71 «Услышав о тревожном положении в Одессе, мы беспокоились, уж не из-за того ли задерживают нас… что решается вопрос о ее судьбе?»

⁷¹ «Услышав о тревожном положении в Одессе, мы беспокоились, уж не из-за того ли задерживают нас… что решается вопрос о ее судьбе?»

Тревога эта, как видно сейчас из документов, имела свои основания.

В «Отчете Черноморского флота по обороне Одессы» говорится, что в предшествующие дни «в настроениях и действиях армейского командования проглядывала тенденция эвакуации Одессы… Несмотря на приказ Буденного „Одессу не сдавать ни при каких условиях“, „командование частично начало эвакуацию войск и вооружения“».

В мемуарах вице-адмирала И. Азарова «Осажденная Одесса» говорится, что еще 17 августа «Военный Совет Приморской армии спланировал эвакуацию 2563 военнослужащих. В ответ на сообщение об этом командование Черноморского флота запретило вывозить из Одессы военнослужащих и гражданских лиц, способных носить оружие».

Не уверен, стоит ли сейчас спорить о том, кто в те дни в Одессе проявил и кто не проявил мужества. Как показали последующие события, незаурядную стойкость при обороне Одессы проявили все — и Приморская армия, и моряки. И причина тех столкновений, о которых упоминает Азаров, как мне думается, не столько в недостатке мужества, сколько в том, что, оказавшись в те дни совершенно оторванным от всего Южного фронта и еще не войдя в подчинение Черноморскому флоту, командование Приморской армии имело достаточно серьезные основания тревожиться за судьбу Одессы и вверенных ему войск. Если бы Приморская армия еще на несколько дней раньше была оперативно подчинена флоту и почувствовала у себя за спиной всю его мощь, то можно предполагать, что никакой «тенденции к эвакуации» вообще не возникло бы.

Нескольким дням никогда не доводящего до добра двоевластия был положен конец 19 августа приказом Ставки о создании Одесского оборонительного района с подчинением его флоту. Однако даже самый хороший приказ еще не все. Приказ был получен в разгар нового ожесточенного наступления на Одессу. Когда мы сидели на борту тральщика, ожидая отхода туда, это наступление продолжалось и его все еще не удавалось остановить. Соотношение сил под Одессой было примерно четыре к одному. Буквально все документы тех дней свидетельствуют об остроте положения.

В боевом донесении штаба Одесского оборонительного района за 20 августа (день нашего приезда в Севастополь) сказано: «Войска Одесского оборонительного района 18 и 19.VIII-41 г. вели особенно напряженные бои со значительно превосходящими силами противника… Введя в бой до шести пехотных, кавалерийскую дивизию и бронебригаду, противник к исходу 19.VIII, прорвав фронт, продолжает развивать наступление. Наши части, понеся в боях значительные потери (свыше 2000 раненых), отходят, задерживаясь на промежуточных рубежах».

В этот же день командиры оборонявших Одессу дивизий получили приказ — к утру 21 августа «расформировать все дивизионные тыловые части, весь личный состав обратить на доукомплектование боевых частей».

Положение казалось настолько критическим, что дыру прорыва  решились заткнуть, бросив туда часть запасного полка, и этим только ухудшили положение. Люди, которые были еще не обучены и в большинстве не умели обращаться с винтовкой и гранатой, бежали под огнем с поля боя, внося замешательство и в соседние, продолжавшие держаться части.

В тот же день, 20 августа, командиром 25-й стрелковой Чапаевской дивизии, находившейся на направлении главного удара противника, был назначен генерал-майор Иван Ефимович Петров, до этого командовавший кавалерийской дивизией. Прежние командир и комиссар дивизии были сняты, а Петрову было приказано восстановить положение, объединив под своим командованием 25-ю стрелковую и 1-ю кавалерийскую дивизии. Во всех донесениях за этот день говорится о тяжелых потерях. 287-й полк 25-й стрелковой дивизии зацепился 20 августа за тот самый рубеж у хутора Красный Переселенец, где мы с Халипом потом его и застали, но это дорого ему стоило — к вечеру в его ротах осталось по пятнадцать-двадцать человек.

Немцы стремились к захвату Одессы уже давно. В служебном дневнике Гальдера за 18 июля, то есть больше чем за месяц до событий, о которых идет речь в записках, зафиксировано: «Согласно указанию фюрера теперь следует овладеть Одессой. Для выполнения задачи можно использовать только корпус Ганзена в составе двух германских и большого количества румынских дивизий».

В листовке, подписанной командиром военного участка города Одессы корпусным генералом А. Сон и разбросанной самолетами еще 13 августа перед началом наступления на Одессу, говорилось: «Всем бойцам. Многочисленная румынская армия окружила город Одессу. Для того чтобы избавиться от жидов и коммунистов, еще до начала штурма советую вам сдаться в плен».

Штурм, о котором шла речь в листовке, имел своей наивысшей точкой 20–21 августа. 22-го, когда мы ушли на тральщике в Одессу, и в следующие дни, когда мы были там, штурм еще продолжался, но, несмотря на ожесточенные бои, положение начинало стабилизироваться. Самая критическая точка развития событий осталась уже позади.