Поведение научных кругов
Можно было предположить, что в первых рядах тех, кому следовало поддержать новую американскую политику по расширению программы «глобальной демократической революции», должны оказаться представители научных и преподавательских кругов. Историки, социологи, философы, политологи из стран либеральной демократии известны своим активным участием в защите прав и свобод во всем мире. Начиная с XIX в. именно профессорско-преподавательские круги оказывали давление на свои правительства в вопросах защиты угнетенных народов в разных уголках мира. После Второй мировой войны западное, и в особенности американское научное сообщество много сделало для того, чтобы общество узнало о несправедливостях, происходящих во многих регионах мира. Именно интеллектуальные элиты выступали против диктатур Латинской Америки, в защиту южноафриканского чернокожего большинства, против кровопролитий на Балканах, именно они высоко подняли планку уважения прав человека в мире. Можно было предположить, что когда политические лидеры решили оказать помощь слабым и лишенным гражданских прав слоям населения Среднего Востока (курдам, чернокожим суданцам, ливанцам, сирийским реформаторам, иракским демократам, коптам, берберам, женщинам, сторонникам секуляризма), научные сообщества Гарварда, Джорджтауна, Беркли и Йеля выступят в поддержку этого движения и потребуют от властей дальнейших, более решительных шагов. Однако в реальности все оказалось иначе.
Академическая элита, особенно большинство специалистов по Среднему Востоку из университетов Лиги плюща, обрушились с резкой критикой на выбор, сделанный администрацией Буша. На самом деле негативная реакция сообщества специалистов по Среднему Востоку на программу развития демократии для меня не стала сюрпризом. От членов этой группы, хорошо финансируемой деньгами ваххабитов и других авторитарных движений, не стоило ожидать, что они выступят против своих «доноров», рискуя своими привилегиями. Как я уже говорил ранее, режимы и исламистские организации до мозга костей пропитали американские научные круги своими нефтедолларами. Цель была поставлена четко: не дать возможности любой администрации США – демократической или республиканской – предпринять меры, направленные на поддержку освободительного движения в регионе. Атаки «Аль-Каиды» 11 сентября оказались сложнейшим вызовом, с которым пришлось столкнуться этим специалистам по Среднему Востоку.
Американское общество прозрело, администрация и конгресс уже были готовы к действиям. Мысль о том, что демократия на Среднем Востоке является реальным ответом на атаку террористов, задела политиков за живое. Для авторитаристов и джихадистов это оказалось кошмаром. Их академические «военизированные формирования» на Западе стали первой линией обороны от мощного движения США за демократизацию в регионе. Это объясняет, почему многие известные ученые (которые вроде бы должны были поддерживать свободу и аутсайдеров) оказались в рядах защитников режимов и исламистов вопреки интересам народных масс арабского и мусульманского мира. Научная элита специалистов по Среднему Востоку защищала свои фонды и привилегии. Если бы правительство США преуспело в расширении защиты диссидентов и прав человека в регионе, первыми гражданами Запада, оказавшимися в затруднительном положении, оказались бы именно эксперты по средневосточным делам. Неизбежно встал бы вопрос: почему они раньше не информировали общество о том, что в арабском мире сотни миллионов людей страдают от деспотических режимов и варварства террористов? Почему они представляли джихадизм как своего рода йогу и заявляли, что женщины счастливы своим положением при фундаменталистских системах правления?
На самом деле на Западе и в Соединенных Штатах преподавательская, публицистическая и экспертная деятельность специалистов по Среднему Востоку, поддерживаемых нефтедолларами, была направлена, в сущности, на введение в заблуждение студенчества, общественности и правительств. Революция во внешней политике обнажила бы этот конфликт интересов и создала интеллектуальный «бумеранг» в сфере образования. Успех демократических революций на Среднем Востоке неизбежно лишил бы проводимые в Америке исследования по проблемам Среднего Востока последних крупиц достоверности. Со временем проявилась бы связь между нефтедобывающими режимами и интеллигенцией в университетах и за их пределами. На это пришлось бы каким-то образом реагировать. Следовательно, «спонсируемые» должны были бороться против революции и спасать шкуру своих «спонсоров» ради сохранения status quo. Историки, возможно, увидят в этом неестественном сочетании одну из наиболее неэтичных ситуаций в истории: те, кого считали носителями научной истины, на самом деле занимались целенаправленным сокрытием этой самой истины.
