Положение с правовым сознанием населения

Александр Степанович Гречин построил типологию правового сознания людей с точки зрения информированности о сотне правовых норм: статей уголовного кодекса, норм трудового законодательства, положений конституционного права[73]. Мы повторили типологизацию этого массива другим методом и получили примерно те же типы правового сознания в нашем обществе. Сделаем краткий разбор их характеристик.

Типы правового сознания выделялись на основе блока из четырех вопросов относительно предложений-ситуаций, описывающих правонарушения. Вопросы фиксировали:

1) знания опрашиваемых типа законодательных санкций относительно правонарушения (уголовное, административное, общественное порицание);

2) оценки опрашиваемых действий правонарушителя (осуждение, частичное или полное одобрение);

3) оценки собственного поведения опрашиваемого при попадании в аналогичную ситуацию (как поступил бы);

4) как поступили бы опрашиваемые в ситуации, если бы правонарушение совершалось бы лицами из бытового или трудового окружения опрашиваемого.

Ситуации фиксировали различные правовые нарушения от мелких хищений, взяток, неуплаты алиментов, до хулиганства, кражи, спекуляции, контрабанды и антисоветской агитации, прав судей, милиции и т. п.

Были выделены шесть типов правового сознания:

1. Активно-позитивный тип: знают тип законодательных санкций, осуждают правонарушения, никогда не поступили бы подобным образом и активно препятствовали бы правонарушению в ближайшем своем окружении;

2. Традиционно-позитивный тип: по первым трем пунктам совпадающий с первым типом, но в случае нарушений закона окружающими придерживающийся принципов «моя хата с краю», «двое дерутся – третий не лезет», «наше дело телячье – поел да в стайку»;

3. Неустойчивый тип: не высказывая своего отрицательного отношения к требованию правовых норм, подходят к ним формально и могут совершать правонарушения;

4. Пограничный тип: не одобряют норм права, выполняют их, исходя из опасения быть наказанным, но, если, по их мнению, наказания можно будет избежать, совершат правонарушение;

5. Негативно-отклоняющийся тип: резко отрицательно относятся к правовым нормам из-за содержащихся в них санкций, не мыслят себе человеческой активности вне преступной жизни абсолютно не связанной с институтами социальной системы.

6. Этот тип должен быть оговорен более подробно.

А. С. Гречин выделил 5 типов, в нашей типологии – 1 – 5, однако его методика выделения была связана с шкальными преобразованиями, а мы в связи с потерей части документов исследования применили комбинаторный метод, сохранив принципиальные названия типов и выделив их в чистом виде 1 – 5, добавляя тип 0, отличающийся различным поведением в зависимости от ситуаций. Так в ситуации осуждения злостного неплательщика алиментов этот тип может быть положительным, в ситуации мелкой кражи уголовно наказуемым, а в ситуации антисоветской пропаганды демонстрировать суперпатриотизм и «любовь» к Родине. Преступный тип у Гречина насчитывал 1,5 %, столько же он насчитывает и после нашей обработки. Мы не рискнули выделять сильно-колеблющихся людей в преступный тип по нарушению ряда статей УК РСФСР, если они демонстрируют нахождение сразу в четырех-пяти типах правосознания, обязательно включая активно-позитивный. Такие комбинации доводят преступный тип до веса в 5,4 %. Конечно, относительность такого сужения «преступного поля» очевидна: почему «грабеж» лучше «контрабанды», а «антисоветская пропаганда» лучше «хулиганства», доказать в рамках правовой парадигмы невозможно. Однако в целостной картине рассмотрения взаимосвязей правового сознания лучше иметь резкие, контрастные а не размытые границы групп. Переходы же людей через поля конкретных правовых норм в зависимости от изменения ситуации должны рассматриваться отдельно и детально=.

Так вот: связь типологии правового сознания была изучена с широким спектром социальных признаков, но сейчас мы остановимся лишь на нескольких корреляционных матрицах, возвратившись к правовым нормам при анализе информированности населения относительно различных сторон жизни.

Рис. 3.7. Соотношение различных типов правового сознания (ПС) в массиве обследованных (в % к числу обследованных; n [74] 2000)

Несомненно, в целом картина безотрадная даже для «советского» времени, но еще хуже дело обстоит во взаимосвязях.

