Канал Москва – Соловки

Волга, отдав часть своих вод Москве-реке и пройдя через водораздел с Доном, будет впадать в Чёрное море. Революция в географии!

«Правда». 1934. 26 января

Книга о Беломорканале, как и фильм «Заключённые», заканчивается митингом [12, c. 597]:

«Чекисты улыбнулись. <…> Они сейчас молчали потому, что были озабочены новыми задачами. Они думали о канале Москва – Волга».

Белбалтлаг стал преемником Соловецкого лагеря, канал Москва – Волга, в свою очередь, стал логическим продолжением Беломорканала. На его строительство перебрасывали инструменты и заключённых с Беломорканала, руководили строительством те же чекисты – Я. Д. Рапопорт, С. Г. Фирин, С. Я. Жук и Л. И. Коган, последний совмещал должности начальника Беломорстроя ОГПУ и строительства канала Москва – Волга. Центр новой стройки находился в подмосковном Дмитрове – так Соловецкий лагерь, задуманный как место полной изоляции на краю света, постепенно приближался к столице:

«<…>осенью 1933 года большую часть Белбалтлага разделили надвое: одних отправили в г. Дмитров на строительство канала Москва – Волга, других – по разным лагерям.

В системе Беломорско-Балтийского комбината ОГПУ – НКВД осталось несколько десятков тысяч человек для обслуживания канала и для лесозаготовок. Вскоре там появился Сороклаг – для строительства порта в районе нынешнего Беломорска, Сегежлаг – для целлюлозно-бумажного комбината, Пудожлаг – для металлургического завода. Кесгольмлаг после финской войны восстанавливал разрушенные предприятия на отошедшей к СССР территории. После войны Беломорканал восстанавливали опять же заключённые фильтрационных и проверочных лагерей и пленные»[166].

В отличие от Беломорканала, транспортная роль канала Москва – Волга была второстепенной. Основным его предназначением было водоснабжение Москвы. Строительство канала началось в 1932 году, то есть ещё до завершения работ на Беломорканале. По объёмам и сложности работ канал Москва – Волга существенно превосходил Беломорканал. Он также отличался помпезным художественным оформлением: эстетика сооружений канала вполне соответствовала другим памятникам эпохи – станциям Московского метро, Всесоюзной сельскохозяйственной выставке и пр. Для сооружения канала был сформирован Дмитлаг – самый крупный концлагерь в истории ГУЛАГа, всего лишь в 60 км от Москвы. В период наиболее активного строительства в нём содержалось до 200 тысяч человек.

Жизнь Дмитлага порой выглядит фантасмагорией – в 1934 году в Дмитрове прошёл 1-й вселагерный слёт ударников-тридцатипятников, и Горький лично прислал приветственное слово делегатам. В том же году прошёл и вселагерный съезд лагкоров[167] и писателей, где, помимо заочного приветствия Горького, выступил писатель Всеволод Иванов. В лагере издавали шесть газет («Перековка», «Каналоармейка», «Перековка тридцатипятника», «Долой неграмотность»), две из них на языках народов СССР («За нову людину» и «Канал зарбдары»), два журнала («На штурм трассы» и «Москва – Волгострой»), книжную серию («Библиотечка “Перековки”»)[168]. Каналоармейцы участвовали в параде физкультурников на Красной площади 30 июня 1935 года. Заключённые учились летать в Дмитровском аэроклубе. Однако из этих фактов не следует, что жизнь заключённых была сплошным праздником весны и труда – только в 1933 году умерло почти 9 тысяч заключённых, или 16,1 % списочного состава, в последующие годы смертность сильно уменьшилась.

Стройка была показана в документальном фильме Рафаила Гикова «Строительство канала Москва – Волга» (1937)[169]. Акценты в фильме существенно смещены по сравнению с фильмом о Соловках и даже с недавней документальной лентой о Беломорканале. Больше не упоминаются «враги» и «вредители», здесь речь идет о «правонарушителях» – ворах-карманниках, растратчиках. В этом фильме уже совсем нет человеческих историй – речь идёт почти исключительно о технической стороне дела. Изобразительный ряд вызывает в памяти классические кадры «Симфонии Донбасса»[170], однако часть сцен словно перенесена из фильма Черкасова – сцена прибытия заключённых, их этапирования, показана ликвидация безграмотности в лагерной школе, причем кадры, по-видимому, постановочные[171]. Словом, фильм, столь же документален, как и другие упоминавшиеся произведения советской пропаганды. Акцент теперь делается не на «перековке», а на героизме «каналоармейцев», их преступное прошлое лишний раз не подчёркивается, зэки деликатно названы «армией строителей, руководимой славными наркомвнудельцами». «Документальное» изображение жизни лагеря опять не обошлось без сцен массовых праздников, качания на качелях, танцев: стройка живёт «одним дыханием со всей страной». Создатели фильма, сами того не желая, показали важную вещь – постепенное размывание границы между жизнью в лагере и за его пределами. Завершается картина проходом по каналу судов, названных именами вождей (Сталина, Молотова, Ворошилова и др.). Показаны и сцены награждения строителей канала – однако главного из них, начальника Дмитлага С. Фирина – среди награждённых уже нет. Одновременно с открытием канала он был арестован, как и многие другие руководители стройки. О том, как проходило торжественное открытие канала, рассказывает один из его заключённых строителей, С. М. Голицын:

«По программе одним пассажирам полагалось слезть с парохода, другим – занять их места и плыть до Москвы. Вышел один из моих сослуживцев по бюро наблюдений. Но лицо его не было счастливым, наоборот, глаза ширились от растерянности. Он мне шепнул:

– Фирин арестован и Пузицкий арестован. Их взяли прямо с парохода рано утром в Темпах.

“Фирин арестован. Невероятно!” – шептал я про себя. Ведь только накануне во всех газетах красовались большие фотографии Когана, Фирина и Жука – начальника строительства, начальника Дмитлага и главного инженера. А Пузицкий был начальником третьего секретного отдела, правой рукой у Фирина…

Но в нашей стране привыкли к самым невероятным событиям и фактам…

В тот вечер в Москве в честь вольнонаёмных строителей Канала в Парке культуры и отдыха был дан на открытой площадке торжественный концерт, выступали знаменитые артисты. Ждали приезда Сталина, других вождей, но они не соизволили приехать. Концерт длился долго, а в стороне прятались “чёрные вороны” – машины, перевозившие заключённых. Из толпы зрителей выхватывали то одного, то другого и втискивали их за дверку страшных машин.

Тогда арестовывали главным образом носителей ромбов, расправлялись с теми, кто имел какое-либо отношение к Ягоде и к его ближайшему окружению. <…> Шептались, что всех арестованных расстреляли в Дмитрове чуть ли не на следующую ночь. Так праздничные торжества слились с ужасом. Каждый думал – хорошо, что не меня. И я тоже так думал» [44].

Возможно, развернувшиеся репрессии были связаны со сменой руководства органов госбезопасности – Ягода был арестован 28 марта 1937 года, когда работы по строительству канала шли к завершению[172]. Примечательно, что жена Ягоды – Ида Авербах – также внесла свой вклад в дело жизни мужа: ей принадлежит авторство монографии «От преступления к труду» (1936), её брат – писатель и критик Леопольд Авербах – был одним из трёх редакторов-составителей книги о Беломорканале. Все трое были расстреляны в период большого террора. С арестом Ягоды исчезла из общественного внимания и тема перевоспитания «лагерников». Подневольный труд широко использовался до середины 1950-х, однако только две масштабные стройки (каналы) были показательным примером «перековки». С окончанием строительства канала Москва – Волга лагерная тема окончательно становится запретной.

По завершении строительства канала Москва – Волга планировалось издание книги, наподобие беломорской. Издание было подготовлено, но отпечатано всего лишь в одном экземпляре – в эпоху большого террора действующие лица менялись слишком быстро, поэтому идея оказалась обречённой на провал [137, c. 346]. Но строительство всё же нашло своё отражение в специальном номере журнала «СССР на стройке», посвящённом каналу (февраль 1938 года). Его готовила к печати жена Ежова[173], преемника Ягоды на посту начальника органов госбезопасности, также вскоре расстрелянного.

Спасибо Николаю Ивановичу Ежову

АСЯ ЛИНСКАЯ, ВАЛЯ МЫЗИНА.

Москва, 272-я школа, 5-й класс «А».

«Дорогой Николай Иванович! Вчера мы прочитали в газетах приговор над сворой право-троцкистских шпионов и убийц. Нам хочется сказать большое пионерское спасибо Вам и всем зорким наркомвнудельцам.

Спасибо, товарищ Ежов, за то, что Вы поймали банду притаившихся фашистов, которые хотели отнять у нас счастливое детство. Спасибо за то, что Вы разгромили и уничтожили эти змеиные гнёзда.

Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас[174]. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам.

Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непримиримыми ко всем врагам трудящихся, как Вы, дорогой товарищ Ежов!»

«Пионерская правда». 14 марта 1938 год.

Рассматривая книги и фильмы о первых лагерных стройках, можно проследить, как менялась самопрезентация карательной системы в попытках осмысления и оправдания своей роли. В конце 1920-х мы видим идеальный образ, картину, которой не было, но которую хотелось иметь в реальности. В дальнейшем изображение лагерной жизни в принципе перестает опираться на действительность. Однако, несмотря на различия, все попытки рефлексии оказались неудачными – любое отражение вскоре признавалось по тем или иным причинам негодным, фильмы ставили на полку, книги изымали и уничтожали.