Ученые, занимающиеся изучением проблем Среднего Востока, обладали огромным влиянием на своих коллег с ведущих кафедр политологии, международных отношений и других общественных наук, истории и литературы. К этим «экспертам» по региону обращались за советами относительно внешней политики США. Меня тоже как профессора по вопросам Среднего Востока неоднократно спрашивали, что я думаю о позиции правительства относительно регионального кризиса. Разумеется, мое мнение отражало точку зрения меньшинства, в то время как подавляющее большинство из тех, кто работал в этой же области, занимали апологетическую позицию.
После 11 сентября внезапно открылось большое «окно»: ученые в области общественных наук ринулись выяснять экспертное мнение своих коллег-специалистов по Среднему Востоку об «Аль-Каиде», «Талибане» и сути джихадистской доктрины. Арабистско-джихадофильскому лобби в нашей системе образования пришлось как минимум два года вести тяжелую войну. Апологетам из научных кругов было очень трудно выплывать против мощного течения американского гнева в отношении террористов. Не так-то просто оказалось обвинять США в нападениях и угрозах Бен Ладена, хотя некоторые радикально настроенные профессора заняли экстремистскую позицию, желая Америке еще худшего после всех кровавых преступлений «Аль-Каиды». Наиболее вопиющие и известные примеры – профессор Николас де Женова, в 2003 г. пожелавший американцам «миллион Могадишо», и профессор Уорд Черчилль, в 2001 г. сравнивший «жертв в башнях-близнецах с нацистами». Но они были далеко не единственными6. Чтобы укрепить свои прежние позиции, апологеты ухватились за войну в Ираке, которую «в одностороннем порядке» начали США. «Левые» марксисты и так называемые антивоенные крайние левые (троцкисты, маоисты, анархисты и им подобные) выступали против любой войны, развязанной из патриотических целей или ради национальной безопасности. Единственные военные столкновения, которые они обычно одобряли, были те, которые осуществлялись ради защиты, экспансии «марксистских революций» или, если такое возможно, против «капиталистических» держав. В университетах возникли искусно выстроенные коалиции джихадофилов, апологетов нефтяных держав и левых экстремистов. Этот блок, основа антивоенного движения, заявлял, что интервенция США в Ирак была неправомерной, незаконной и шла вразрез с интересами иракцев, арабов и народов мусульманского мира. С помощью Аl Jazeera и десятков сайтов, дублировавших аргументы Аl Jazeera, антивоенная оппозиция утверждала, что администрация Буша развязала «неоколониальную войну» за нефть и власть.
Как я заявлял ранее, у администрации не было реальных планов создания альянса с диссидентами, демократами и гражданскими силами ни в Ираке, ни в регионе в целом, по крайней мере до конца 2004 г., когда Белый дом решил всерьез заняться этим вопросом. Итак, пока у правительства Соединенных Штатов не было союзников в идеологической войне против антивоенного лагеря, состоящего из исламистов, нефтяных режимов и левых экстремистов, у западных здравомыслящих либералов складывалось впечатление, что для интервенции в Ирак действительно не было никаких оснований. Администрация США проигрывала информационную войну из-за отсутствия как поддержки извне, так и желания нанести ответный удар по джихадистам и авторитаристам.
В течение первых трех лет идеологической конфронтации, которую я называю «третьей идеологической войной»7, начавшейся после 11 сентября, я был свидетелем того, как доктрина «глобальной демократической революции» получала поддержку миллионов аутсайдеров региона, но американская администрация не вступала с ними в контакт. В то же время я наблюдал, как противоположный лагерь проводил контратаки и постепенно выигрывал схватку. Короче, наиболее твердолобые апологеты из числа ученых-специалистов по Среднему Востоку в союзе с антивоенно настроенными левыми смогли мобилизовать широкое либеральное большинство общественно-научной профессуры против целей, продекларированных президентом США. Администрация очень быстро проиграла войну в научных кругах, но продолжала сражения на других территориях, опаздывая и не получая поддержки со стороны чиновников.