Семиотические группы (группы понимания текста)

Среди тех, кто в 1967 – 73 гг. работал по проекту «Общественное мнение», лишь Т. М. Дридзе обратилась к проблеме адекватности интерпретации текстов медийного поля применительно к газетам[178]. На апробации ее кандидатской диссертации В. В. Сазонов заметил, что главный вопрос в том, как работают найденные по сути в «лабораторном эксперименте» семь семиотических групп и другие (группы по степени осознания штампов текста масс-медиа, группы по «номиналиям» – знанию имен деятелей культуры) в реальных условиях, в обычном информационном поведении людей, каков широкий ряд их характеристик в реальности? Этот вопрос долго оставался без ответа. Кроме того, стоял и вопрос о статистической репрезентативности результатов, полученных на массиве в 300 респондентов и их подтверждении.

В последнем Всесоюзном исследовании «Правда»-90/91» основные показатели исследования 1968 г. были использованы в повторном замере. Тест относительно косыгинской реформы, служивший одним из трех «пластов» наряду со знанием общего и специального словарей прессы, был запущен в «поле» только с изменением даты (1968 г. на 1990 г.)[179]. В анкете-интервью сохранялся специализированный словарь газетных текстов с заменой нескольких слов: ведены «гласность», «прогресс», «демократия». Общий словарь газетной лексики был сохранен, но документ составлен так, что на него могли отвечать не только в процессе интервью, но и в ходе анкетирования. На 3000 человек (треть выборки), которым давался вкладыш с просьбой прочитать и проинтерпретировать суть предложенного текста-теста и кратко пересказать его основную идею, сложилось стихийное представительство ответов по искомым категориям. В итоге у 2000 человек уровень семиотической подготовки был измерен по параметрам методики 1968 г. 1500 человек русскоязычного населения (в основном по РСФСР) имели наиболее широкий набор зафиксированных признаков. В отличие от исследования 1968 г. теперь учитывались такие параметры, как реальное чтение накануне опроса газетного текста с его различными характеристиками, полученными методом анализа содержания, включенность в информационную макроструктуру общества, активность в различных областях жизни, уровень благосостояния, цветовые предпочтения (применялся словесный аналог цветового теста, который дал впоследствии хорошие результаты на валидность в небольшом контрольном исследовании). Измерялись и другие параметры людей, их поведения в отношении прочитанного текста, самого текста, включенности людей в различные сферы жизни общества как в целом, так и в зависимости от групповой принадлежности респондента. По части параметров исследование имело «блоки» со стихийным представительством ответов по вкладышам в анкету-интервью. Например, по реально прочитанным накануне газетам и их материалам, по отношению к межнациональным конфликтам, по спросу на товары длительного пользования, по предпочтениям медийных средств и оценкам благосостояния различных социальных групп в зависимости от формы вопроса, по ответам на тест с целью измерения степени «консерватизма – инновационности»[180]. После выбраковки части полевых документов объем снизился до 1407 человек[181].

В исследовании Т. М. Дридзе 1968 г. было 300 человек, у нее была типологическая стратифицированная выборка по Таганрогу. Во Всесоюзном исследовании 1990/91 гг. по городам типа Таганрог с использованием тех же социально-демографических признаков (пол, возраст, род занятий, образование), которые были положены в основу выборки 1968 г., исследованными оказались 453 человека.

У Т. М. Дридзе было семь семиотических групп, а у меня на пересечении знаний общего и специального словарей прессы и умений интерпретировать текст адекватно его цели, выделять логико-фактологическую цепочку, работающую на цель сообщения, оказалось более 20 групп, которые оказались легко сводимыми к аналогичным семи. Данные по этим семи группам в 1968 и 1990/91 гг. представлены в табл. 7.13 (массив Всесоюзного исследования не перевзвешен, данные не преобразованы, у 77 % респондентов родной язык – русский).

