Ледовое шоу
27 февраля 1934 года «Правда» помещает на первой полосе приветствие Сталина и членов Политбюро:
«Лагерь челюскинцев, Полярное море,
начальнику экспедиции Шмидту
Шлём героям челюскинцам горячий большевистский привет. С восхищением следим за вашей героической борьбой со стихией и принимаем все меры к оказанию вам помощи. Уверены в благополучном исходе вашей экспедиции, в том, что в историю борьбы за Арктику вы впишите новые славные страницы.
Сталин, Молотов, Ворошилов, Куйбышев, Орджоникидзе, Каганович»
К моменту появления этого официального приветствия[204] прошло две недели с момента кораблекрушения. Затянувшееся молчание политического руководства страны, скорее всего, отражает колебания в выборе политической оценки произошедшего. Когда решение было наконец принято, все силы были брошены на то, чтобы не только спасти людей, но и извлечь максимальный пропагандистский эффект из неудачной экспедиции (рис. 6–5). Известна фраза Бернарда Шоу, сказанная им советскому послу: «Что вы за страна! Полярную трагедию вы превратили в национальное торжество, на роль главного героя ледовой драмы нашли настоящего Деда Мороза с большой бородой. Уверяю Вас, что борода Шмидта завоевала вам тысячи новых друзей».
Рис. 6–5. Спасение челюскинцев изображали даже на коробках спичек. Причём в экспортном варианте
В отличие от недавней операции по спасению Нобиле, спасение челюскинцев было проведено блестяще. Все участники экспедиции были доставлены на Большую землю, и никто из лётчиков не разбился, тогда как в случае Нобиле число погибших превысило число спасённых. И если операция по спасению Нобиле показала бессилие мирового сообщества, то спасение челюскинцев, напротив, стало впечатляющей демонстрацией возможностей СССР в Арктике.
Подготовка и проведение спасательной операции и последовавшее триумфальное возвращение челюскинцев заняли в общей сложности больше четырёх месяцев. Всё это время страна жила челюскинцами, газеты регулярно публиковали сообщения правительственной комиссии, подробности жизни в лагере Шмидта и рассказы участников экспедиции.
Пропагандистская кампания на этом не закончилась. Возвращение челюскинцев было построено как триумфальное шествие от Владивостока до Москвы. В городах по ходу движения их поезда были организованы торжественные встречи. Праздничная демонстрация растянулась вдоль всей страны, точнее, вдоль всего земного шара: пока челюскинцы добирались до Владивостока, Шмидт совершал турне по Америке и Европе. В Москву он вернулся в том же поезде, что и остальные челюскинцы. Кульминацией торжеств стал парад 19 июня на Красной площади, когда 200 тысяч листовок были сброшены с недавно построенного самолёта-гиганта «Максим Горький» – ещё одного предмета гордости Страны Советов.
Тон газетных публикаций этого периода порой вызывает недоумение. В ряде публикаций «челюскинская эпопея» уподобляется военным действиям – авторы усиленно нагнетают эмоции, стремясь вызвать у читателя ощущение осаждённой крепости. Так, в день счастливого завершения операции «Правда» выходит под заголовком: «Советские лётчики показали чудеса героизма, показали, на что способен трудовой народ, когда встанет вопрос о защите его великой родины». Далее в редакционной статье спасение полярной экспедиции чудесным образом превращается в финальную битву добра со злом, итогом которой становится победа большевиков над мировой буржуазией.
Блестящая победа завоёвана
Великая война на Северном Ледовитом океане закончилась блестящей победой большевиков.
Это была война. Против большевиков были пущены в ход сильнейшие и убийственные средства, превосходящие военную технику современной буржуазии. Дикая пурга преследовала советских лётчиков сильнее, чем это могли бы сделать ядовитые газы. Льды держали в двухмесячной осаде мужественный коллектив лагеря Шмидта, и напор их сносил аэродромы и постройки. Грохот льдов действовал морально на осаждённых, как непрерывный орудийный обстрел. Всё было сделано для того, чтобы сломить дух небольшого советского отряда. Но с первого дня, когда команда «Челюскина» оказалась на льду, и до последнего дня, когда остались на льду только шестеро, твёрдое, боевое настроение не покидало бойцов.
Большевики победили в этой войне потому, что на их стороне была мощная современная техника и высшее командование страны могло сразу же своими собственными средствами сосредоточить необходимые для отпора силы. <…>
«Челюскин» погиб в ледяной пустыне. Но всюду на окраине оказались советские населённые пункты и в них энергичные советские люди. Днём и ночью работали радиостанции, и возбуждающий ток революционной энергии передавался непосредственно из Москвы.
