Ммм, ммм, ммм, ммм

Происхождение членораздельной речи давно стало предметом научных исследований. На эту тему написаны сотни работ, но многое так и осталось на уровне предположений. Доказано лишь то, что «хомо сапиенс» — единственное живое существо, владеющее навыками речевого общения, то есть способное на основе правил грамматики составлять потенциально бесконечное число фраз и предложений. Все исследователи сходятся на том, что именно возможность обмениваться с членами группы детальной информацией о незнакомых предметах и явлениях, а также передавать знания и опыт потомкам сыграла главную роль в процессе эволюции, позволив человеку выжить, тогда как все остальные гоминиды вымерли.

Наши далекие предки соотносили предметы и определенные сочетания звуков — так появились первые слова: «мужчина», «женщина», «слон», «вода». Позже отдельные слова стали объединяться в примитивные фразы. Затем стало ясно, что без грамматических правил невозможно понять, к примеру, что означает предложение: «человек укусил медведь»? Кто кого укусил, человек медведя или наоборот? Так возникла грамматика, то есть правила сочетания слов, и их стали нанизывать, как жемчужины, в предложения-ожерелья. Появился язык как средство общения.

Предпосылки, необходимые для овладения речью, — достаточный объем головного мозга, прямохождение, голосовой аппарат — имелись у предков человека еще два миллиона лет назад. Тогда почему же только сто тысяч лет назад их осенило, что отдельные слова можно складывать в предложения?

Звуки, которые издавал 400 тысяч лет назад «человек гейдельбергский», скорее всего, имели мало общего с тем, что сегодня называется речью и музыкой. Но, по мнению Стивена Митена, именно на их основе впоследствии возникло и то и другое. Некоторые ученые называют этот феномен протоязыком, Митен же использует для его определения акроним «ХММММ». Этот термин имитирует звуки, которые издавал первобытный человек, и в то же время расшифровывается как Холистический (целостный), Манипулятивный, Мультимодальный (то есть присущий образу действий, а не внутреннему содержанию), Музыкальный и Мимотический (подражательный).

Сугубо лингвистическое, ограничивающееся словарным запасом, изучение языка упускает из поля зрения интонацию, мелодику, жестикуляцию и мимику. А ведь именно их использует и даже утрирует мать, общаясь с младенцем, который еще не понимает значения слов. Они играли важную роль и в общении гоминидов, когда еще не выработались общие правила, а словарный запас был скуден.

Протоязык был целостным, утверждает Стивен Митен, ссылаясь на профессора лингвистики Кардиффского университета Элисон Врей, то есть, к примеру, выражение: «Осторожно, рядом медведь!» — невозможно было разложить на составные элементы.

Манипулятивностъ протоязыка заключалась в том, что он зависел от конкретных обстоятельств (к примеру, крик «Пожар!» в переполненном кинотеатре — не сообщение, а побуждение к немедленным действиям). Мультимодален он был, поскольку сочетал в себе многие речевые уровни, а мимотическим — так как имитировал звуки, издаваемые животными. Наконец, музыкальность его еще не отделилась от собственно речи.

Протоязык полностью удовлетворял потребности первобытных людей на протяжении многих сотен тысяч лет. Необходимости передавать сложные сообщения не было. Члены одной группы гоминидов проводили большую часть времени вместе, их жизнь, подчиненная лишь природным циклам, протекала монотонно. Не происходило ничего нового, о чем требовалось бы поведать, используя язык символов. По мнению Стивена Митена, наивысшего уровня развития протоязык достиг у неандертальцев, которые, как он полагает, были гораздо музыкальнее современных людей.

Много лет неандертальца изображали как покрытое густой шерстью обезьяноподобное существо, однако в последнее время частично реабилитировали. Приблизительно 400 тысяч лет назад потомки «человека гейдельбергского» разделились на две ветви — собственно неандертальцев и представителей «хомо сапиенс». Первые обитали в Европе и на Ближнем Востоке, вторые — в Африке. Неандертальцы были светлокожи, приземисты и обладали большой физической силой. Их мозг был даже крупнее человеческого, что вовсе не означает интеллектуального превосходства, так как важна не масса мозга, а ее соотношение с массой тела. Этот коэффициент у «хомо сапиенс» больше, чем у других млекопитающих, и составляет 5,3, у «человека гейдельбергского» его значение колеблется от 3,1 до 3,8, а у неандертальца — всего 4,8.

