Как определить стратегические возможности
В своем стремлении решать растущий список проблем Пекин и Вашингтон в течение 2000-х годов занимались поиском всеобъемлющих рамок для определения характера их взаимоотношений. Символом этих усилий стало открытие американо-китайского диалога на высоком уровне и американо-китайского стратегического экономического диалога (сейчас оба слились в один американо-китайский стратегический и экономический диалог) во время второго срока президентства Джорджа Буша-младшего. Это частично стало попыткой оживить дух искренних обменов по концептуальным вопросам, характерный для Вашингтона и Пекина в течение 1970-х годов, как описывалось в предыдущих главах.
В Китае поиск организационного принципа для новой эры принял форму одобренного правительством анализа о том, что первые 20 лет XXI века представляли собой четкий «период стратегических возможностей» для Китая. Концепция отражала как признание прогресса Китая и потенциал стратегических достижений, так и — парадоксально — понимание сохранения слабых мест. Ху Цзиньтао озвучил эту теорию в ноябре 2003 года на заседании Политбюро Центрального Комитета коммунистической партии Китая, где он предположил, что уникальное сочетание внутренних и международных тенденций поставило Китай в положение, при котором развитие будет идти «скачкообразно». По мнению Ху Цзиньтао, возможность чревата опасностью: Китай, как и другие поднимавшиеся до него страны, «упустив представившийся ему шанс», «сильно отстанет»[695].
Вэнь Цзябао подтвердил аналогичные оценки в 2007 году в статье, где он предупреждал о том, что «возможности редки и скоротечны». Он также напомнил, как Китай несколько ранее упустил удобный момент из-за «крупных ошибок, особенно 10-летней катастрофы великой пролетарской „культурной революции“». Первые 20 лет нового столетия были периодом возможностей, «за которые мы должны решительно ухватиться и в течение которых мы сможем добиться многого». По оценкам Вэнь Цзябао, правильное использование этого удобного шанса будет иметь «чрезвычайно важное значение» для целей развития Китая[696].
Для достижения чего получал Китай стратегическую возможность? Говоря о масштабах дебатов в Китае по этому вопросу, можно сказать, что у них было формальное начало, которое можно усмотреть в цикле специальных лекций и научных заседаний, проводимых китайскими учеными, а также высшим руководством в период с 2003 по 2006 год. В программу входили темы подъема и падения великих держав в истории человечества: средства достижения их подъема, причины часто возникавших между ними войн, а также вопросы, могла ли и, если могла, то как могла великая держава в современном мире возвыситься без обращения к военному конфликту с главными действующими лицами на международной арене. Эти лекции впоследствии переработали в 12-серийный фильм «Подъем великих держав». Показ фильма прошел по телевидению в 2006 году, и его просмотрели сотни миллионов телезрителей. Как отмечал ученый Дэвид Шамбо, это был, возможно, уникальный с философской точки зрения феномен в истории политики великих держав: «Совсем немногие из крупных держав или стремящихся ими стать, если вообще были таковые, занимались таким обстоятельным самоанализом»[697].
Какие уроки мог извлечь Китай из подобных исторических примеров? Одной из первых и наиболее полных попыток ответить Пекин постарался снять опасения со стороны иностранных государств по поводу его растущей мощи, провозгласив лозунг «мирного подъема» Китая. Статья в журнале «Форин афеарз», опубликованная в 2006 году известным китайским политологом Чжэн Бицзянем, прозвучала как полуофициальное политическое заявление. Чжэн заверил мировую общественность в избрании Китаем «стратегии… неповторения традиционных способов превращения в великую державу». Китай стремился к «новому международному политическому и экономическому порядку», но он «мог бы быть достигнут путем постепенных реформ и демократизации международных отношений». Как писал Чжэн Бицзянь, Китай «никогда не последует по пути Германии, приведшему к Первой мировой войне, или по тому пути, который побудил Германию и Японию развязать Вторую мировую войну, когда эти страны грабили ресурсы и проводили политику гегемонизма. Не собирается Китай также проводить политику великих держав, дравшихся друг с другом за глобальное доминирование в период „холодной войны“»[698].
