Первое возвращение к власти Дэн Сяопина
Дорога Дэн Сяопина к власти была немыслимо извилистой. В 1974 году, когда Дэн Сяопин стал главным переговорщиком с Америкой, мы мало что знали о нем. Он являлся генеральным секретарем всесильного Центрального комитета коммунистической партии до своего ареста в 1966 году по обвинению в следовании «по капиталистическому пути». Мы узнали, что в 1973 году его восстановили в качестве члена ЦК после личного вмешательства Мао Цзэдуна и вопреки мнению радикальных элементов в политбюро. Хотя Цзян Цин публично оскорбила Дэн Сяопина вскоре после его возвращения в Пекин, его явно ценил Мао. Мао Цзэдун — черта, совсем ему несвойственная, — извинился перед Дэн Сяопином за унижения во время «культурной революции». Из тех же сообщений мы узнали, как, выступая перед делегацией австралийских ученых, Дэн Сяопин обозначил темы, впоследствии ставшие его визитной карточкой. Как он сказал, Китай — бедная страна, нуждающаяся в технических обменах и знаниях из передовых стран, таких, как Австралия. Подобных признаний прежде китайские руководители никогда не делали. Дэн порекомендовал гостям из Австралии поездить по стране и ознакомиться с задворками Китая, а не только с его достижениями — еще одно беспрецедентное высказывание китайского руководителя.
Дэн Сяопин прибыл в Нью-Йорк в апреле 1974 года в составе китайской делегации, формально возглавляемой министром иностранных дел, на специальную сессию Генеральной Ассамблеи ООН по вопросам экономического развития. Когда я пригласил китайскую делегацию на обед, стало сразу же очевидно, кто в ней старший, и, а это было даже гораздо важнее, что Дэн Сяопина вернули из забвения не просто для облегчения бремени, возложенного на Чжоу Эньлая, как утверждала наша разведка, а фактически для замены Чжоу, планируя тем или иным способом избавиться от него. Несколько дружественных упоминаний имени Чжоу Эньлая с нашей стороны китайцы проигнорировали, а ссылки на высказывания премьера в ответах заменили на соответствующие цитаты из бесед Мао Цзэдуна со мной.
Вскоре после этого Дэн Сяопина назначают заместителем премьера, ответственным за внешнюю политику, и только несколько позднее он появляется в качестве исполняющего обязанности заместителя премьера, курирующего внутреннюю политику, — неофициальная замена Чжоу Эньлая, за которым все же оставалась, хотя и чисто символически, должность премьера.
Сразу после развертывания Мао Цзэдуном «культурной революции» в 1966 году Дэн Сяопина освободили от всех партийных и правительственных постов. Следующие семь лет он провел на военной базе, затем в ссылке в провинции Цзянси, где выращивал овощи и посменно по полдня работал чернорабочим на ремонтно-тракторном заводе. Его семью причислили к идеологически неправильной, поэтому у нее не было защиты от хунвэйбинов. Его сына Дэн Пуфана, подвергшегося издевательствам со стороны хунвэйбинов, сбросили с крыши здания в Пекинском университете. Хотя Дэн Пуфан сломал спину, его не поместили в больницу. В итоге всех этих беспорядков он оказался парализованным[490].
Среди многих необычайных черт китайских людей удивляет то, что многие из них сохраняют приверженность своему обществу, несмотря на мучения и несправедливости, обрушенные на них этим самым обществом. Никто из жертв «культурной революции», кого я знал, никогда не рассказывал мне о своих страданиях или ронял в ответ на вопросы лишь пару слов. О «культурной революции» иногда говорят с оттенком сухой иронии как о какой-то природной катастрофе, которую следовало пережить, но которую не следует рассматривать как определяющую последующую жизнь веху.
Мао Цзэдун, судя по всему, и сам относился к тому периоду примерно так же. Страдания, причиненные им самим или по его приказам, не обязательно должны были означать окончательное суждение относительно конкретной жертвы, они были необходимостью, вероятно, временной, с его точки зрения, когда речь шла об очищении общества. Мао Цзэдун, по-видимому, рассматривал большинство сосланных как пригодный для службы материал в качестве стратегического резерва. Он призвал из ссылки четырех маршалов, когда ему понадобился совет по поводу того, как поступить Китаю в свете международного кризиса 1969 года. По этой же причине вернулся на высокий пост и Дэн Сяопин. Когда Мао Цзэдун решил избавиться от Чжоу Эньлая, Дэн Сяопин оказался лучшим — а возможно, и единственным — из числа стратегического резерва, кто мог бы управлять страной.
Я привык к философским изыскам, недомолвкам и иносказаниям Мао Цзэдуна, а также к утонченному профессионализму Чжоу Эньлая, поэтому мне понадобилось какое-то время, чтобы приспособиться к ядовитому и очень серьезному стилю Дэн Сяопина, его подчас саркастическим выпадам и его пренебрежению философским в пользу в высшей степени практического. Сбитый и поджарый, готовый к делам, он вошел в комнату, будто его пропеллером запустила невидимая сила. Дэн Сяопин редко тратил время на комплименты во время беседы. Он даже не считал необходимым как-то смягчать свои замечания, преподнося их в форме неких иносказаний, как это предпочитал делать Мао. Он не окружал вас вниманием, как это делал Чжоу, и ко мне он не относился, как Мао, как философ к философу, из числа которых только немногие заслуживали его личного внимания. Подход Дэн Сяопина был таков: мы оба занимаемся делами наших стран и являемся взрослыми людьми, поэтому не надо воспринимать грубые накладки как нечто личное. Чжоу Эньлай понимал по-английски без переводчика и иногда говорил на английском. Дэн Сяопин называл себя при мне «деревенщиной» и признавался, что «языки трудны; когда я учился во Франции, я так и не смог выучить французский».
