Режим и реформаторы

Движение сирийских реформаторов в эпоху, начавшуюся после Хафеза Асада, прошло несколько этапов. Первым можно считать короткую «дамасскую весну» 2000–2001 гг. В этот период диссиденты «проверяли» Башара на его готовность к реформам. Через год сын «сирийского сфинкса» положил конец всем их надеждам, но сирийские диссиденты продолжили борьбу с уверенностью в том, что им удастся мобилизовать гражданское общество. Государство и реформаторы столкнулись на встречных курсах. После Хафеза повсеместная оппозиция баасистскому режиму уже стала реальностью и в Сирии, стране-оккупанте, и в оккупированном Ливане. За пределами Бейрута либеральные журналисты публиковали материалы, требующие от Сирии изменения политики в отношении как Ливана, так и сирийского народа. Реформаторы в Дамаске поддержали эти требования. Сформировавшийся альянс продемократических сил стал представлять беспрецедентную угрозу для правящей партии «Баас».

После терактов 11 сентября планы режима Башара в отношении диссидентских и демократических движений были противоречивыми и непоследовательными. С одной стороны, кое-кто в коридорах власти хотел, чтобы после объявленной США «войны с террором» Сирия заняла более сдержанную позицию. Как объяснял мой коллега профессор Роберт Рабил, специалист по ближневосточной политике, идея заключалась в том, что если сирийское правительство погрязнет в конфронтации с собственным народом и населением Ливана, то Вашингтон пойдет на Дамаск в лобовую атаку. Часть дамасской элиты советовала Башару смягчить отношение режима к оппозиции, поскольку Вашингтон всерьез занялся борьбой с террором и поддержкой демократии в регионе. «После 2001 г. башаровские реалисты не хотели столкновения с американской мощью и предпочли бы до поры до времени изображать из себя умеренных», – пояснял Рабил.

По мнению Фарида Гадри, другие советники считали критический период после 11 сентября «опасным и рискованным». На брифингах, которые проводил Гадри для американских и европейских законодателей после вторжения в Ирак, он говорил, что «многие помощники из разведслужб убеждали Асада Второго, что любое ослабление внутреннего давления на диссидентство приведет к расширению демократического движения»¹⁶. В результате после 11 сентября политика режима в отношении реформ стала шизофренической. Дамаск делал публичные заявления о «сотрудничестве с США в войне с терроризмом и о своей открытости гражданскому обществу»; их повторяли западные апологетические СМИ. Тем временем преследования, аресты, пытки и высылка диссидентов из страны продолжались.

Между 2001 и 2003 гг. сирийские реформаторы переносили борьбу из одной сферы в другую, но большинству диссидентов казалось, что, несмотря на двойственную политику Асада, «время режима подошло к концу», как говорил Фарид Гадри. «Реформаторы в сирийском обществе чувствовали, что изменения уже происходят». На самом деле сирийские диссиденты на инстинктивном уровне понимали, что новая позиция Вашингтона при администрации Буша – невзирая на степень ее эффективности – оказалась толчком в нужном направлении. «В Вашингтоне происходили заметные изменения, – говорил бывший член парламента Хомси. – Нам, реформистам, приходилось скрываться, нас преследовали, изолировали, но у нас появилась надежда – просто потому, что народ свободного мира выступил против терроризма».

Разумеется, сирийские аутсайдеры постарались воспользоваться изменениями в расстановке сил. Режим Асада попал в американский список режимов, поддерживающих терроризм. Коалиция во главе с США активизировала действия против пособников террористов, и постепенно целью должен был стать сирийский режим. Любопытно, но после 11 сентября и демократическое движение, и режим пришли к одинаковому заключению – надо попытаться приспособиться к новым обстоятельствам. Диссиденты хотели кричать как можно громче о том, что их угнетает террористический режим, а правительство хотело заткнуть им рот, чтобы международное сообщество не начало оказывать давления на Дамаск.

