на нарушения музыкальных правил.

Завершив в 1997 году высшее музыкальное образование, он поступил на факультет психологии и пришел на практику в Лейпцигский институт когнитивных и неврологических наук имени Макса Планка. Ректор института, Ангела Фридерици — специалист в области усвоения речи. Она длительное время искала специалиста, который занялся бы соответствующими экспериментами в области реакции головного мозга на музыку.

Фридерици многие годы посвятила исследованиям реакции на «неграмотные» предложения. Стоило в тексте, который зачитывали испытуемым, встретиться синтаксической ошибке, как в энцефалограмме наблюдался отчетливый всплеск, соответствующий негативной реакции.

Кёльш предположил, что аналогичные реакции будут наблюдаться и при прослушивании музыки. Как человек, получивший музыкальное образование, он знал основы западноевропейской музыки и законы гармонии. Участникам экспериментов он предлагал прослушать последовательность фортепианных аккордов, содержавших так называемый «неаполитанский секстаккорд», созвучие, отдаленно родственное тонике. Он звучит не всегда благозвучно, и начиная с эпохи барокко, композиторы использовали его как яркое стилевое средство. В финале композиции он выглядит просто нелогично.

Вы имеете возможность послушать эти пассажи в Интернете.

Кёльшу сразу стало ясно: человеческий мозг реагирует на нарушения музыкальных правил так же, как на нарушения грамматических правил языка. Только в этом случае негативные всплески на энцефалограмме были локализованы в правом полушарии мозга, зеркальной по отношению к области Брока, в которой отмечались негативные реакции на неграмотные предложения.

Эксперименты Кёльша подтвердили, что люди обладают чувством музыкальной гармонии, причем это присуще почти каждому из нас, даже если он считает себя немузыкальным. «Когда мы показывали людям на мониторе, как они реагируют на музыкальные сигналы, — рассказывает Стефан Кёльш, — некоторые были просто ошеломлены». А один испытуемый, ознакомившись с такими многообещающими результатами, решил исполнить свою давнюю мечту и научиться играть на музыкальном инструменте. Теперь он выступает в составе профессионального оркестра.

Методика Кёльша стала частью стандартной программы исследований в области физиологии головного мозга, связанных с музыкой. Применение энцефалограммы позволило проводить эксперименты с малолетними детьми, которые не в состоянии отвечать на вопросы, и ученые сумели получить данные о том, когда какие разделы музыкальной грамматики мы усваиваем.

Даниэла Перани и Мариа Кристина Саккуман из Миланского университета с помощью сканирования обследовали младенцев трех дней от роду.

Им проигрывали музыку трех видов: во-первых, «серьезную», точнее говоря, фортепианную, XVII и XIX столетий. Во-вторых, те же самые композиции, но со смещением отдельных тактов на полтона вверх. Для взрослых людей это звучит абсолютно неприемлемо. И, наконец, «диссонанс» — правая рука играла звуки, сместив их на полтона вверх, и они совершенно не соответствовали тому, что играла левая. Это звучит фальшиво, послушайте примеры.

Два фрагмента длиной в семь минут перемежали паузами, по схеме: музыка — тишина — измененная музыка — тишина — музыка…

Сканирование позволяло наблюдать, какие отделы мозга активизируются. И результаты оказались интересны: при «нормальной» музыке это были преимущественно регионы правого полушария, которые обрабатывают информацию о высоте и тембре звука. Очевидно, музыка встретила у маленьких слушателей понимание. Музыка измененная, наоборот, активизировала левое полушарие. Различий в реакции на музыку «со сдвигом» и «диссонансную» выявить не удалось.

Ученые сделали вывод: младенцы с рождения способны воспринимать музыку. Эксперимент со сдвинутой на полтона музыкой, которая не была диссонантна сама по себе, но бродила по тональностям, показал, что человек с рождения обладает рудиментарным чувством «музыкального центра», и мозг реагирует на его отсутствие.

Маленький ребенок не только способен овладеть любым языком, он открыт для восприятия любой музыкальной культуры. Его потенциальные возможности в этом возрасте безграничны. «Если вы растете в Китае, то теряете способность производить фонемы в том количестве, в каком их производят в Европе, — говорит Стефан Кёльш. — Если же, наоборот, растете в Европе, то теряете способность воспринимать различия звуков по высоте, которой обладают китайцы». В азиатских языках одно слово может иметь разные значения в зависимости от интонации, в Европе такого нет.

Параллельно с развитием речи уже в первые годы жизни происходит отбор звуков, и в результате остаются привычные для своей культуры. Долгое время считалось, что только к шести годам у детей развивается чувство гармонии (кстати сказать, само учение о гармонии насчитывает только пару сотен лет). Стефан Кёльш, напротив, убежден, что основы национальной музыкальной культуры закладываются в ребенке гораздо раньше, уже в двухлетнем возрасте, то есть практически тогда же, когда он начинает говорить. Кёльш и его коллеги экспериментально доказали, что у пятилетних детей с нарушениями речи наблюдается отставание в восприятии музыки. «Исходя из этого, можно почти со стопроцентной уверенностью заключить, что если бы эти дети рано начали заниматься музыкой, у них не было бы проблем с овладением речевыми навыками, — убежден Кёльш. — Гораздо дешевле организовать для детей в раннем возрасте музыкальные занятия, чем потом оплачивать услуги логопеда».

Таким образом, музыкальное воспитание может помочь развитию речевых функций. Что не имеет никакого отношения к «эффекту Моцарта», о котором пойдет речь в девятой главе.