Глава 9. Осажденная крепость

Ну, ежели зовут меня, то – майна-вира!

В ДК идет заутреня в защиту мира!

Александр Галич

Возле самой границы овраг.

Может, в чаще скрывается враг.

Из песни на уроке пения

Военные годы вслед за годами террора травмировали советских людей навсегда. Характер и последствия травмы вскрывает историк-политолог Елена Зубкова: «Восприятие счастья как отсутствие не-счастья формировало у советских людей, переживших бедствия военного времени, особое отношение к жизни и ее проблемам. Отсюда слова-заклинания – „только бы не было войны“ – и „прощение“ властям всех непопулярных мер, если они оправдывались стремлением избежать нового военного столкновения» (Елена Зубкова. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. – М.: РОССПЭН, 1999, с. 132). Травмой, ужасом и болью памяти режим беспощадно манипулировал. Слухи о войне «негласно поддерживались властью и использовались в политических целях» (с. 221).

С самых ранних лет я это помню. «Спокойно смотреть на закат, а больше ничего и не надо» – сказала бабушка Маруся, открывая экзистенциальную тайну. Я была совсем маленькая, но почуяла выстраданную силу сказанного. Потому, наверное, и запомнила.

Устрашенным советским людям, и взрослым и детям, запрещалось артикулировать чувство страха. Его положено было выражать формулами: «Нас не запугать! Гневно осуждаем! Дадим отпор! Сплотимся еще теснее!».

Старшее поколение знает, как сильна была милитаризация советской школы. В милитарной обработке школьников и студентов ясно различались три направления, хотя и взаимосвязанные: 1. запугивание ядерной войной, 2. борьба за мир, 3. внушение чувства, что кругом враги, а ты в осажденной крепости.

Для каждого из направлений существовали специальные уроки и внеурочные мероприятия, но любое могло всплывать на любых занятиях.