78 «Бочаров… стал говорить об Иране, что едва ли там будет что-нибудь интересное, и отдаленно намекать, что наш отъезд туда из Одессы будет некрасиво выглядеть»

⁷⁸ «Бочаров… стал говорить об Иране, что едва ли там будет что-нибудь интересное, и отдаленно намекать, что наш отъезд туда из Одессы будет некрасиво выглядеть»

Со странным чувством я перечитывал вместе с Халипом эти строки, связанные с моим и его внезапным намерением лопасть в наши войска в Иран. У меня даже был соблазн вычеркнуть в записках эту историю, свидетельствующую о некоторой легкости в наших мыслях.

Высказанные там соображения насчет того, что мы не могли отправлять свои материалы из Одессы в Москву на перекладных через третьи руки, были верны и впоследствии оправдались. Но справедливо сейчас, через двадцать пять лет, сказать и другое: если бы не эта вдруг возникшая идея командировки в Иран, мы, очевидно, пробыли бы в Одессе еще несколько дней, собрали больше материала, и, вернувшись из Одессы, я послал бы в Москву что-то более серьезное, чем мои наспех написанные одесские очерки, появившиеся в «Красной звезде».

Видимо, меня подвело тогда самолюбивое мальчишеское желание еще где-то оказаться самым первым, да и просто-напросто было любопытно.

Словом, на мой нынешний взгляд, полковой комиссар Бочаров тогда был прав, а мы, уехавшие из Одессы на несколько дней раньше из-за своей никому не нужной иранской затеи, были не правы. Больше того, Бочаров имел основания быть недовольным нами, присутствующий в записках оттенок несправедливой досады на него был результатом того, что, наверно, где-то в глубине души я и тогда ощущал свою неправоту. Как известно, люди в таких случаях сердятся. И я не был исключением из этого правила.