№ 125 Письмо сотрудника системы лагерей Г. Покровского руководству ГУЛАГа НКВД СССР о работе северных лагерей в 1941–1943 гг.
№ 125
Письмо сотрудника системы лагерей Г. Покровского руководству ГУЛАГа НКВД СССР о работе северных лагерей в 1941–1943 гг.
[1944]
Я решил вкратце изложить о той работе ОУРЗ, которая быта проведена в лагерях за период Отечественной войны.
Изложить эту громадную работу не сухими цифрами, за которыми подчас трудно разобрать большие живые дела, а отдельными эпизодами и фактами, которые характеризуют не только работу ОУРЗ, но и отдельные категории заключенных наших лагерей и их отношение к войне.
Этим изложением я хочу, чтобы ОУРЗ ГУЛАГа использовал этот материал, как историю работы лагерей в дни Отечественной войны.
За период двух с лишним лет Отечественной войны мне пришлось работать в трех северных лагерях.
Первые дни Отечественной войны я работал в Сорокском ИТЛ НКВД на территории Карело-Финской ССР (Сороклаг НКВД). Лагерь по своей специфике, как строительный железнодорожный, отличался от других лагерей тем, что в нем не было стабильности лагерных подразделений, не было того обустройства, тех подразделений, которые обычно считались необходимым условием для лагеря, где содержатся заключенные. Образно выражаясь, такой лагерь больше походил на цыганский табор, вечно движущийся и кочующий. Обычным явлением считалось, когда колонна заключенных в количестве 250–300 человек свое существование начинала с того, что, приходя в лес, болото, непроходимую тайгу, приносила с собой минимальный запас продуктов и начинала обустраивать себе жилище и тут же занимались работой по прокладке трассы будущей железной дороги.
Если это положение рассматривалось с точки зрения лагеря и режима для заключенных ненормальным, то надо признать, что переключение заключенных к трудовому процессу происходило гораздо быстрее и последние получали своеобразную закалку в борьбе с природой и со стихией. Весь секрет в лучшем сохранении физического состояния и работоспособности контингента заключенных состоял в организованности самой колонны, что необходимо было делать при поступлении контингента в лагерь. Там, где эта работа проводилась с достаточной серьезностью и правильным подбором кадров штаба колонии, организации бригад, там в меньшей мере имелись отрицательные моменты по режиму и содержанию этого контингента в подобных условиях. Конечно, здесь нельзя было исключать правильность организации вопросов снабжения и мед-обслуживания.
Эта специфика содержания и использования контингента заключенных в ж.-д. лагере сказалась и была отличительной при освобождении и направлении заключенных в РККА.
Мне лично пришлось не один раз слышать положительную оценку отдельных командиров РККА Северного, Ленинградского и Карельского фронтов о категории заключенных, пришедших в РККА из Сорокского лагеря, и именно им отдавалось предпочтение в части выносливости и стойкости больше, чем заключенным соседних лагерей, как то Маткожлага, Сегежлага и другим.
Я хочу предупредить, что этот вывод является не голословным и сделан не из-за хвастовства или патриотизма к лагерю, в котором я работал, а чисто объективно, т. к. лично по отношению к ж.-д. лагерям, как работник учета, имею свое мнение не положительного порядка.
С выходом в свет Указа Президиума Верховного Совета СССР от 12.VII-41 г. об освобождении из лагеря ряда отдельных категорий заключенных началась самая напряженная и исключительно серьезная и ответственная работа ОУРЗ.
Не могу сейчас привести в точности цифры освобождения по Сорокскому лагерю, но примерно с учетом имевшихся спецточек, на которых работали осужденные к исправработам по Указу от 26.VI—41 г. за прогул, аппарату ОУРЗ и его частям пришлось оформить освобождение в течение одного месяца более 18 тысяч человек, из них по основному лагерю только 9 тысяч человек.