Большевики победили потому, что в этой войне они проявили сочетание американской деловитости с революционным размахом, показали замечательное искусство организации и пламенный энтузиазм. Правительственная комиссия, организованная сейчас же, как только была получена весть о гибели «Челюскина», была по своим задачам и по всему стилю работы военным штабом. Вся советская общественность выстроилась, готовая принять к выполнению любой приказ.
Большевики победили потому, что по первому требованию они могли мобилизовать в указанном месте столько бойцов-героев, сколько их было необходимо. Никто не сомневается в том, что если бы понадобилось послать в десять, в сто раз больше таких же бойцов, Советская страна не испытала бы недостатка в них. Но на войну со льдами не приходилось посылать. Туда рвались, и тот, на чью долю пала высокая честь подвига, был предметом зависти для сотен и тысяч оставшихся.
Большевики победили потому, что ломающимся льдам могли противопоставить свою несокрушимую спайку, свою революционную цельность, своё стальное единство. Боевая спайка большевиков с беспартийными была в лагере Шмидта. Боевая спайка – в стране, которая дралась за челюскинцев. <…> Великая боевая выдержка ленинского штаба перекликалась с великой выдержкой отряда в лагере Шмидта. Словно они в глаза друг другу смотрели через тысячи километров, – вождь партии и начальник крохотной армии челюскинцев. <…>
Ляпидевский, Леваневский, Молоков, Каманин, Слепнёв, Водопьянов, Доронин показали чудеса героизма, показали, на что способен стосемидесятимиллионный народ, когда встанет вопрос о защите его родины.
Миллионы людей по всему земному шару следили пристально, иные затаив дыхание, за этой войной. Подавляющее большинство, трудящиеся всего мира следили, с глубоким волнением, с величайшим сочувствием, и челюскинцы были им дороги, потому что они не просто пострадавшие. А бойцы любимой советской страны.
<…> Враги прочили нам неудачу, прикрывая злорадство плохо сделанной миной лицемерия. Враги мысленно подставляли на место пурги, на место торосов, на место полярной стужи совсем другие величины. И победу советских лётчиков они должны были принять как поражение не только природы, но и своё собственное.
<…> Личность буржуазного исследователя немного стоит в капиталистических странах. Сколько погибло отважных борцов только потому, что правительства не находили нужных сумм на спасение, а общество было равнодушно. Спасать челюскинцев в условиях капитализма значило бы нанимать у капиталистов суда, покупать лётчиков, расценивать героизм на золото.
Среди позора, которым запятнало себя царское правительство, выделяется по драматизму своему история гибели лейтенанта Седова. Легкомысленно была снаряжена его экспедиция. <…> А когда он потерпел крушение <…> царское правительство отказалось от помощи, не расщедрилось ни на одну копейку – пусть погибает!
В советской стране дорог каждый борец за революцию. На примере спасения челюскинцев весь мир мог лишний раз убедиться в том, как ведут войну большевики. <…> Советское правительство – полный хозяин в своей стране. Никто не может нажиться на бедствии и сделать спасение людей источником высокого дивиденда. <…>
Два месяца войны за челюскинцев вошли в славную историю пролетарской революции. Это было незабываемое время не только общего и единого подъёма любви к доблестным челюскинцам, оказавшимся в беде, тревоги за них, но и общей боевой проверки нашей готовности к испытаниям. Партия и миллионы беспартийных почувствовали в эти дни железную и непреклонную волю руководства, и от этого было такое спокойствие, такая уверенность в себе.
И эта блестящая победа завоёвана!
После счастливого завершения экспедиции историю спасения челюскинцев следовало увековечить на киноплёнке и на бумаге. К счастью, основные события экспедиции были запечатлены кинокамерой и несколькими фотоаппаратами. Киноматериал лёг в основу документального фильма, в доработке его принимал участие лично Сталин. После просмотра он потребовал ярче отразить трудности борьбы «Челюскина» и челюскинцев с ледяной стихией в океане, роль партгруппы и женщин в жизни лагеря, более выпукло показать роль партии и правительства в спасении, а также «дать больше встречи по пути следования, особенно Урал, ближе к Москве» [32]. Сохранился проект постановления Политбюро «Об издании биографий героев экспедиции “Челюскин”» с правкой Сталина [18]:
«Для ознакомления широких масс трудящихся (Сталин дописал: “особенно молодёжи”) с героической работой по спасению челюскинцев (Сталин дописывает: “и выдающимися образцами организованности и дисциплины самих челюскинцев”) создать книгу (Сталин: “две книги”, “первую”) о лётчиках – героях Советского Союза и (Сталин: “вторую”) о руководителях экспедиции “Челюскин” (Сталин продолжает фразу: “и самом коллективе челюскинцев”)».