Вашингтон отреагировал, четко сформулировав для себя концепцию Китая как «ответственного игрока» в международной системе, строго соблюдающегося нормы и пределы, берущего на себя дополнительную ответственность по мере увеличения его возможностей. В своей речи в 2005 году в Национальном комитете по американо-китайским отношениям Роберт Б. Зеллик, бывший в то время заместителем государственного секретаря, высказал американский ответ на статью Чжэн Бицзяня. Поскольку китайским руководителям было бы не с руки как бы признавать, что они могли бы когда-либо быть «безответственными» игроками, речь Зеллика можно было приравнять к приглашению Китаю стать привилегированным членом и соавтором международной системы.
Почти одновременно Ху Цзиньтао выступил на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций с речью под названием «Построить гармоничный мир на основе прочного мира и всеобщего процветания» с той же темой, что и статья Чжэн Бицзяня. Ху Цзиньтао подтвердил важность системы ООН как основы международной безопасности и развития и обозначил все то, «за что выступает Китай». Повторив, что Китай приветствует тенденции демократизации мировых дел — на практике, разумеется, это означало относительное уменьшение американской мощи и создание многополярного мира, — Ху убеждал в том, что Китай будет добиваться своих целей мирными средствами и в рамках системы ООН:
«Китай будет всегда придерживаться целей и принципов Устава ООН, активно участвовать в международных делах и выполнять свои международные обязательства, работать вместе с другими странами по строительству нового международного политического и экономического порядка, который будет справедливым и рациональным. Китайская нация любит мир. Развитие Китая не несет вред или угрозы другим, а служит только делу мира, стабильности и всеобщего процветания в мире»[699].
Теории «мирного подъема» и «гармоничного мира» вызвали к жизни принципы классической эры, которая обеспечила величие Китая: сторонника постепенных реформ, настраивающегося на развитие в соответствии с превалирующим течением и воздерживающегося от открытых конфликтов, делающего многочисленные заявления морального порядка, и о создании гармоничного миропорядка, и о действительном физическом и территориальном доминировании. С их помощью описывался путь к статусу великой державы, приемлемый для поколения руководства, ставшего совершеннолетним во время краха в обществе «культурной революции» и отлично понимавшего, что их законность сейчас зависела частично от передачи народу Китая какой-то доли богатства и благополучия, передышки от волнений и нужды предыдущего столетия. Отражая даже более взвешенную позицию, фразу «мирный подъем» в официальных китайских заявлениях заменили на «мирное развитие», приписав слову «подъем» якобы слишком угрожающее и хвастливое звучание.
В последующие три года в результате одного из периодически происходящих случайных совпадений событий, какими бывают смены исторических течений, самый худший кризис после Великой депрессии совпал с периодом затянувшейся неопределенности и тупиковой ситуации в войнах в Ираке и Афганистане, а также потрясающими Олимпийскими играми в Пекине в 2008 году и продолжающимся здоровым ростом китайской экономики. Совпадение событий заставило некоторых представителей китайской элиты, включая часть высшего эшелона правительства Китая, вновь вспомнить прогнозы относительно постепенности развития, сделанные в 2005 и 2006 годах.
Причины финансовых кризисов и их наихудших последствий коренились преимущественно в Соединенных Штатах и Европе. Это привело к огромнейшим вливаниям китайского капитала в западные страны и компании, а также призывам западных политиков к Китаю изменить курс своей валюты и увеличить внутреннее потребление, чтобы улучшить климат мировой экономики.
С того самого времени, когда Дэн Сяопин призвал к «реформе и открытости для внешнего мира», Китай смотрел на Запад как на образец экономического совершенства и финансовой компетенции. Предполагалось, что, какими бы ни были недостатки идеологического и политического порядка в западных странах, они знали, как заниматься делами своей экономики и управлять мировой финансовой системой единственно продуктивным способом. Хотя Китай отказывался приобретать знание путем политического наставничества со стороны Запада, среди многих представителей китайской элиты существовало четкое убеждение в том, что Запад обладал неким знанием, которое необходимо прилежно изучить и принять на вооружение.