Большую помощь в этом деле оказал представитель прокуратуры Союза ССР тов. Козлов, который дал правильное направление в деле применения указа и устранил отдельные формальные толкования, тормозившие существо дела.
Проделав в короткий срок, буквально в часы и дни, большую организационную работу, аппарат ОУРЗ приступил к освобождению из лагеря заключенных и передачу из в РККА.
Фронт от лагеря находился недалеко. Отдельные точки лагеря вплотную подходили к Финляндской границе и, естественно, в первые дни войны заключенные и аппарат лагеря явились не только свидетелями фронта, но и его участниками. Мне пришлось быть участником выяснения одного эпизода.
Одно из подразделений лагеря, находящееся на спецточке вблизи г. Выборга, при наступлении немцев стало эвакуироваться, отходить к Лодейному полю. При марше по болотной местности по лежневой дороге был замечен прорыв танковой колонны немцев, которая настигала колонну заключенных. Колонна быстро свернула с дороги и часть конвоя и заключенные замаскировались и организовали оборону. Колонна танков приближалась, положение становилось критическим, тогда один из заключенных выскочил на лежневку, подскочил к стоящей грузовой автомашине, сел за руль и, развернувшись, с полного хода двинулся в сторону идущему головному танку. Налетев на танк, заключенный герой погиб вместе с машиной, но танк тоже стал и загорелся. Дорога была загорожена, остальные танки ушли обратно. Это спасло положение и дало возможность эвакуироваться колонне дальше.
Фамилию этого заключенного установить нам не удалось, несмотря на все принятые меры со стороны лагеря и органов НКВД Карело-Финской ССР.
Часть заключенных, в прошлом служивших в РККА, после их освобождения буквально немедленно отправлялась на фронт. Представители командирования, специально приезжавшие за подобными партиями с фронта, исключительно хорошо отзывались о боеспособности этого контингента.
На Ухтинском направлении в районе Кеми одно из подразделений, сформированное в большинстве из освобожденных Сорокского лагеря, находилось в обороне и прикрывало отход наших частей на новые позиции. При атаке немцев на это подразделение силами, вдвое превышающими, один из бойцов не вытерпел нахождения в обороне, выскочил из прикрытия и с криком и руганью нецензурными словами по адресу немцев бросился вперед. Его примеру последовали все бойцы. Это было настолько неожиданно и стремительно, что немцы не выдержали и отступили, понеся большие потери.
В отдельных случаях освобождение из лагеря заключенных проводилось по требованию командования без учета действий Указа, при чем отбор в таких случаях приходилось производить лично мне с представителями Особого отдела и ЦК Карело-Финской ССР. Эти операции проводились невзначай, иногда ночью, в крайне ограниченные сроки по времени. Таким образом освобождение проводилось на колоннах, не по л/делам, а по формулярам с последующим оформлением л/дела. Надо сказать, что отзывы по освобожденным таким порядком были исключительно высокие. Отбор этой категории в основном производился по характеризующим данным заключенного на производстве и в быту.
Учитывая практическое применение такой формы освобождения по требованию командования фронта, аппаратом ОУРЗ лагеря был произведен учет заключенных по военным специальностям, что дало положительные результаты при проведении этих операций и формированию отдельных боевых групп для фронта.
Для практического осуществления массового освобождения и передачи освобожденных в РККА был организован специальный пункт вблизи г. Беломорска. На этот пункт стягивались заключенные из подразделения лагеря, где проходили тщательную санобработку, разбивались по баракам на две категории, а именно: подлежащие призыву в РККА; и освобождающиеся с выездом к месту избранного жительства. Пункт был хорошо оборудован, украшен лозунгами, плакатами, отведено специальное помещение для клуба и красного уголка. С прибывающими людьми проводилась большая культурно-пропагандистская работа. По получении справки об освобождении тут же проходили медкомиссию и зачислялись в ряды РККА.
Из числа принятых в РККА формировались команды, выделяли из них же командиров и производилась организация отправки в часть.