Если учесть, что только 69 % от 41 % законопослушных граждан, занятых в народном хозяйстве и четыре пятых от 12 % граждан, которые не будут вмешиваться в ситуации правонарушений, считают необходимым исполнять закон всегда, то окажется, что наше общество уже к восьмидесятым годам подошло к ситуации правового беспредела. Колеблющиеся в правовом отношении люди находились в ситуации неопределенности и при первом же изменении общественной ситуации стали бы действовать, опираясь на конкретные обстоятельства жизни, а не на правовые нормы. Что им и было предоставлено.

* «Негативный 1» – это «чистый» тип объемом в 29 человек, «негативный-2» – это расширившийся до 108 человек тип для получения репрезентативных отклонений от средней, хотя «резкость» его определенности при этом несколько теряется. Напомним, что коэффициенты связи и энтропия даны по структуре с «чистым» типом.

Причина этого явления – в отчуждении огромной массы людей от институциональных и правовых форм социальной жизни в «советское» время и прежде всего в области экономических отношений. Это отчуждение, не идет ни в какое сравнение с нынешним, и разбирать их преемственность надо отдельно, детально, в целостном аспекте развития общества в другом месте. Здесь отметим лишь, что осознание этих проблем населением в 80-е гг. приняло всеобщий характер[75].

В таблицах по правовому сознанию надо обратить внимание на два обстоятельства. Одно общеметодологическое. Анализируя «ценности», мы отмечали, что энтропия по привязке к формам различных стереотипов обыденного сознания выше, чем к формам деятельности, требующих затрат времени. Подсистема «сознание», отражая своей поверхностью фигуру поля активности, находится в более свободном, «размытом» состоянии, чем подсистема «деятельность». Нечто подобное наблюдается и здесь. Самая высокая энтропия в связях правового поля с типами мотивации, оценками взаимоотношений в коллективе и формами отношения к закону. Самая низкая – в связях правового поля с принятием решений об участии в делах коллектива и с формам активности в труде. Здесь приходится делать активный и обязывающий временем выбор. К этому пункту мы будем неоднократно возвращаться в силу проявления его фундаментальной важности для цивилизационного баланса обмена свойствами людей.

Другое важное обстоятельство состоит в том, что стремление соблюдать закон, участвовать в управлении делами производства, наличие общественных мотивов социальной активности, нормальных трудовых отношений в бригаде и высокой трудовой активности отличает только активно-позитивный в правовом отношении тип людей. Этому сопутствуют следующие обстоятельства.

1. Наиболее велик у этого типа вес желающих участвовать в принятии решений по производственной жизни, а наименее – вес активных в формах трудовой активности, что говорит об их недостаточности и резерве в тот период общественно необходимого времени именно на этом поле.

2. Традиционно-позитивный тип (который будет пассивно наблюдать за правонарушениями) в основном занимает срединную позицию по всем параметрам, кроме вербально выраженного стремления соблюдать закон всегда; здесь он присоединяется к активно-позитивному. Союз довольно шаткий и не зафиксированный устойчивыми институциональными формами деятельности. При этом связь правовой типологии и признаков, полученных другими комбинаторными методами, по иным предметным областям социума, наиболее велика между формами собственно правового поля (см. коэффициенты связи в табл. 3.5). Обыденное сознание фиксирует близлежащее. Чтобы увидеть структурные связи, нужен или развитый предметно обмен «временем» жизней или сциентистски ориентированный инструмент социального видения. Ни того, ни другого в распоряжении массового сознания не было и нет, однако накопленная частота результатов событий иногда пробивает себе дорогу в сознание даже на правительственных раутах с народом[76].

3. Негативный, явно преступный тип, оказывается непредставительным в своих отклонениях от среднего по массиву по предложенным социальным параметрам, хотя эти отклонения достаточно велики. Мы укрупнили ареал этого типа, доведя его до 5,4 % от объема массива, включив всех людей, которые попадали хотя бы по одной определенной статье УК в уголовно наказуемую ситуацию. В этом случае отклонения от средней по массиву стали репрезентативны. Однако сами веса (см. строку распределения % «негативный-2») потеряли «контрастность», присущую строке распределения процентов по типу «негативный-1». Это значит, что либо «преступный тип становится на путь исправления», либо почти 4 % людей этого типа отвечают на анкетные вопросы, фарисействуя. Проверить, чего больше, на нынешнем правовом поле, думаю, уже невозможно. Ситуация «ушла».

4. Несмотря на нерепрезентативность отклонений от средней, имеет смысл обратить внимание на то, что 55 % людей с преступным типом правосознания «хотят участвовать в принятии решений по делам коллектива».