Самые талантливые в отношении восприятия сообщений люди не знают общего словаря, но адекватно интерпретируют текст – это седьмая семиотическая группа. В исследовании 1968 г. они составляли 1,7 % от объема выборки, а в 1991 г. – 3,9 %. Третья семиотическая группа в принципе широко известна – это Вероника Маврикиевна и Никитична. Так что Т. М. Дридзе здесь статистически открыла в 1968 г. и то, что стало потом не только полюбившимся предметом эстрадного искусства, но и зафиксировалось реакциями людей в виде анекдотов в массовом сознании. В 1990/91 гг. использовался другой метод – смешанное анкетирование и интервьюирование, но, несмотря на это, и при разнице почти в 25 лет реакции респондентов на текстовую модель распределились практически тождественно (люди, адекватно интерпретирующие текст, составляют в 1968 г. 13,7 %, а в 1991 г. – 12,9 %). Результат повторился, а значит, феномен узнавания текста, его адекватной или неадекватной интерпретации, вычленения в первую очередь цели сообщения, его фона, отдельных эмоционально окрашенных слов существует. Следовательно, есть люди с разным умением интерпретировать тексты, и они статистически значимо фиксируют свойство человеческого сознания адекватно и неадекватно интерпретировать смысловую ткань текста.

Нам было важно узнать, как люди с разной степенью умения интерпретировать текст, выделять цель сообщения, с разными навыками и уровнями языковых знаний среагируют на сообщения с разной информативностью. Я предполагал, что группы с высокой степенью умения адекватно интерпретировать текст, могут извлекать информацию из чтения любого осмысленного текста. Отсюда следует, что у групп с низким уровнем семиотической подготовки должно наблюдаться (если исходить из верности концепций типа «стимул – реакция») снижение приема информации с высокой информативностью («сухих» сообщений) и повышение приема сообщений с высокой словесной избыточностью. Гипотеза частично (не во всем, как увидим ниже) провалилась, однако выводы из опровергающих и подтверждающих ее фактов оказались важнее ее полного и прямого подтверждения.

Проверяется гипотеза двояко. Во-первых, семиотические группы должны быть связаны с приемом сообщений различной информативности вышеуказанным образом, во-вторых, у них должна быть сильная связь с группами по степени осознания своих информационных потребностей (табл. 1.12). В первом случае единицей измерения выступает не респондент и не сообщение (с характеристиками «контент-анализа»), а акт поведения читателя в отношении сообщения – поведенческое поле с исходами «читал – не читал». Оно составило: в 1968 г. 4546 актов поведения 107 читателей четырех номеров «Таганрогской правды» со 160 материалами; в 1991 г. – 65 155 актов поведения 871 читателя 10 номеров газеты «Правда», 10 номеров еженедельника «АиФ» и одного номера «КП», представленных 1072 материалами. Уровень семиотической подготовки был замерен в этом поле у 493 человек, уровень информативности текста относительно цели сообщения – в 838 материалах. Поле приема информации составило здесь более 30 600 контактов (человеко-сообщений) с одним из двух исходов: сообщение прочитано или пропущено.

Главное: в процессе реального приема сообщений текста газет отсутствует связь между уровнем семиотической подготовки читающих их респондентов и информативностью текста относительно цели сообщения (табл. 7.14). Коэффициенты связи Пирсона в этой таблице между семиотическими группами и уровнем информативности прочитанного и непрочитанного текста равны соответственно 0,082 и 0,041 (коэффициент Крамера – Чупрова и того ниже: 0,058 и 0,028)[182]. Относительно низка связь и между семиотическими группами и группами по степени осознания своих информационных потребностей (потребностей, заявленных вербально и в разной степени совпадающих с чтением интересующего в реальном поведении; см. табл. 1.12). В матрице «семь на четыре» коэффициент Пирсона равен 0,285, а Крамера – Чупрова – 0,165.

Между тем взаимная сопряженность групп по степени осознания своих информационных потребностей и по активности информационного приема за 25 лет не изменилась: в табл.1.13 коэффициент Пирсона составляет 0,685, 0,596, 0,739, 0,452, Крамера – Чупрова – 0,484, 0,421, 0,522, 0,320, коэффициент взаимной сопряженности – 0,565, 0,511, 0,594, 0,412 за 1968-1977-1991-2004 гг.[183] Высокой степени осознания своих объективных потребностей (выраженной в совпадении вербально заявленных интересов с реальными действиями приема социальной символики) соответствует высокоактивное поведение в сфере информационного приема. И наоборот. У групп с высокой степенью осознания не встречается низкой интенсивности приема информации. Распределение носит форму чечевицеобразной галактики. И здесь, уже на уровне актов поведения, деятельности в отношении отдельных предметных реальностей текста (так же, как и при рассмотренных ранее полях и векторах изменения скоростей перехода социальной активности в социально данных, конституированных и институциализированных предметно формах жизни) в социальных полях тяготения висит поведенческая галактика событий. И здесь поведение соответствует фигуре всей массы человеческого взаимодействия в кристаллической решетке предметно-институциональной структуры социальной системы.