Перед направлением в часть с уходящими проводился митинг, при чем характерно отметить, что после этих митингов массами поступали заявления от освобожденных непризывного возраста о зачислении их в ряды РККА добровольцами. Работа на пункте шла круглосуточно, причем работники ОУРЗ буквально работали сутками без сна, т. е. вся организация работы пункта лежала на их плечах.
Каждый работник пункта исключительно добросовестно и любовно относился к своему делу. Основная задача перед работниками пункта, помимо быстрого оформления освобождения и формирования команд, была поставлена работа с людьми — переключения их за короткий срок из заключенных в будущих защитников родины и это, надо признать, удавалось успешно.
Особо необходимо отметить хорошую работу таких сотрудников ОУРЗ, как нач. 3-го отделения ОУРЗ Сороклага т. СТУПИК, старшего инспектора т. МОРОЗОВА, нач. 2-го отделения ОУРЗ т. АЗДЫНЯ и других.
Одним из показательных примеров пункта можно привести следующий факт:
На пункте скопилось более 600 человек освобожденных, подлежащих выезду домой. Из-за отсутствия вагонов вывоз задерживался. В этот момент ко мне обратились из Горсовета и Райкома партии г. Беломорска помочь им строить оборонительные укрепления вокруг города. Специальной рабсилы для этой цели лагерь выделить не мог, т. к. она была расставлена на оборонных объектах и строительстве ж. д. Я решил использовать для этой цели освобожденных. Проведя с ними предварительную беседу, я им объявил, кто желает идти работать на оборонительные укрепления. Все, как один, дали согласие, причем тут же были сформированы рабочие бригады, выделены бригадиры, десятники и прорабы. Эта группа освобожденных работала на оборонных сооружениях более недели с исключительным усердием, с раннего утра до позднего вечера часов по 13–14 в сутки. Единственным их требованием и условием было проводить с ними ежедневно политбеседы и информацию о положении на фронтах, что я аккуратно выполнял.
Появление при работе враждебных самолетов не только не пугало эти бригады, но сразу после их удаления работа кипела еще горячей.
Представители Горсовета и Райкома вместе с представителями командования высоко оценили работу этой группы. Из указанной группы впоследствии большинство отказалось от поездки домой и пошли добровольно в армию.
Один из интересных эпизодов произошел на станции Кемь. С одним из составов, идущих с Севера, со стороны Мурманска прибыло 2 груженых вагона в сопровождении 6 чел. проводников, последние по прибытии в Кемь потребовали отцепить их вагоны и явились в подразделение нашего лагеря. Одеты проводники были в новых хороших костюмах, фетровых шляпах, желтых ботинках. В общем, походили на представителей из-за границы. Явившись на вахту, они вызвали начальника подразделения и заявили, что они заключенные, работали где-то за Мурманском, их подразделение эвакуировалось, а они остались. Зная указание тов. СТАЛИНА о том, что врагу ничего не оставлять, они решили эвакуировать брошенный в прифронтовой полосе один сельский магазин. Все имущество этого магазина они вывезли к станции, погрузили в два вагона и доставили их на ст. Кемь. Эти заключенные в тот же день по их заявлению были приняты в РККА, привезенные ими товары сданы в соответствующие организации.
Не без интереса отметить, как проходило освобождение поляков.
Мне лично пришлось участвовать и оформлять освобождение более 1500 человек поляков, содержавшихся в Сороковом лагере.
Эта категория заключенных содержалась на отдельных подразделениях (колоннах). По получении указа, по спискам этих колонн были подготовлены личные дела, и я вместе с инспектором группы освобождения и представителем финотдела выехал в эти подразделения.
По приезде на колонну была проведена беседа и разъяснение о порядке освобождения. Как только эта категория узнала об их освобождении, сразу изменились отношения между отдельными группами этих заключенных. Бывшие офицеры, чиновники, торговцы и прочая категория бывших польских верхушек отделилась от крестьян, рабочих и мелких служащих, первые начали повелевать последними, задавать тон. Буквально на следующий же день у отдельных заключенных, бывших офицеров польской армии, появились денщики, которые чистили, чинили их одежду, обувь, ходили на кухню за обедом и т. п.
