Вашингтон пока не готов
После 11 сентября по всей планете задул ветер перемен. Свободный мир во главе с США мог воспользоваться шансом и установить партнерские отношения с угнетенными народами арабского и мусульманского мира. Но для этого в Вашингтоне должны были быть великие провидцы, которые смогли бы понять природу угрозы джихада, оценить его стратегию, сформировать необходимые коалиции для его изоляции, мобилизовать общественное мнение и выиграть идеологическую войну. Для успеха им понадобилось бы одновременно провести ряд стратегических кампаний, максимально использовать влияние ООН, взаимодействовать с правительствами, напрямую не участвующими в «войне с террором», но которые могли стать партнерами в кампаниях против конкретных террористических сил, работать с умеренными правительствами региона, оказывая им помощь в ликвидации угроз, возникающих на территории их собственных стран.
К сожалению, действовавшая тогда администрация не была к этому готова. Советники Буша медленно продвигались в похожем направлении, но подавляющая часть вашингтонской бюрократии этому сопротивлялась. Ко времени, когда высшее руководство страны приняло решение о вторжении в Ирак, фундаментальная философия этого проекта заключалась не в борьбе с нарушениями прав человека или в необходимости демократических преобразований в регионе, а базировалась исключительно на соображениях национальной безопасности. Лица, принимавшие решения, до второй половины 2004 г. игнорировали изначальную стратегию на достижение свобод. Частичное объяснение произошедшему можно найти в том, что люди, формировавшие политику администрации, не были уверены в умонастроениях населения Среднего Востока. Некоторые из советников были ветеранами «холодной войны» и не слишком глубоко разбирались в ситуации на Среднем Востоке. Другие хорошо знали регион, но не обладали достаточной «верой» в способность арабско-мусульманской культуры воспринять демократические альтернативы.
На одном ужине с участием сенаторов осенью 2001 г. профессор Бернард Льюис, известный ученый, написавший много книг по истории Среднего Востока и уважаемый многими членами администрации Буша, особенно из неоконсервативных кругов, сказал, что не исключает возможности формирования некоей формы демократии в пределах исламской политической культуры. Он высоко оценил светские институты, созданные Кемалем в Турции, но выразил сомнение, что арабский мир и Иран способны на быстрый прогресс в этом направлении8.
С точки зрения диссидентов из стран Среднего Востока, неспособность Вашингтона выработать логичную и последовательную стратегию развития демократии можно было простить, пока администрация Буша наносила удары по джихадистам и вела войну против «всех террористов», хотя большинство террористических режимов и организаций не были внесены в американский список. Для отчаявшихся оппозиционных групп и аутсайдеров, придавленных многолетним гнетом, главным было то, что Америка просыпается и выступает против «плохих парней». Иранские, сирийские и саудовские реформаторы надеялись, что США больше узнают о региональных диктаторах. Ливанская оппозиция в изгнании рассчитывала, что Америка со временем исправит ошибки своей внешней политики и строго спросит с Сирии за оккупацию Ливана. Активисты юга Судана и Дарфура предполагали, что и их ситуация может измениться к лучшему. Страсть охватила оппозиционные движения и интеллектуалов всего региона. Задолго до того, как стратеги Буша разработали свои планы, по всем «закоулкам» региона (я говорю о невидимых диссидентских силах, в отличие от так называемой арабской улицы, движение по которой идет параллельно, а не против доминирующих идеологий) возникло ощущение, что сквозь маленькие окошки гигантской тюрьмы стал пробиваться свет. Они надеялись, что свобода уже в пути, несмотря на то что сила, испускавшая этот свет, не очень хорошо понимала, куда она движется.
В нескольких интервью того периода, отвечая на вопросы о следующих шагах в так называемой войне с террором, я твердо заявлял, что любой шаг, предпринятый США, будет полезен, потому что ситуация с правами человека плачевна во всем регионе. Такой взгляд отражал настроения всех неправительственных организаций, которые активировались после 11 сентября. В основе моего призыва к действиям лежала мысль о первоочередном освобождении народов с подключением к этому как можно большего числа союзников. Я уверен, что освобождение людей от деспотии – самый надежный способ победить террористов. Другой альтернативы нет. Ахиллесова пята джихадистов кроется в людях. Освободи население – и силы террора будут побеждены. Даже если Вашингтон не был готов к глобальному походу за освобождение Среднего Востока, не было иных вариантов, кроме как поддержать его усилия в противостоянии джихадистам и ослаблении сил тоталитаризма.
В дискуссиях того времени приводились некоторые не совсем точные аналогии со Второй мировой войной. Америка вступила в войну с фашизмом после того, как сама подверглась нападению. Военные усилия и титанические жертвы привели к освобождению миллионов людей. Не было иного способа выиграть войну, кроме разгрома нацистов и их союзников. Большинство регионов, освобожденных союзниками, развернулось в сторону демократии. Даже государства-противники в итоге трансформировались в демократические общества. Конечно, законность поражения сил терроризма, особенно тех, кто представляет непосредственную угрозу, не обусловлена непременным ростом демократии. Но если в результате конфронтации возникла бы такая возможность, даже самая отдаленная, то целые страны могли бы вырваться из-под влияния «Талибана» или «Баас». Какой демократически настроенный человек возражал бы против этого?
События, последовавшие за победой в Тора-Бора, развернулись не в том направлении, на которое я рассчитывал, просто потому, что США и их союзники не имели соответствующего плана действий в дополнение к огромным усилиям и ресурсам, задействованным в конфликте.
Борьба с террористическими режимами была законной, а оказание помощи народам, страдающим под гнетом террористических режимов, – один из принципов, сформулированных в Уставе ООН и подтвержденных во Всеобщей декларации прав человека. Этими принципами уже дважды за десятилетие руководствовались в Югославии и на Гаити. У США и сил коалиции в Афганистане была блестящая возможность исправить ошибки прошлого, обратиться к международному сообществу и развернуть международную кампанию не только «войны с террором», но и помощи народам, которым угрожает опасность геноцида, угнетения и попрания прав человека. Это могла быть компания «шаг за шагом» и оставалась бы она в рамках международного права. Короче, стратегия должна была предполагать те же самые усилия, те же самые финансовые затраты, ту же самую энергию, но в итоге принесла бы революционные результаты. В случаях с освобождением Ливана и, до некоторой степени, Дарфура, угнетенное население получило свободу без непосредственного военного вмешательства. Ближний и Средний Восток страдал дольше, чем Центральная и Восточная Европа, и больше любого другого региона мира нуждался в помощи. Единственным отличием было то, что силы угнетения здесь были старше, богаче и имели большее влияние на формирование политики самих стран Запада.
В итоге свет свободы в регионе появился, но «окна» оказались раскрытыми недостаточно широко.