Тут надо сделать небольшое отступление в виде экскурса в изучение трудовых отношений на фоне исследования алкоголизма и пьянства.

Рассматривая такую массовую форму поведения в нашем обществе, как пьянство, мы установили ряд фактов. В целом в «советское» время одна треть структуры розничного товарооборота продуктов питания приходилась на алкогольные изделия, которые Госкомстат страны прятал со статьей «сушеные грибы, витамины, пряности и т. п.». Доля водки в продуктовой корзине рабочего в царское время составляла одну четвертую часть (25 %). В предвоенное «сталинское» время эта доля в структуре товарооборота на продукты питания в стоимостном выражении составила менее одной пятой на одного жителя (19 %). В «советско-брежневское» время на каждого гражданина нашего общества, включая интеллигенцию и младенцев, стало приходиться более 34 % торгового оборота питания в виде стоимости «сушеных грибов и витаминов», которые обеспечивали и оборону, и выплату зарплаты. В результате потребления столь калорийных блюд потеря в производительности труда от одного похмелья из-за выпивки в нерабочее время по нашим исследованиям 1972, 1975, 1983 и 1991 гг. съедала всю выручку от продажи «витаминов и пряностей»[77], а темп прироста национального дохода падал вдвое. При этом доля употребленного за год алкоголя на одного взрослого жителя нашей страны, рассчитанная по нашим исследованиям, была на один литр спирта ниже официальной цифры по закрытым госкомстатовским исследованиям. Введение сухого закона указом императора перед первой мировой войной подняло производительность труда в промышленности на 7 %. По нашим очень осторожным оценкам, только отказ от политики пьяного бюджета (отнюдь не сухой закон и вырубка виноградников, что было, конечно же, политической акцией по принципу «чем хуже – тем лучше»), перебалансировка модели ценообразования, расширение форм досуга, ассортимента торговли и повышение качества вин, водки и пива могли удвоить рост производительности труда в промышленности минимум на 5 %, что привело бы к удвоению величины прироста национального дохода. Что было предпринято вместо этого, известно очень широкой публике[78].

Однако одним из косвенных и побочных результатов рассмотрения проблемы алкоголизма нашего общества, имеющим прямое отношение к системному анализу эпохи «велико-коленного перелома», явилась фиксация в строительной промышленности структуры отношений в трех типах трудовых коллективов[79]. Первый тип – отличный передовой коллектив строителей Зеленограда, второй – стройуправление со средними показателями, третий – с делами, идущими из рук вон плохо. В этом худшем коллективе почти две трети «работников» считают, что выпивка играет важную роль в сплочении коллектива, слово у них не расходится с делом, и две трети коллектива по объективным данным регулярно пьют на работе. В лучшем коллективе лишь 3 % одобряют питейные традиции, а две трети считает, что за выпивку на работе «даже из-за семейных неприятностей» надо непременно осудить и наказывать. 65 % худшего и 75 % лучшего управлений хотят, чтобы товарищи относились к ним с уважением и ведут себя соответствующим образом: в лучшем завоевывают это уважение трезвым трудом, а в худшем – совместной пьянкой для сплочения. Однако в худшем управлении доля, считающая свой коллектив недружным, в семь с лишним раз (!) больше, чем в лучшем. Дружбы на сомнительной почве «семи рваных» произрасти не может. При этом все, как всегда, хотят видеть свои районы города «образцовыми», вот только содержание этих «образцов» социально разное.

Итак, сплоченность первого коллектива достигнута за счет организации, второго – дезорганизации труда. Перед нами разврат, которым в связи с ложно понятыми «общественными задачами» занимается управление, снабжая население «витаминами» и «пряностями»[80]. Нужен только подходящий момент, чтобы эти «общественные задачи» стали сначала личными, а затем частными интересами.

Вернемся к правовому полю. Здесь тождественная картина. Мы установили, что лишь одна треть занятого в народном хозяйстве населения активно-позитивна в правовом отношении. Именно ее интересы диктовали и открывали положительные возможности изменения управленческой ситуации регулировки обмена результатами труда. Однако вместо этого были созданы те формы регуляции, которые привели к резонансу во все возрастающих масштабах асоциальных видов правового сознания на полях производственно-территориальных и технологических общностей. Дремлющий несколько десятилетий созданный в предыдущие эпохи «негативный запал» превысил критическую массу уже к началу 80-ых. Однако институциональная структура оказалась разрушенной не сама по себе и в силу объективных причин, а экономическая политика породила преступное сообщество не по воле рока или мистических «пассионарных толчков»[81].