Первым занятием освобождаемых началось обшивание, восстановление своих знаков, эмблем и т. п. Были вытащены старые конфедератки, пришивались к ним завалявшиеся обломанные «петухи» и т. п.
Вопрос о войне и сообщениях на фронте мало кого интересовал, больше всего были вопросы, куда лучше поехать, где лучше жить.
Первое время исключительно трудно было выбрать место жительства, т. к. ни один из освобождающихся не решал, куда лучше поехать. В конце концов, случайно один изъявил желание поехать в Кустанай, где у него находилась семья. После этого буквально все начали просить направить их в Кустанай. Такое же положение было и по другим колониям лагеря.
Содержащиеся в этих колоннах вместе с поляками перебежчики из Чехословакии (по документам значившиеся венгерскими подданными) исключительно недоброжелательно отзывались о поляках и прямо заявляли: «Гражданин начальник, с них вояки не будут, лучше пошлите нас». Просьбы чехословаков об отправке на фронт доходили до слез, и надо сказать, по моему мнению, эти просьбы были искренними.
Необходимо отметить одну деталь, что польский контингент в большинстве своем оказался слабым, мало приспособленным к условиям лагеря, особенно железнодорожного на Севере. К физическому труду навыков не имел, и производительность по этой категории была исключительно низкая. При поступлении польского контингента в лагерь, заключенные, побывшие в польских тюрьмах в период до слияния с СССР, крайне удивлялись постановкой работы и охраны заключенных в наших лагерях. У них никак не укладывалось в понятии, как они, заключенные, могут свободно ходить по зоне, задавать вопросы начальству, разговаривать и даже жаловаться на отдельные непорядки. Однажды при проведении квалифкомиссии ко мне обратились два заключенных молодых поляка: «Гражданин начальник, мы тюрьму скоро будем строить?» Я им ответил, что тюрьму мы строить не будем, а будем строить железную дорогу. Тогда они удивленно задали вопрос, а где же вы будете содержать вот всех нас прибывших? В процессе беседы я установил, что эти заключенные по специальности бетонщики и отбывали сроки наказания в польских тюрьмах, всегда администрацией тюрьмы использовались на работу по устройству бетонированных камер для заключенных. Когда же я им разъяснил, что в Советском Союзе заключенные занимаются наравне со всеми гражданским строительством лучшей жизни для народа, а не тюрьмами, это их крайне поразило. Впоследствии эти два бетонщика хорошо работали на строительстве моста по бетону.
Этот факт широко быт использован среди заключенных, как факт, показывающий, что заключенные делают в капиталистических странах и что в СССР.
В сентябре 1941 г. я прибыл во вновь организующийся лагерь на Крайнем Севере «Заполярлаг». Особенностью этого лагеря было то, что в этой местности редко когда проходила человеческая нога. Сплошная тундра, нет ни единого деревца, о дорогах, которые могли бы поддерживать жизненную связь с подразделениями лагеря и самим управлением, в таком даже понятии, как проселочная или просто тропа, не было и речи.
Контингент заключенных этого лагеря в основном состоял из прибывших со строительств 105 и 106, где прошел суровую школу зимы в период войны с Финляндией. Это положение, пожалуй, и помогло тому, что люди быстро смогли освоить этот край, сделать себе жилище из мха и снега, короче говоря, приспособиться к жизни и работе в тундре.
В этих условиях лагеря, как это мыслится понимать, с зонами ограждения, вахтами и т. п. здесь не было. Само управление и сотрудники жили в палатках, обложенных мхом и снегом.