Таким образом, истории «Челюскина» придавалось беспрецедентное значение и миф о челюскинцах создавался на самом высоком уровне.
Подвиг челюскинцев предполагалось увековечить не только в книгах и кинофильмах, но и в камне. Уже через неделю после спасения, 20 апреля, было принято постановление ЦИК «О возведении монумента в память полярного похода “Челюскина” 1933–34 года». Проект памятника челюскинцам был предложен в качестве конкурсного испытания аспирантам, поступающим в Академию архитектуры[205]. Руководство академии осталось неудовлетворено проектами [101]. Монумент так и не был воздвигнут (рис. 6–6).
Рис. 6–6. Проекты памятника челюскинцам [101]
На события оперативно откликнулись многие писатели и поэты. Юрий Олеша так выразил в записных книжках свои переживания [87]:
«Несколько дней тому назад были спасены челюскинцы. Когда Колумб открывал Америку, в мире жили обыкновенные люди. Как и теперь, с одной стороны, героические советские лётчики спасают челюскинцев, а с другой стороны, в мире живут обыкновенные люди.
Люди, превратившись в птиц, унесли других людей со льдины на крыльях.
Тут и техника, тут и сказка».
Возможно, именно мифологические и сказочные аллюзии способствовали необыкновенной популярности челюскинцев. Лётчики отождествлялись с птицами, уносящими людей на крыльях. Шмидт, изображённый на фотографиях с заиндевелой бородой, явно ассоциировался с Дедом Морозом, и ему, как Деду Морозу, советские дети адресовали письма. Упоминается, что в 1935–1938 годах Шмидт действительно, выступал в роли Деда Мороза на новогодних ёлках в школах и детских больницах [219].
На события откликается даже Марина Цветаева. От автора «Лебединого стана» меньше всего можно ожидать восхваления советских реалий. Но, отвергнутая родиной, не принятая эмигрантской средой, она мыслями возвращается в Союз. В её стихах спасение челюскинцев также обретает сказочный характер:
И спасши – мечта
Для младшего возраста! —
И псов и дитя
Умчали по воздуху.
Поэт Илья Сельвинский, участник событий, создаёт эпическую поэму «Челюскиниана», которая, впрочем, была забракована политическим руководством [18, с. 494] и печаталась лишь отрывками в разных изданиях:
Корабль построен из дуба и стали.
Так ли? Чушь: из идей!
Туда, где и вьюги свистать устали,
Стремилась кучка людей.
Зачем?
(Грустно стояли жёны,
Старушки плакали, дети толклись…)
Газеты писали вполне обнажённо:
«Строить социализм!»
Челюскинцы стали и героями народного творчества, наиболее известный пример – «челюскинская мурка» [50]:
Здравствуй, Леваневский, здравствуй, Ляпидевский,
Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай!
Капитан Воронин судно проворонил,
А теперь червонцы получай!
Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов,
Не видать бы вам родной Москвы!
Плавали б на льдине, как в своей малине,
По-медвежьи выли от тоски.
Вы теперь герои. Словно пчёлы в рое,
Собрались в родимой стороне.
Деньги получили, в Крым все укатили,
А «Челюскин» плавает на дне.
Интерес к подобному творчеству не поощрялся, многих он довёл до 58-й, и посаженных за это в лагерях называли челюскинцами.
Наиболее экзотическим отражением челюскинской темы в культуре стали произведения в жанре псевдо-фольклора: разного рода «сказители», «сказительницы», «сказочники», «акыны» писали былины и баллады про Сталина и Шмидта, а чуть позже – про папанинцев и Чкалова. Этот жанр, для которого существует меткое английское определение fakelore[206], был весьма популярен в сталинскую эпоху. События на льдине, в частности, описывает поморская сказительница, орденоносица и будущий член Союза советских писателей Марфа Крюкова в своей новине «Поколен-Борода и ясные соколы» [69]:
Из тех ли ворот из кремлёвских
Выходил же тут сам Сталин-свет,
Сам Сталин-свет с соработничками,
Шёл-то он по площади по камешкам,
С ноги на ногу по-военному переступывал,
Хромовые сапожки его скрыпали,
С весёлою улыбкою он встречал гостей,
Он встречал гостей да целовал то всех,
Во-первых, целовал дитя малого,
Дитя малого, ледового,
Во-вторых, целовал Поколен-Бороду,
Поколен-Бороду, корабельщика бо?льнего,
Во-третьих, целовал ясных соколов,
Ясных соколов, геройских перелётчиков,
Во-четвёртых, обнимал всех спасе?нных же,
Тут пошло-то пированьице,
Весёлое гуляньице
По всем землям, по земелюшкам.