С 2001 и до конца 2002 г. я провел несколько брифингов в конгрессе США и для неправительственных организаций. На них обсуждались события в регионе после американского военного вторжения в Афганистан. Как я указывал ранее, идея заключалась в том, что после 11 сентября усилия США и международных организаций должны были быть направлены на неуклонное и систематическое проведение кампании поддержки угнетенного населения региона. Альтернативой военной кампании в Ираке могла стать массированная помощь диссидентам в сочетании с конкретными антитеррористическими акциями. Сирия должна была стать первым адресатом такой продемократической политики. На Ирак были израсходованы миллиарды долларов, но он продолжал сопротивление. На международной конференции в поддержку диссидентов, проходившей в Праге, реформаторы региона саркастически замечали, что если бы Вашингтон помог сирийской демократической оппозиции одним-двумя миллиардами долларов, Сирия гораздо быстрее Ирака продвинулась бы в сторону свободы.

«Присяжные» до сих пор не пришли к единому мнению. Контраргумент звучал так: если не свергать режим Саддама, он бы продолжал выступать единым фронтом с Асадом и аятоллами против всех шагов, предпринятых США по демократизации региона. Несмотря на стратегический выбор, сделанный в тот момент, после вторжения в Ирак началась эскалация противоборства между режимом Асада и реформаторами. Пока американские войска двигались по Месопотамии, сирийский режим занервничал и начал подготовку к следующей стадии наступления на инакомыслящих.

Когда американские морские пехотинцы вошли в столицу Саддама, наступил напряженный момент. По прямому кабелю, проложенному в штаб-квартиру MSNBC, я наблюдал картину того, как жители, ликуя, высыпали на улицы Багдада, и понимал, что я много еще не знаю о Среднем Востоке. Большинство из демонстрантов и танцующих людей на улицах были не взрослыми мужчинами и женщинами и не пожилыми людьми. Это была молодежь! Самые первые минуты, прошедшие после свержения режима, содержали в себе тот геном революции, который мог появиться не только в Ираке, но и в Сирии и в других странах. Я сказал своему коллеге, военному аналитику, отставному подполковнику Рику Франконе: «Вы видите то, что лежит в глубине сознания этих обществ. Поведение детей говорит обо всем. Они заявляют, что ненавидят диктатуру «Баас» и хотят свободы и счастья. Они хотят жить». Разумеется, как только на горизонте появились политики-взрослые, этот дух испарился. Но этот краткий момент сказал мне обо всем. Как и тем, кто наблюдал за происходившим в Багдаде из Дамаска, из штаб-квартиры партии «Баас».

Сирийские баасисты поняли, что падение их «двойников» в Ираке и ликование, с которым встретили это событие большинство иракцев, – дурной знак. С этого момента режим Асада развернул джихад по трем направлениям. Первое – восточное: удар по грядущему демократическому процессу в Ираке путем развязывания рук террористам на всем протяжении границы между двумя странами. Второе – западное: превентивный удар по гнезду потенциального восстания Ливану. Третье – центральное: удар по сирийскому диссидентству.

Нападение на Ирак привело еще к шести годам кровопролития. Репрессии в Ливане – к убийству Рафика Харири, что стало толчком для «кедровой» революции. Репрессии внутри страны ликвидировали тот небольшой прогресс, которого достигли сирийские диссиденты. В 2005 г. Башар взялся за людей, подписавших Дамасскую декларацию, и укрепил союзнические отношения с иранским режимом.

Режиму в кошмарных снах видится день, когда молодежь, вышедшая на улицы Дамаска, снесет статуи диктаторов – отца и сына. Это будет конец. После вывода войск из Ливана в апреле 2005 г. Асад постоянно опасается худшего. Международное расследование убийства Харири может со временем привести его или его помощников на судебный процесс в Гаагу. Это наверняка будет означать крушение режима¹⁷. Кроме того, «кедровая» революция в Бейруте способствовала распространению демократических идей во всем Ливане и вполне могла стать плацдармом для начала революции в Сирии. Асад с негодованием наблюдал за чередой выборов у своего восточного соседа и внедрением в Ираке многопартийной системы, антипода его однопартийной системы.