Через некоторое время по прибытии в Заполярлаг мне пришлось снова организовать работу по освобождению отдельных категорий заключенных и передачу их в РККА
Всего по Заполярлагу было освобождено и передано в РККА около 350 человек, причем в связи с тем, что вывоз из лагеря освобожденных был затруднен, после их освобождения и оформления призыва в РККА, на ОУРЗ была возложена задача организации военной подготовки этой партии до отправки в часть. Эта работа проводилась в течение почти 2-х месяцев. Созданное таким образом воинское подразделение, как мне впоследствии стало известно, целиком было влито в одну из частей РККА и участвовало в боях под Ленинградом, где командиром отделения был бывший заключенный БЛОХИН, который, будучи в заключении, работал в ОУРЗ, и его помощником ФУКС, бывший заключенный руководил в лагере автоколонной.
Сожалею, что имевшиеся письма об этом подразделении я не сохранил. Сейчас сведений о нем не имею.
В марте месяце 1942 г. я был переведен на работу в ОУРЗ Печорлага, где положение с учетом заключенных и их освобождением по указу и даже по концу срока состояло крайне скверно.
Использовав имеющийся опыт работы по освобождениям и передаче контингентов в РККА и других лагерях, в самый кратчайший срок эта работа быта перестроена и организована на Печоре. И если раньше считалось невозможным освободить и передать в РККА — 1000–1500 чел. в течение месяца, то по директиве НКВД и Прокуратуры СССР № 308 в течение 10 дней было освобождено и передано в РККА 2637 чел., причем вся организация освобождения проходила при условии лучших показателей заключенных на производстве и отбор для освобождения проводился из числа лучшей категории заключенных, зарекомендовавших себя хорошо на работу и в быту.
За хорошую организацию работы по освобождению и передаче контингентов в РККА приказом по Республиканскому военкомату Коми АССР т. Артамонову, мне и всем сотрудникам ОУРЗ была объявлена благодарность (копия приказа выслана в ОУРЗ ГУЛАГа).
Всего в 1942 году было освобождено 39060 чел., из них передано РККА 26484 чел.
За 10 месяцев 1943 г. освобождено 18400 чел., из них передано в РККА 7600 чел. Эти цифры сами свидетельствуют о той громадной работе, проведенной аппаратом ОУРЗ Печорлага НКВД за этот период.
Особо необходимо отметить работу, проведенную по освобождению чехословаков (перебежчиков со стороны Чехословакии).
Все, подлежащие освобождению, были нами сконцентрированы на пересыльном пункте ст. Печора, где проведен медосмотр и определение годности к службе в армии. По освобождении годные для службы в армии были организованы в воинские подразделения и создана воинская команда. Из числа освобожденных был выделен командный состав — бывшие офицеры Чехословацкой армии. Введена система приказов по воинской команде. Приказы издавались на чешском и русском языках. Все зачисленные в команду были одеты в первого срока хорошее обмундирование. В целях выделения комсостава были введены своеобразные знаки различия — нарукавные знаки.
До отправки в Чехословакию бригады проводились строевые занятия, информация о положении на фронтах и о международном положении.
Помимо указанных бесед, бойцам показывалось кино. Характерно отметить, когда вводилась информация, то командир подразделения, чехословацкий офицер, в проекте приказа записал политинформация, я же это слово исправил и написал просто информация. Это исправление вызвало маленькую дискуссию, а именно — я разъяснил командиру, что мы не можем вам навязывать свои политические идеи и убеждения и будем проводить только информацию о международном положении и положении на фронтах. На это разъяснение командир мне заявил: «Все равно, господин полковник (это он меня так называл), мы будем драться за советскую Чехословакию, и наш Бенеш тоже будет большевиком».
К моменту отправки этой команды в гор. Бузулук команда была хорошо натренирована, чувствовалось наличие большой дисциплины и наличие моральных качеств.
По прибытии в Бузулук наш представитель, сопровождавший команды, нач. 4-го отделения ОУРЗ тов. ЗЕМСКОВ явился в штаб Чехословацкой бригады и попросил командование выйти встретить эту команду на станцию.