* Степень информативности текста определяется как отношения числа слов логико-фактологической цепочки материала к общему числу слов материала и выражается в %.

Но с чем же связана найденная структура – семиотические группы, выявленные через 25 лет и при исследовании совершенно иного массива людей? И ведь информативность текста не артефакт! На протяжении 35 лет в содержании десятков тысяч сообщений газет самой разной политической ориентации практически не меняется соотношение материалов-информаций и материалов-мнений, несущих читателю оценку. Напомним: 15 % сугубо информационных материалов без знака оценки против 85 % комментариев. Если же взять, как мы говорили при разборе структуры текстов «АиФ» и «Правды», за 100 % словесный объем их сообщений, то чисто информационные материалы дадут 6 % слов, а оценочные – 94 % (и это видно на сотнях тысяч слов за несколько десятков лет). Я не говорю об ангажированности журналистики. Важнее другое: как интерпретировать отсутствие в процессе информационного приема связи поведения семиотических групп и информативности текста (параметры которого играли главную роль в технике их выделения), и четкую связь в этом же процессе приема у групп разного умения понять текст, с группами по роду занятий (коэффициенты Пирсона – 0,594, Крамера – 0,242), статусу (Пирсон – 0,460, Крамер – 0,188), образованию (Пирсон – 0,606, Крамер – 0,247) и эмоциональному состоянию тревоги в период социальной катастрофы (Пирсон – 0,428, Крамер – 0,214)? И это наряду с менее четкой связью этих же групп с группами по степени «консерватизма – инновационности» (Пирсон – 0,332, Крамер – 0,166), общественно-политической активности (Пирсон – 0,313, Крамер – 0,221) и слоями разных форм массового коммуникативного поведения: от групп включенности в информационную макроструктуру (Пирсон – 0,369, Крамер – 0,165) до групп по активности приема сообщений (Пирсон – 0,238, Крамер – 0,119)[184].

Если взять, к примеру распределение в семиотических группах четырех групп по степени тревожности, выделенных в соответствии с методикой «теста Люшера», взаимная сопряженность признаков которого указана выше, то связи в табличной форме выразятся следующим образом.

Мы видим, что третья и шестая семиотические группы отличаются более высокой степенью тревожности, а седьмая раздваивается между нормой и беспокойством. Особенно беспокойны в 1990/91 гг. «Маврикиевны и Никитичны», и есть от чего. Но «олимпийски» спокойны в это же время первая, вторая и четвертая группы. Что касается четвертой, самой большой, то эта семиотическая группа ловко владеет словесной символикой, будучи не в состоянии интерпретировать текстовые смыслы. Если мы присвоим группам «степени беспокойства» номера от первого (норма) до четвертого (наивысшая степень тревожности), то средняя по распределению массива, взятого в контексте параметров «уровень семиотической подготовки» – «степень тревожности», будет второй. Что до степени тревожности населения страны, которую в деталях надо рассматривать особо, то в целом она находится при перевзвесе массива на генсовокупность по переписи с точностью до сотой доли среднего значения на уровне нашей подвыборки с семиотическими группами.

* Степень тревожности определялась по ответам на тестовые вопросы о цветовых предпочтениях. Отличающаяся высокой степенью тревожности 3-я группа стремится брать текст высокой информативности, смысл которого она не может адекватно интерпретировать (табл. 7.14)

Теперь взглянем на связь семиотических групп с группами по степени включенности в информационную структуру в целом. Эта включенность представлена в табл. 4.1 одной строкой «источники», а в табл. 3.10 разобрана по 27 источникам по отдельным локальностям[185]. Пометим направленность и силу отклонений от средней по массиву в каждой из групп включенности в информационную структуру соответствующим знаком.

Итак, наиболее высока степень включенности в информационную структуру общества в целом у четвертой, первой и седьмой групп. Пятая отличается «раздвоенностью» по степеням включенности в источники информации, а третья и шестая снижают степень включенности в рассматриваемую структуру в целом. Вторая занимает срединное положение.

Теперь можно рассмотреть структуру активности семиотических групп комплексно – в связи с различными сферами в целом, а затем и с разными группами. Это позволит создать своего рода «психологический» портрет потребности в информации у этих групп и слоев. Поставим семиотические группы в подлежащее таблицы. Возьмем различные сферы жизни уже не по распределениям частот, а по отклонениям от средних значений числа форм жизни в той или иной группе, скажем, числа источников информации в целом по массиву и в той или иной группе, числа прочитанных сообщений в поле принятого текста и т. п.