Постепенно во мне возникло огромное уважение к этому бесстрашному маленькому человечку с грустными глазами, сохранявшему свои убеждения и чувство гармонии, несмотря на чрезвычайные превратности судьбы, и, когда пришло его время, сделавшему новой свою страну. После 1974 года на обломках «культурной революции» Дэн Сяопин на свой страх и риск, поскольку Мао Цзэдун все еще оставался у власти, начал моделировать модернизацию, которая в итоге в XXI веке превратит Китай в сверхдержаву.
В 1974 году, когда Дэн Сяопин вернулся из первой ссылки, никто не угадал в нем будущей фигуры исторического масштаба. Он не совершал никаких философских заклинаний, в отличие от Мао Цзэдуна он не делал никаких всеохватывающих заявлений об уникальной судьбе китайского народа. Его высказывания выглядели прозаичными, многие касались конкретных практических деталей. Дэн говорил о важности дисциплины в армии и реформах в министерстве металлургической промышленности[491]. Он выступил с призывом увеличить ежедневную загружаемость железнодорожных вагонов, чтобы предотвратить пьянство проводников на рабочих местах и привести в норму график перерывов на обед[492]. Он говорил о чисто технических вещах, а не вещал божественные истины.
Следует помнить, что поскольку атмосфера «культурной революции» еще не выветрилась, а Мао и «банда четырех» присутствовали везде и во всем, проявление обыденного прагматизма само по себе было смело. Десять лет Мао Цзэдун и «банда четырех» пропагандировали анархию как средство общественной организации, бесконечную «борьбу» как средство очищения нации и некую форму вопиющего непрофессионализма в экономических и научных делах. При том, что «культурная революция» превозносила идеологический порыв как главную черту личности, призыв Дэн Сяопина к возврату к порядку, профессионализму и эффективности — почти что стереотипы, характерные для развитого мира, — выглядел бунтарским предложением. В Китае в течение десятилетия пестовали молодых бунтарей, едва не разрушивших карьеру Дэн Сяопина и его семью. Его прагматический, обыденный стиль вырывал Китай из мечтаний об ускорении хода исторического развития и отправлял в реальный мир, где история наполнялась всеобъемлющими честолюбивыми замыслами с намеченными планами их поэтапного осуществления.
26 сентября 1975 года Дэн Сяопин выступил со статьей под заголовком «На первое место следует поставить научные исследования», в которой он озвучил несколько тем, ставших впоследствии его визитной карточкой: в экономическом развитии Китая необходимо сделать акцент на науку и технику, следует заняться переподготовкой китайской рабочей силы, необходимо поощрять индивидуальные таланты и инициативу — именно эти качества почти ликвидировали в результате политических чисток, перетряхивания университетов во время «культурной революции» и выдвижения на посты некомпетентных людей из идеологических соображений.
Больше всего Дэн Сяопин стремился покончить раз и навсегда со всеми обсуждениями о том, что, и есть ли что, Китаю перенимать у иностранцев, которые велись еще с XIX века. Дэн настаивал — Китаю надо обращать внимание прежде всего на профессиональную компетенцию, а не на политкорректность (вплоть до поощрения профессиональных занятий «эксцентричных» личностей) и премировать людей за достижение превосходных результатов в избранной ими сфере деятельности. Он совершил радикальный перенос акцентов для общества, где правительственные чиновники и производственные бригады десятилетиями до самых мельчайших деталей регламентировали образование, профессиональное обучение и личную жизнь каждого отдельного человека. Там, где Мао Цзэдун выносил вопросы в высокие сферы идеологии и иносказаний, Дэн Сяопин подчинял идеологические цели профессионализму и компетенции:
«Сейчас некоторые научные работники вовлечены во фракционную борьбу и мало внимания или совсем не обращают внимания на исследования. Лишь немногие в частном порядке занимаются исследованиями, будто они совершают преступление… Китаю пойдет на пользу, если у него объявится тысяча таких талантливых людей, чей авторитет будет признан в мире. До тех пор пока они трудятся на благо Китайской Народной Республики, эти люди гораздо более ценны, чем те, кто занят фракционной борьбой, а посему мешает другим работать»[493].
Дэн Сяопин определил традиционные китайские приоритеты, выделив «необходимость обеспечения стабильности и сплоченности»[494]. При еще живом Мао Цзэдуне и остающейся влиятельной «банде четырех», не имея высшей власти, Дэн смело говорил о необходимости покончить с царящим хаосом и «навести порядок»:
«В настоящее время во всех областях жизни страны стоит вопрос об упорядочении. Предстоит упорядочить сельское хозяйство и промышленность, а также отрегулировать политические установки относительно литературы и искусства. Фактически урегулирование — это то же упорядочение. Путем упорядочения следует разрешать проблемы, существующие в деревне, на заводах и фабриках, в области науки и техники, словом, во всех сферах общественной жизни. На заседаниях Политбюро я говорил относительно упорядочения в ряде аспектов, доложил об этом товарищу Мао Цзэдуну. Он поддерживает это дело»[495].
Непонятно, что же Мао на самом деле «одобрил», когда давал согласие. Если Дэн Сяопина вернули из ссылки, надеясь усилить идеологический аспект в противовес Чжоу Эньлаю, то этого как раз и не случилось. Призывы Дэн Сяопина к порядку и стабильности стали предметом мощных нападок со стороны «банды четырех».