Представители командования Чехословацкой бригады, придя к эшелону, были поражены той организованностью, с которой прибыла команда.
Моментально вся команда была построена по взводам и тут же состоялся небольшой импровизированный парад. После выступления командования бригады, в ответных словах прибывших была произнесена здравица в честь Советского Союза, в честь Свободной Чехословакии и после всего прибывшие провозгласили здравицу в честь руководителей Печорского лагеря.
По сдаче команды командование Чехословацкой бригады вручило нашему представителю письмо на имя руководства лагеря, в коем выразило благодарность за хорошую организацию отправки (этот документ был направлен Зам. Наркома тов. Круглову и копия в ОУРЗ ГУЛАГа).
Бывшие заключенные Печорского лагеря, досрочно освобожденные и переданные РККА в порядке директив НКВД и Прокуратуры СССР, в своих письмах с фронта с исключительным патриотизмом рассказывают о своих боевых делах и призывают оставшихся в лагере лучше работать на благо и укрепление нашей родины.
В одном из писем бывший заключенный ЦЫГАНКОВ Евгений Арсеньевич (Полевая почта 25708-ц) с группой бойцов, также бывших заключенных, описывая о своих боевых делах на фронте как доказательство прислал вырезку из Красноармейской газеты от 7.IV.43 г. под заголовком «Следуйте их примеру» содержание заметки следующее:
«Приказом по N-ской стрелковой части за храбрость и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, командование от имени Президиума Верховного Совета СССР 31 марта 1943 г. наградило медалью «За отвагу» сержанта В.В. Белова, красноармейца А.А. Дудина, сержантов Н.И. Козловского и Д.И. Капалеишвили, красноармейцев В.Е. Карпова, Н.Ф. Киприна, Т.С. Ореховского и В.Г. Попова, сержанта Порхарва и красноармейца Е. А. Цыганкова.
Медалью «За боевые заслуги»: красноармейца М.О. Елизарова, старшину М.Г. Камышева, красноармейца ГА Котовского, сержанта Ф.Ф. Котлова, красноармейцев В.В. Козичева, Г.Д. Моисеева и X. Шейгусейнова.
В этой заметке все награжденные являются в прошлом заключенными Печорского лагеря. Вот одно из характерных писем от старшего сержанта Шипу-нова Якова Федоровича — полевая почта 57851-п от 15.УШ-43 г. (бывший заключенный Печорлага).
«Тов. строители доблестной нашей стройки, примите от артиллеристов грозных советских батарей наш пламенный боевой привет. Дорогие товарищи, мы не так давно призывались с Вашей славной стройки на защиту своей любимой родины.
В первых боях по прорыву вражеской блокады к великому городу Ленинграду мы также приняли участие. Нашу волю и мужество к победе никогда не сломить, мы смело идем в бой за родину и не боимся смерти.
Тов. строители, враг еще находится близко у стен славного русского города, день и ночь идут бои, враг цепляется за каждую болотную кочку, но воины Красной Армии громят его коммуникации, траншеи, дзоты и блиндажи.
Ваша дорога, тов. строители, помогла нам прорвать блокаду. Каждый килограмм привезенного с Воркуты угля играет большую роль в деле победы над врагом.
Надеемся, что Вы не снизите своих темпов в вашей трудовой работе, а мы Вас заверяем, что недалек тот час, когда врага мы положим в могилу у стен Ленинграда и нанесем ему новые еще сокрушительные удары, от которых он едва ли опомнится.
Артиллеристы: ст. сержант Шипунов — дважды орденоносец, ст. разведчик Ивашкин — трижды орденоносец,
разведчик Копылов — дважды орденоносец,
наводчик Селантьев — дважды орденоносец,
разведчик Седов — дважды орденоносец».
Аналогичные письма с фронта поступают непосредственно в подразделения лагеря и на имя отдельных заключенных.
Эти письма в лагере используются как материал для повышения производительности труда среди заключенных.
ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1146. Лл. 34–38 об. Машинопись, заверенная копия.