Конечно, картина отклонения в средних по числу источников и степени тревожности в целом не противоречит выводам из распределений частот этих показателей в семиотических группах. Отдельные детали как раз статистически уточняются и, кроме этого, позволяют увидеть картину в целом. Так, например, одинаковые в распределении табл. 7.16 первая и седьмая группы, попадают в разные области по среднему числу используемых источников именно из-за разного объема и в целом, и по непредставительной доле в группе низкой степени включенности в информационную структуру, и из-за разных показателей разброса от средней. Вообще же, однако, «портрет» информационного приема через «сито»-структуру понимания смыслов текста весьма оригинален.

Прежде всего обнаруживаются два крупномасштабных пласта дифференциации семиотических групп. К первому пласту принадлежат абсолютно разнородные по умению интерпретировать смыслы сообщений первая и четвертая группы. По сути, если первая группа – это люди, для которых текст – смысловое решение определенной социальной ситуации, то четвертая представляет граждан, хорошо владеющих общей и специальной лексикой, абсолютно не улавливая смысла организации слов в логическую цепочку. При этом последняя группа в несколько раз (4 – 5) больше первой, которая всегда официально провозглашается объективно необходимой обществу. По осторожным оценкам эти две группы составляют от 40 % до 50 % населения страны. Они характеризуются полным отличием от других групп высокими уровнями достатка, активности в досуге и общественно-политической деятельности, высокой включенностью в различные информационные источники как массовой, так и межличностной, неформальной и зарубежной коммуникации, низкой степенью психологического беспокойства (высокой комфортностью), средним числом дней выпивки – количеством потребляемого алкоголя, а также числом прочитанных сообщений газет (на уровне «как все»). Если брать уровень информативности всех сообщений, с которыми они накануне контактировали (суммарно прочитанные и пропущенные материалы), то в поле их контактов растет доля низкоинформативных сообщений.

Ко второму пласту относятся третья, пятая, шестая и седьмая группы, которые при всем их различии в деталях объединены повышенной степенью тревожности, выражающейся у третьей, шестой и седьмой групп в цветовых предпочтениях, а у пятой – в уходе в иллюзорный мир с помощью алкоголя. Пятая группа, знающая только общую лексику и не додумывающаяся до смыслов речи, пьет больше среднего со значимостью отклонения выше среднего доли годовых дней пьянства с 95 % вероятностью. Эти «группы-бедолаги» по осторожным оценкам составляли в 1990/91 гг. более 40 % взрослого населения страны. Ни одна из этих групп не дает выше среднего включенность в различные формы жизни, где первая и четвертая занимают благополучное положение. Из 16 «испытательных клеток» активности только в 4 (25 %) эти группы находятся на среднем уровне активности и достатка, а в 75 % – на уровне ниже среднего. Однако их коммуникативное поведение различно. Группа третья («не знают словарей и не выделяют смысла текста») отличаясь высокой степенью тревожности и умеренным употреблением алкоголя, резко снижает число читаемых сообщений (вот в каком качестве и где подтвердилась гипотеза о снижении информационного приема), тяготея из прочитанного к публикациям с повышенной информативностью. Забегая вперед, отмечу, что на пересечении признаков «семиотический уровень» и «статус», взятых в поле прочитанных сообщений, эта группа падает с 13 % до 1 % представительства. И весь этот 1 % стопроцентно состоит из рядовых журналистов местных областных газет. Шестая же группа, знающая только специальную лексику и не умеющая выделять смыслы текста, тревожась, чуть идет в рост в приеме информации, тяготея в этом приеме к информативным сообщениям (здесь растут доли актов приема бригадиров, младших руководителей и высшего звена местного управления). Склонная к алкоголизму пятая, знающая только общую лексику, «ничем не тревожится», читает «как все», несколько повышая информативность прочитанного (возможно потребление темы «спорт», что требует проверки). «Природно умная» седьмая группа, не особо тревожась, тяготеет к среднему уровню по активности чтения высокоинформационных сообщений, которые она объективно способна понять. В целом мы видим ярко проявляющиеся компенсаторные психологические механизмы обращения к информационным потокам в обществе с целью снятия тревоги в ситуации социального коллапса. Это попытка «схватиться за соломинку» в безысходной ситуации. Группам же первого пласта «снимать» нечего, так как они вполне социально благополучны и в приеме алкоголя или информационных потоков для успокоения не нуждаются. Особую нишу занимает вторая группа, умеющая удовлетворительно извлекать из текста его логические смыслы и одновременно активная лишь в сфере досуга. Она являет собой как бы промежуточную, переходную, реагентную область. Опять же и это предположение нуждается в эмпирической проверке.