Сирийская партия «Баас» оказалась в осаде: извне на нее оказывали давление демократические силы, изнутри – диссидентское движение. В какой-то момент антисирийские ливанские средства массовой информации и часть арабской прессы стали предсказывать коллапс режима Дамаска. В Вашингтоне либеральные сирийские неправительственные организации запустили свои образовательные программы: после десятилетий тоталитаризма сирийцев надо было готовить к восприятию демократии. Реформистская партия Сирии Фарида Гадри обратилась к администрации США и Европейскому союзу с призывом приложить больше усилий для ускорения свержения режима Асада. В Вашингтоне Майкл Ледин, специалист по Среднему Востоку из Американского института предпринимательства, уже в 2003 г. писал о необходимости усиления давления на Иран и Сирию после вторжения в Ирак¹⁸. В Париже бывший сирийский вице-президент Абдель Халим Хаддам, имеющий авторитет человека, который многие годы был видной фигурой баасистского режима, активно выступал против партии Асада. Он говорил прессе: «Власть контролируют секретные службы. У них свои интересы, у их руководства – свои. Следовательно, роль секретных служб сокращается, когда народу помогают поверить в его способность исправить совершенные ошибки»¹⁹.

В состав «коалиционных сил» оппозиции в Европе, помимо Хаддама, входило еще несколько антисаадовских групп, включая сирийское отделение «Братьев-мусульман». Их участие в коалиции вызывало сомнения в демократическом характере правительства, которое должно прийти на смену Асаду. В 2009 г. «Братство» вышло из коалиции и вступило в «диалог» с режимом.

В течение 2005–2008 гг. долгая «бейрутская весна» дала возможность сирийским реформаторам перевести дух, не очень удаляясь от родной страны. В сознании диссидентов Ливан для Сирии был тем же, чем Польша для СССР в конце 1980-х гг. Бейрут обрел толику свободы раньше Дамаска. Сирия не сможет слишком долго противостоять давлению демократии, считали демократы. «Кедровая» революция стимулирует аналогичное восстание в Сирии, это лишь вопрос времени. Сторонники реформ ждали ветра перемен. Однако, как гласит арабская пословица, «не дуют ветры, как этого хотят корабли».

Серия неудач заставила диссидентское движение опять перейти к обороне. Неспособность «кедровой» революции мобилизовать международное сообщество на разоружение «Хезболлы» и просирийских вооруженных формирований привела к постепенному развалу прозападного правительства Фуада Сениоры. Поражение «кедровой» революции в Ливане ознаменовало победу режима Асада, который сумел постепенно снять международное давление на Дамаск. Смена большинства в конгрессе США после 2007 г. привела к свертыванию программы поддержки демократии в регионе, и сирийский режим смог вернуться в международную политическую жизнь. Чем больше элементов в вашингтонских кругах, поощряемых просирийски настроенными учеными, выступало за «общение» с Асадом, тем менее изолированным он себя чувствовал²⁰.

В мае 2008 г. сирийские союзники захватили ливанский парламент, парализовав «кедровую» революцию и лишив сирийское диссидентское сообщество Бейрута помощи со стороны их единомышленников в Дамаске. На иракском фронте Багдад обвинил режим Башара в тайных планах бомбардировок Ирака с целью приостановления наступления демократии и ослабления ее потенциального влияния на сирийских реформаторов²¹. Естественно, что иранские аятоллы заинтересованы в откате демократии в регионе, и агенты Тегерана активно сотрудничают с сирийскими спецслужбами в подавлении демократического движения.

К 2008 г. ливанские борцы за свободу потерпели поражение. Диссидентское движение в Сирии оказалось в гораздо более суровых условиях. С приходом в Белый дом администрации Обамы надежда на какую бы то ни было американскую поддержку демократии в Сирии растаяла. Вместо этого внешняя политика США развернулась на «общение» с режимом Асада. Слово «общение» в отношении жестокого диктатора означало «разобщение» новой администрации с демократическими силами Сирии. Позиция президента Обамы в связи с протестами в Иране 2009 г. все объяснила Асаду. Америка отказалась от своих обязательств перед реформистами. В последние два года на тех, кто в 2005 г. подписал Дамасскую декларацию, обрушились новые преследования. В 2010 г. сирийских реформаторов снова накрыло темной волной тирании.

Неужели все потеряно?