Другие страны, другие звукоряды

В некоторых странах используются звукоряды, не подчиняющиеся математическим соотношениям. Западноафриканская народность лоби, например, по свидетельству музыковеда Хабиба Хассана Тоума, целенаправленно вводит между пятью «главными» звуками так называемые «мертвые» ноты, которые к нашей гармонической системе не подходят. В арабских культурах октава делится не на двенадцать равных интервалов, а на 17–24 неравных, имеющих так называемые большие и малые «полные звуки», а также большие, средние и малые полутоны.

Однако, несмотря на все эти различия, существует несколько общих для всех культур моментов. Хотя теоретически внутри одной октавы мы можем различать много звуков, гамма почти повсеместно имеет от пяти до семи нот. В западной музыке семь нот мажорной или минорной гаммы выбираются из 12 интервалов, а в индийской музыке — из 22-х: так называемая рага базируется именно на такой гамме. Самую, пожалуй, непривычную для нас музыку исполняет индонезийский гамелан-оркестр — ее гаммы не имеют ничего общего с европейскими.

И все же, если их сравнить, сразу же бросаются в глаза две особенности: во-первых, расстояния между звуками в обеих гаммах не одинаковы, то есть, судя по всему, это верно для всех культур. Почему, никто не знает — равномерная шкала была бы намного проще, и ученики музыкальных школ были бы избавлены от разучивания бесчисленных гамм. Возможно, такие звукоряды существуют для того, чтобы слушатель мог сориентироваться: у каждой мажорной тональности свой звукоряд, так что, зная все семь нот, можно определить тональность. В современной западной музыке используется также целотонная гамма, состоящая из шести звуков с интервалами в два полутона между ними, где каждый звук может быть базовым. Но для нетренированного уха такая гамма звучит искусственно и чужеродно.

Во-вторых, если в индийской музыке, как и в западной, имеется квинта (пятый звук), то в индонезийской ее нет. Исследователи объясняют это тем, что в гамелан-оркестре в основном представлены ударные инструменты типа колоколов или ксилофонов, имеющие другой спектр обертонов, нежели колеблющиеся струны.

Я попытался сыграть несложную мелодию из семи основных звуков во всех трех звукорядах (да простят меня индийцы и индонезийцы, поскольку эти мелодии ничего общего с их культурами не имеют). Что у меня получилось, вы можете послушать в Интернете.

Само собой, экзотические гаммы звучат для западного человека непривычно — но, тем не менее, и для него это, бесспорно, музыка. Мы неосознано подбираем для «странных» звуков замену из нашей «правильной» шкалы — слух, так сказать, постоянно производит поднастройку. Благодаря этому становятся возможны совместные проекты вроде ежегодного фестиваля в марокканском Эссаоуира, где западные джазовые музыканты играют вместе с арабскими гнава-музыкантами, и, хотя каждый остается в собственном звуковом пространстве, порой получается весьма интересное звучание.

Примером тому, что привычный нам звукоряд не чужд новшествам, могут служить блюзовые тоны джазовой и рок-музыки, расположенные где-то в промежутках между звуками нашей двенадцатитоновой гаммы, например, между малой и большой терцией. Они возникли, когда чернокожие рабы в Америке стали исполнять музыку своих белых господ, используя западные инструменты. Большинство звуков удалось приспособить, повысив или понизив, и только этот третий тон сохранил свою двойственную роль между двумя западными нотами. Популярный в ФРГ певец Петер Краус в середине XX века запел рок-н-ролл по-немецки, и сегодня, спустя шестьдесят лет, эта блюзовая терция уже не звучит для нашего уха экзотично.

Ознакомившись с культурой других частей света, с идеей дефинировать музыкальные звуки посредством простых частотных соотношений приходится проститься. «За пределами западной культуры пифагорова мечта не находит воплощения в реальности», — утверждает Эниред Пейтел, исследователь музыки и головного мозга из института нейрологии в Сан-Диего, Калифорния. Да и для западной культуры все не так однозначно. Так что звуки нашей шкалы, как считает Пейтел, следует рассматривать как «воспринятые в результате обучения». Ребенок, начиная говорить, имеет в своем распоряжении набор звуков из всех языков, но постепенно забывает их, ограничиваясь естественными для своего родного языка. Так же и с музыкой: мы с рождения открыты для всех возможных звуковысотных систем, но в раннем детстве привыкаем к одной из них и начинаем воспринимать другие как чужеродные.