Крах американского и европейского рынков в 2007 и 2008 годах и зрелище западного замешательства и просчетов на фоне китайских успехов — все это серьезно подорвало некий флер загадочности по отношению к западной экономической мощи. И тогда в Китае возникло новое течение среди активной части молодого поколения студентов и интернет-пользователей, а также, вполне возможно, и среди части политического и военного руководства — мнение о происходящем коренном сдвиге в структуре международной системы.
Символической кульминацией данного периода явилось эффектное проведение пекинской Олимпиады, состоявшейся сразу после того, как экономический кризис начал разрывать Запад. Игры рассматривались как выражение возрождения Китая, а не просто как спортивное событие, чему свидетельствовала исполненная глубокого смысла церемония открытия. Освещение огромного стадиона было приглушено. Ровно в 20.08 пекинского времени, в восьмой день восьмого месяца восьмого года (день открытия выбирался с учетом этого благоприятного числа[700]) две тысячи барабанов нарушили молчание одним мощным звуком и продолжали играть 10 минут, как бы говоря: «Мы пришли. Мы существуем в этой жизни, нас нельзя больше игнорировать, нами не стоит пренебрегать, мы готовы внести вклад своей цивилизацией в этот мир». После этого зрители всего мира в течение часа смотрели живые картинки на темы китайской цивилизации. Период слабости и низких результатов Китая — его следовало бы назвать «долгим XIX веком» Китая — официально завершился. Пекин вновь стал центром мира, а китайская цивилизация оказалась в фокусе удивления и восхищения.
На проведенной в Шанхае после Олимпиады конференции Всемирного форума китайских исследований Чжэн Бицзянь, автор доктрины «мирного подъема», сказал западному журналисту, что Китай наконец-то преодолел наследие опиумных войн и столетия борьбы Китая с иностранным вмешательством и сейчас занят историческим процессом национального возрождения. Инициированные Дэн Сяопином реформы, по словам Чжэн Бицзяня, позволили Китаю разгадать «загадку века», добившись ускоренного развития и вытянув миллионы людей из нищеты. Превратившись в крупную державу, Китай будет опираться на преимущества своей модели развития, и отношения с другими странами будут «открытыми, ни для кого не будут делаться какие бы то ни было исключения, они будут гармоничными», направленными на то, чтобы «совместными усилиями открыть путь для мирового развития»[701].
Культивирование понятия гармонии не исключает стремления к достижению стратегических преимуществ. На совещании с китайскими дипломатами в июле 2009 года Ху Цзиньтао выступил с важной речью, дав в ней оценки новым тенденциям. Он подтвердил, что первые 20 лет XXI века по-прежнему останутся для Китая «периодом стратегических возможностей». Как он сказал, здесь ничего не изменилось. Однако, по его предположениям, после финансового кризиса и других сдвигов тектонического характера в повестке дня вновь возникло понятие «ши» («мягкой силы»). В свете происходящих в настоящее время «сложных и глубоких перемен» «произошли некоторые новые изменения в представившихся нам возможностях и вставших перед нами вызовах». Будущие возможности будут «важными», вызовы будут «серьезными». Если Китаю удастся уберечься от вероятных ловушек и он сможет умело решать свои проблемы, период встряски можно будет обратить в свою пользу:
«Со времени вступления в новое столетие и на новую сцену в международной жизни произошел ряд крупных событий всеобъемлющего и стратегического характера, оказавших значительное и далеко идущее воздействие на все аспекты международной политической и экономической обстановки. Анализ ситуации в мире показывает, что мир и развитие по-прежнему остаются главными темами времени. Однако соревнование за совокупную национальную мощь становится все более острым, требования растущего количества развивающихся стран получить право на равное участие в международных делах становятся день ото дня все сильнее, все громче становятся призывы к демократизации международных отношений; международный финансовый кризис нанес ощутимый удар по современной экономической и финансовой структурам; все четче прорисовываются перспективы создания многополярного мира; международная обстановка выявила некоторые новые черты и тенденции, заслуживающие весьма внимательного подхода»[702].
С учетом постоянной смены в мировых делах задачей Китая становится бесстрастный анализ новых конфигураций и лавирование в новом мире. С выходом из кризиса могут вырасти возможности. Но в чем заключались эти возможности?