Ученые сходятся на том, что неандертальцы говорить не умели: на местах их стоянок не найдено таких лишенных утилитарного предназначения предметов, как украшения или предметы культа, а значит, абстрактным мышлением, которое предполагает владение речью, они не обладали.

Удивительно, что культура неандертальцев на протяжении четверти миллиона лет практически не развивалась. Они искусно изготовляли ручные рубила и копья — но не усовершенствовали эти изделия, хотя им приходилось бороться за то, чтобы выжить в суровых условиях ледникового периода. Им не помешали бы лук и стрелы и хотя бы примитивное сельское хозяйство, но прогресса не происходило, а значит, не было необходимости общаться. Или же наоборот: отсутствие абстрактного мышления и неспособность формулировать абстрактные понятия исключала какой бы то ни было прогресс. Они воспринимали суровую жизнь как она есть — с неизменным «хмммм».

Если допустить, что неандертальцы отлично приспособились к условиям своего обитания, но им недоставало гибкости мышления, чтобы учиться на собственном опыте и изобретать что-то новое, то придется признать: они использовали возможности своего относительно большого мозга, чтобы доводить до совершенства тысячелетия назад усвоенные навыки, будь то изготовление ручных рубил или способы общения друг с другом.

Митен исходит из того, что неандертальцы обладали абсолютным слухом, то есть могли точно идентифицировать высоту звуков. Есть мнение, что такой способностью наделены новорожденные младенцы, но утрачивают ее в процессе обучения разговорной речи. В подавляющем большинстве языков высота звука не играет роли, и поскольку людям необходимо понимать сказанное независимо от тембра голоса говорящего, абсолютный слух им скорее мешает, чем помогает. Только в так называемых тональных языках (в основном азиатских) значение слов меняется в зависимости от высоты звука — поэтому в странах Азии людей с абсолютным слухом гораздо больше, чем в Европе и Северной Америке.

Тем, кому не нужно учить язык, абсолютный слух не мешает. Так что можно предположить, что неандертальцы сохраняли его на всю жизнь и в своем «мурлыканье» использовали для дифференцирования значений звукосочетаний.

На протяжении многих тысячелетий они удовлетворяли свои потребности с помощью полученных навыков и пережили даже экстремальные изменения климата. Но около 50 тысяч лет назад в Европе появились темнокожие выходцы из Африки, которые начали конкурировать с ними за жизненное пространство. И через несколько тысячелетий неандертальцы исчезли.

Их никто не истреблял. Просто те, кто оказался восприимчив к новому, создали более эффективное оружие и, убивая больше диких животных, лишили пищи неандертальцев, которым нечего было им противопоставить.

Конечно, все это лишь предположения, чего не отрицает и сам Стив Митен. Однако в его теории о культуре, не стремящейся к прогрессу, в которой духовное начало и эмоции едины, есть нечто завораживающее. Мы привыкли думать, что любая цивилизация должна развиваться, как наша: путем прогресса, экспансии, завоевания новых территорий. Неандертальцы служат примером обратного. Мне вспоминается разговор с гамбургским математиком Райнхардом Дистелем. На мой вопрос о том, создали бы внеземные цивилизации, если бы они существовали, математические теории, аналогичные нашим, Дистель ответил так: «Для начала стоит подумать, стали бы они вообще заниматься математикой или только пели бы?»

По теории Стивена Митена, человечество унаследовало протоязык от своих предков, а потом он разделился: речь стала использоваться для обмена информацией, а тональная, эмоциональная и музыкальная составляющие избавились от необходимости нести смысловую нагрузку и, свободно развиваясь, превратились в современную музыкальную культуру.

Музыка теперь имеет лишь эмоциональное значение, она вызывает субъективные переживания. Строго говоря, она не несет никакой информации, даже если, как в симфонической сказке Прокофьева «Петя и волк», отражает явления реального мира. То, что поднимет настроение одному слушателю, у другого может вызвать депрессию. Общение с помощью звуков раз и навсегда разделилось на две функции, и они соединяются только в песнях. Таким образом, песня — это попытка возродить холистическую, целостную форму коммуникации наших предков.

Хотя теория Митена содержит немало спорных положений, она дает на вопрос: «Что появилось раньше, музыка или речь?» неожиданный ответ: «Ни то, ни другое». Музыка в его понимании выполняет важную функцию как язык чувств. Она не передает конкретную информацию, но многообразие ее эмоциональных оттенков безгранично. Поэтому никакому Талибану ее никогда не запретить.