Прежде чем перейти к последней описательной ступени в раскладке семиотических групп и написания их «портрета», пара замечаний. Конечно, группы связаны с признаком «образование»: первая, вторая и четвертая увеличивают вес лиц с высшим образованием. У четвертой – «знают словари, но смыслы „выделяют трудно“» – увеличивается вес лиц со степенью кандидата наук. Третья и пятая тяготеют к малообразованным слоям, а седьмая по отклонениям признака «образование» нерепрезентативна. Работники сельского хозяйства, служащие аппарата предприятий и учреждений, непроизводственная интеллигенция и (особенно резко) пенсионеры, увеличивают свой вес в первой группе. В такой же степени (пенсионеры увеличивают умеренно, а сельскохозяйственные рабочие, наоборот, уменьшают вес) эти социальные группы соотносятся и с четвертой семиотической группой. Рабочие промышленности резко увеличивают долю в третьей и пятой, работники торговли – в третьей, студенты и чиновники растут в седьмой, а инженерно-технические работники в шестой, уменьшая рост в третьей группе. Но самое интересное оказалось в связях по статусу. В результате завышения страт выборки были получены представительные группы работников местных органов власти и журналистов местных газет. Мы воспользовались этим.

Хотя в целом по массиву (9672 респондента) группы по «статусу» оказались репрезентативны, на пересечении признаков «уровень семиотической подготовки» и «должность – статус» объем резко снизился до 353 человек. Конечно, рассчитывая знак отклонения «статусных» (по должности) групп, исходя из 1000, мы берем на душу грех экстраполяции 353 респондентов, оказавшихся на пересечении признаков «семиотические группы» «занимаемая должность и слой», куда были отнесены работники местных газет и нарождающиеся в то время коммерсанты, а в целом с управленцами предприятий и регионов восемь групп. Однако выводы по экстраполированным отклонениям (7 групп семиотических на 8 градаций «статусных» по 353 человекам), рассчитанные на 1000, мы дважды подкрепим более объемной статистикой. Во-первых, рассмотрим пересечение семи групп семиотических на пять градаций общественной работы. Здесь у нас полноценный массив в 1407 человек. Около 80 % руководителей всех рангов выступали политактивистами (были заняты выборной общественной и депутатской работой, пропагандой). Во-вторых, подкрепим структуру массива в 353 человека знаками отклонения у этих же людей в поведенческом поле приема сообщений, т. е. применяя метод «параллельных тестов». Любопытно отметить, что в поле приема, взятом по статусу, резко уменьшает вес третья группа, а увеличивают – первая и четвертая. Увеличивают вес в поле приема в группах с адекватным и удовлетворительным пониманием смыслов сообщений (первая и вторая; седьмая здесь нерепрезентативна) руководители низового звена предприятиями (бригадиры, мастера, звеньевые), т. е. люди, технологически отвечающие за производство, рядовые работники местных органов власти («клерки», готовящие бумаги «начальству») и коммерсанты, которые даже в экстраполированной матрице по людям здесь непредставительны. Все руководство среднего и высшего звена предприятиями и учреждениями (в том числе и органов местной власти) в поле информационного приема увеличивает в 90 – 95 % доверительном интервале вес в группах неадекватной интерпретации текста, т. е. информация принимается здесь сквозь фильтр, который знает словари и клише массовой коммуникации, но не способен выделить логическую цепочку слов сообщения. Это очень похоже на реальность. Частота событий, требующая осмысленного действия, быстро проверяемого практикой, заставляет группы нижних страт управления, коммерсантов, отвечающих деньгами, вырабатывать умение видеть смысл. Не то со средним и высшим звеном управления. Здесь лаг проверки осмысленности действий больше, скорость реакции в бюрократической структуре меньше, и форма языкового сознания вырабатывается соответствующая[186].

