Катастрофа

Дирижабль «Италия» (длина 105 м, объём 18 500 м3, максимальная скорость 60 узлов) вылетел из Кингсбея ранним утром 23 мая 1928 года. Планы экспедиции предусматривали высадку группы на полюсе, которая в течение недели должна была заниматься океанологическими и геофизическими наблюдениями. Однако погода не позволила выполнить программу. Было решено от полюса лететь обратно к Кингсбею, хотя на этом участке ветер был встречный. 25 мая 1928 года после 54 часов полёта, около 10.30 утра, когда до базы оставалось два часа полёта, дирижабль стал быстро терять высоту и упал на торосистое ледяное поле, примерно в 60 милях от Шпицбергена (рис. 3–22). Сначала о лёд ударилась корма, и погиб моторист Помелла, находившийся в оторвавшейся моторной гондоле. Облегчённая корма поднялась, и следующий удар пришёлся на носовую гондолу. Свисавшая балластная цепь застряла между торосами и вырвала остатки гондолы. Избавившийся от груза дирижабль исчез в низких облаках, навсегда унося шесть человек. На лёд были выброшены девятеро человек: Нобиле, Мальмгрен, Бегоунек, Чечони, Мариано, Дзаппи, Вильери, Бьяджи, Трояни. Поскольку двое из них (Нобиле и Чечони) получили тяжёлые травмы, идти по льдам было невозможно, оставалось только ждать помощи. Причина падения «Италии» так и не была установлена.

Рис. 3–22. Полёты «Норвегии» и «Италии»

Единственной надеждой группы была аварийная коротковолновая радиостанция, вывалившаяся из разбитой радиорубки. Однако на базовом корабле «Читта ди Милано», по-видимому, не особо надеялись услышать сигнал пропавшей экспедиции. Обе станции «Италии» первое время после катастрофы молчали, поэтому капитан «Читта ди Милано» Романья счёл радиста Бьяджи погибшим. Большую часть времени радисты на итальянском корабле работали на передачу судовой корреспонденции и не слушали эфир.

Для обитателей льдины время шло быстро. Аккумуляторы неизбежно должны были сесть, продукты кончиться, а из радиоперехватов было ясно, что поиски ведутся существенно западнее, ближе к северной оконечности Шпицбергена. Надеяться было не на что. Поэтому, как и во многих подобных ситуациях, в группе наметился раскол. Заместителем Нобиле был Мариано, но неформальным лидером оказался его ближайший друг Дзаппи. Именно ему принадлежала идея покинуть место катастрофы. По словам Бегоунека, Дзаппи и Мариано поначалу хотели сделать это втайне от остальных:

«Понятие о воинской чести всё же у обоих ещё сохранилось, хотя и было чисто формальным. Им не хотелось самим докладывать о своём проекте командиру: если он не даст согласия на их уход, а они опасались этого, то им не оставалось бы ничего другого, как действовать на свой страх и риск. А это слишком походило на дезертирство, за которое военные суды обычно карают очень строго. Один шанс из ста был за то, что кто-нибудь из оставшихся на льдине – может быть, даже сам генерал, неспособный двигаться, – рано или поздно возвратится на Большую землю и выступит их обвинителем. Кто знает, насколько это вероятно? Невероятные происшествия уже бывали. Случай с мятежниками на корабле “Боунти”[109] – один из примеров этого! Ведь бунтовщикам с “Боунти” и в голову не могло прийти, что капитану Блаю и его товарищам по несчастью удастся достигнуть порта. Бунтовщики были безмерно поражены, когда увидели правительственный карательный корабль, отправленный за ними, и некоторые из них опомнились только несколько месяцев спустя, когда в сопровождении палача поднимались по вантам к рею, где их ждала петля».

Недвусмысленное сравнение с мятежниками «Баунти» вполне выражает отношение Бегоунека к поступку итальянских офицеров. Лишь из страха ответственности они хитростью убедили Мальмгрена пойти с ними, спровоцировав его на необдуманный поступок, стоивший ему в итоге жизни. Они уверяли его, что его полярный опыт поможет спасти экспедицию. В действительности Мальмгрен был нужен Мариано и Дзаппи лишь для того, чтобы представить их план генералу и заручиться его формальным согласием. Мальмгрен считал себя виновным в случившемся несчастье и готов был на всё, чтобы искупить свою вину.

Вопрос, кто уйдет, а кто останется, обсуждался долго и со скандалами. Остаться на льдине означало почти наверняка умереть. Против разделения группы наиболее активно возражали Нобиле и Чечони – что неудивительно, поскольку они не могли передвигаться. Нобиле нехотя согласился отпустить Дзаппи, Мариано и Мальмгрена, но отказался выдать им письменный приказ, так как уходили они добровольно. Оставшиеся на «льдине смерти» передали с ними письма для близких. Уходящие, по-видимому, верили в свою счастливую звезду, по крайней мере, своих писем они на льдине не оставили. Группа под руководством Мариано покинула лагерь поздним вечером 30 мая, через 6 дней после катастрофы.

Поиски пропавшей экспедиции начались сразу, но никто не ожидал, что дирижабль окажется среди ледовых полей. Предполагали, что он столкнулся с горами у северного побережья Шпицбергена. Корабль «Читта ди Милано», с командой в 220 человек, предназначенный для прокладки кабелей, был неспособен работать во льдах, поэтому пришлось арендовать два норвежских деревянных китобойных судна – «Хобби» и «Браганцу». Норвежскую спасательную экспедицию в составе двух гидропланов возглавил Рисер-Ларсен, заместитель Амундсена в перелёте «Норвегии». Параллельно снаряжалась шведская экспедиция на судне «Таня» (поводом для её организации было наличие на борту «Италии» подданного Швеции Ф. Мальмгрена). Шведы также зафрахтовали норвежский китобой «Квест»[110]. Постепенно в районе Шпицбергена разворачивалась грандиозная спасательная операция, которую можно сравнить по масштабу лишь с безрезультатными поисками сэра Джона Франклина в канадской Арктике.

Однако смысл эти поиски обрели лишь после того, как советский радиолюбитель из села Вознесенье-Вохма[111] Николай Шмидт принял сигнал «Италии». Это случилось 3 июня, и уже на следующий день об этом сообщили итальянскому правительству. Только после того, как были установлены три радиостанции и прекращена отправка личных телеграмм, «Читта ди Милано» наконец принял сигнал Нобиле.