Ещё более впечатляющим примером служит сказка «Шелюски-Шмидт», записанная в республике немцев Поволжья.
Шелюски-Шмидт (сказка)[207]
На дальнем нашем Севере, где всегда зима и горы льда, великан Шелюски-Шмидт жил. Он такой большой был, что все люди, даже самые высокие, ему только до колена доходили.
Голова очень умная; глаза как две голубые звезды, и борода очень-очень большая. Великан очень тихий и добрый был. Никого он не обижал. Но зря вся его сила пропадала.
Однажды утром великан проснулся и видит, что одна гора упала. Три горы осталось. Три года он ещё отдыхать может. Но без работы ему никак не сидится. Шелюски-Шмидт встал и в Москву пошёл.
К товарищу Сталину пришёл.
– Доброе утро!
– Здравствуйте и пожалуйста садитесь, – Сталин говорит.
– В соцсоревновании я участвовать хочу, – великан объясняет, – работу дайте мне.
– Это очень хорошо. Вот у нас море есть. Это море замёрзло. Нам по морю дорогу проложить надо, чтобы можно было ездить.
– Хорошо. Я себя ударником объявляю, дорогу проложу, – сказал Шелюски-Шмидт и ушёл домой.
Вечером Шелюски-Шмидт друзей собрал, праздник устроил.
Он самый главный председатель великанов был.
– Товарищ Сталин нам море расчистить доверил. Кто со мной поедет? – великан Шелюски-Шмидт спросил.
Все великаны проситься начали. Тогда Шелюски-Шмидт из самых храбрых, самых сильных, самых лучших сто человек отобрал.
Советское правительство великанам большую лодку-пароход, машины и продукты дало. Сто великанов сели и поехали.
Едут, лёд ломают.
Едут, лёд ломают, дорогу делают.
Едут, лёд ломают, дорогу большевистскую в море делают.
Сто дней они ехали. Сто дней они лёд ломали. Сто дней они дорогу делали.
Капиталисты-кулаки на это сильно рассердились. Они – злые, но подлые и трусливые. С великанами бороться испугались; на их пути они очень большую льдину подставили.
Пароход наткнулся, тонуть начал.
Шелюски-Шмидт и все сто великанов на льдину выскочили. Кругом море; берег далеко; сильный ветер дует. Жилище строить надо. Шелюски-Шмидт великана позвал.
Приказывает:
– Дома строить надо.
– Сейчас!
Шелюски-Шмидт великана Копфуса позвал.
Приказывает:
– Продукты давать надо.
– Сейчас!
Затем Шелюски-Шмидт великана Радиорей позвал, приказывает:
– В Москву о нашем несчастье кричать надо.
– Сейчас!
Сам Шелюски-Шмидт встал. Палку длинную взял. Красный флаг к палке прибил. Палку глубоко в лёд воткнул.
День на льду сидят, в море плывут.
Два дня на льду сидят, в море плывут.
Три дня на льду сидят, в море плывут.
К великану Шелюски-Шмидт великан подходит и говорит:
– Дома уже построили.
Копфус подходит и говорит:
– Продукты уже выдаём.
Радиорей подбегает и кричит:
– Москва услышала, помощь нам посылает.
– Ура!
Шелюски-Шмидт встал, свою бороду погладил и сказал:
– Теперь спокойствие. Мы спасены и все живы будем.
Все обрадовались. Сто великанов «ура» закричали.
Капиталисты испугались и перестали льдину в море тащить.
Тем временем в Москве товарищ Сталин семерых крылатых братьев – тоже великанов – собрал и на помощь Шелюски-Шмидту послал.
Крепкими крыльями сильные братья взмахнули и полетели.
Братья по воздуху летят. Великаны на льдине сидят.
День прошёл. Два дня прошло. Три дня прошло. Братья летят.
Великаны сидят.
Десять раз по три дня прошло, тридцать дней братья летят. Тридцать дней великаны сидят, помощи ждут.