Если подкорректировать эти выводы связями семиотических групп с группами по общественной работе, рассматривая отклонения весов безо всякой экстраполяции, окажется следующее. В 1968 г. в четвертой группе – «знающие словари, но не выделяющие логического смысла теста» – в 90 % доверительном интервале (++) увеличивали вес идеологи (пропагандисты, агитаторы и пр.), и эта группа стремилась к общественной работе. В третьей увеличивало вес в 95 % доверительном интервале (+++) рядовое население, а во второй – партийно-профсоюзные и комсомольские работники (с 80 % вероятностью – «+»). Остальные связи были нерепрезентативны на массиве в 300 человек. В 1990 г. ситуация проявляется резче, так как массив представительней (1407). Политактив, занимавший руководящие должности, с 95 % вероятностью (+++), а агитаторы и пропагандисты лишь с 80 % (+) вероятностью увеличивают свой вес в четвертой группе знающих словари, но не выделяющих смысловой структуры текста. Депутаты и отдельно-порученцы с 90 % вероятностью (++) увеличивают свой вес в первой и с 80 % вероятностью (+) – в седьмой (в самых «умных») группах (кажется, что ситуация начала чуть-чуть меняться в лучшую сторону, да не тут-то было!). Не включенное в сферу деятельности политактива население с 95 % вероятностью (+++) увеличивает свой вес в третьей и 90 % вероятностью (++) в пятой (склонной в то время к выпивке) группе.

Полученные на пересечениях разных признаков отклонения весов политсферы и сферы управления в границах семиотических групп, непротиворечиво дополняют друг друга.

Дело в том, что уровень семиотической подготовки реципиента, его умение оперировать логической структурой текста, – хороший индикатор масштабов и характера функционирования предметно-смысловых характеристик в обществе. Открытый в структуре массово-коммуникативной деятельности, он только проявляется в ней (концентрируя, усиливая, например, в поле приема информации связь некоторых признаков), а на самом деле порожден в областях фундаментальных структур, фиксирующих положение групп по отношению к сферам производства и перераспределения стоимости (род занятий – статус – образование). Функционирование текста в процессах обмена активностью и свойствами индивидуумов в социальной системе имеет ярко выраженный двойственный характер. Во-первых, текст – инструмент изменения реальности с помощью ее адекватного отражения, моделирования и преодоления возникающих проблем в процессе коллективного принятия и введения в практику неких смыслов – решений вопроса. Здесь лежат первые два принципа функционирования сознания в цивилизации по М. Мамардашвили: картезианский и кантианский – «мыслю – значит существую» и «мир умопостигаем». Во-вторых, текст – знак отношений, который может успешно функционировать при наличии первых двух принципов, но вырождается в формулы типа «мы с тобой одной крови», «не бери в голову» при отсутствии первых двух условий, при удовлетворении потребностей за счет существования, а не решения проблем. Смыслы здесь не нужны и, более того, противопоказаны. Мамардашвили называл эту ситуацию принципом Кафки: когда сознание вывернуто фетишами наизнанку и аннигилирует. И цивилизация теряет при этом свою социальную составляющую и аннулируется[187]. Ареал первой, сциентистски ориентированной, формы функционирования текста в общественной системе нашего типа простирается от минимума – 8 % до максимума – 15 % взрослого населения. Среднее и высшее звено управления предприятиями и местными органами власти, журналисты и научные работники со степенью тяготеют в 1990/91 гг. ко второй – знаковой – форме функционирования языка и сознания в обществе, низшее звено управления, коммерсанты – к первой. Я полагаю, что чем менее развиты в системе социальные механизмы обмена результатами человеческой активности, регулируемые балансом форм собственности на средства производства материальной жизни и социокультурными традициями, тем более распространен в социальной системе знаковый тип. В 1991 г. он составил подавляющее большинство. Им была практически полностью охвачена структура социального управления особенно в сфере принятия социально значимых стратегических решений. «Аннигиляция» СССР прошла под лозунгом: «воруй сам и давай воровать другим – и будешь человеком!». РФ явилась «правопреемницей» аннигилированного СССР. Я думаю, что в 1968 г. Т. М. Дридзе нашла признак, косвенно связанный с двумя фундаментальными основаниями процесса духовного производства в социальной системе: во-первых, со способами освоения мира – абстрактно-логическим, чувственным, мистически-религиозным; во-вторых, с типами мироощущения: с одной стороны, родовым, а с другой – «зоологически индивидуализированным» или сопутствующим ему корпоративным. Она нашла его в сфере массовой коммуникации в момент начала развития цепной реакции – социальной катастрофы[188].