Два раза по тридцать дней прошло – два месяца прошло, великаны помощи дожидались.
Трудно, очень тяжело братьям великанов лететь было.
Один ослабел, отставать начал. Его другие на крылья взяли – помогли. Другой заблудился. Долго его искали и всё же нашли. Третий упал – крыло сломал. Братья опустились, крыло залечили, все вместе вперёд полетели.
Семь крылатых над льдиной показались. Братьев увидели. На лёд опустились. Обнялись, от радости заплакали. В дорогу быстро собрались.
По три великана на каждого крылатого брата сели. Те крыльями взмахнули и полетели.
Вот уже берег видно. Осторожно братьев-великанов крылатые братья на землю опустили. Три минуты отдохнули, назад полетели.
Второй раз крылатые братья на плечи по пять человек взяли. Очень тяжело лететь было. И всё же братьев своих на землю живыми и здоровыми они привезли.
Третий раз крылатые храбрецы в опасный путь отправились.
Погода разозлилась. Ветер как бешеный бьёт. Холод кровь замораживает. Море льдину ломает. Вот-вот великаны утонут.
И погоду, и море, и лёд смельчаки наши победили.
На сильные плечи свои всех оставшихся взяли. Счастливо на землю вернулись.
Когда последние со льдины улетели, великан Радиорей в Москву по радио крикнул:
– Нас уже тут нет!
На земле все сто и семь великанов сразу радостно и громко вскрикнули:
– Нашей сильной партии, нашему любимому вождю Сталину, нашему дорогому правительству пламенный привет!
И в Москве услышали, «ура» закричали. И везде в СССР услышали, «ура» закричали.
А за границей услышали – диву дались.
Шелюски-Шмидт на корабль «Красный» сел и через другое море в Москву поехал.
А на льду палка с красным флагом осталась. Шелюски-Шмидт её так крепко воткнул, что она сквозь лёд до воды прошла, корни пустила, расти начала. Высоко-высоко выросла. Сначала на берегу, потом в Москве её увидели. А теперь тот красный флаг во всём мире виден, а на флаге большими буквами написано «Сталин».
Мифологизация Шмидта продолжается после экспедиции на полюс 1937 года, теперь список сказочных персонажей пополняется зимовщиками-папанинцами. Папанинскую четвёрку в прессе часто сравнивали с былинными богатырями, хотя Папанин, невысокий, толстый, неказистый, в отличие от бородатого великана Шмидта, вовсе не отличался богатырским сложением. В балладе Марфы Крюковой «Сказание про полюс» [70] в своеобразной форме описаны полярные путешествия прошлого, разумеется, неудачные. Шмидт же наделяется сверхъестественными способностями – метеостанция на полюсе не предсказывает погоду, а творит её, обеспечивая процветание Страны Советов:
Возле знамя того стоит сам Поколен-Борода.
Его чёрная бородушка по ветру воздымается,
Делает он разные приказаньица,
Как вести дела, как делать всю погодушку.
<…>
Пришли к ним во помощнички медведи белые,
Медведи белые им поклоняются.
<…>
Изо льдов они [герои – прим. авт.] делают стеночки защитные,
Штоб не дули ветры буйные на наши поля прожиточные.
<…>
Когда туча собирается – её придерживают,
Попридерживают в руках да прощупывают,
Отпускают тогда тучку в ту стороночку,
Где нужны дожди очень срочные.
<…>
Ноньче погодушку для своей родины
Делают советские богатыри своей мудростью.
Шумиха, возникшая вокруг затонувшего парохода, вызывает ощущение явной несоразмерности самого события и его официальной репрезентации. Можно предположить, что, как и в случае с «Красиным», «челюскинская эпопея» пришлась ко времени: консолидировала общество и отвлекала внимание от негативных событий в стране – в памяти ещё свежи были раскулачивания, голод 1932–1933 годов, закон «о трёх колосках» (7 августа 1932 года), введение паспортной системы (27 декабря 1932 года). В итоге 1934 год вошёл в память многих не как год убийства Кирова и первой волны репрессий, ареста Каменева и Зиновьева, а как год, «когда прилетели челюскинцы». В то время как человеческая жизнь потеряла всяческую цену, спасательной операцией в Арктике власть удачно сымитировала гуманность и заботу о простых людях. Это не помешало чуть позже расстрелять двух заместителей Шмидта – А.Н. Боброва и И. Л. Баевского и трёх членов Правительственной комиссии по спасению челюскинцев.