Преобразование и интеграция

Даже современники «холодной войны» с трудом могут представить, насколько всеобъемлющей в глазах политиков и общественности была на протяжении полувека советская угроза. В период 90-х годов и особенно в годы администрации Клинтона американский внешнеполитический истеблишмент обосновывал политику и программы, направленные на поддержку внутренних преобразований в России, тем, что это отвечало национальным интересам США. Указывалось, что если в России укоренятся демократия и капитализм, то она будет проводить более прозападную и проамериканскую внешнюю политику. Демократическая и рыночно ориентированная Россия будет стремиться войти в сообщество демократических (и западных) стран и в силу этого будет действовать скорее согласованно с ними, чем противодействовать этому сообществу и проводимой им политике в сфере международной безопасности. Достижение целого ряда внешнеполитических целей США значительно облегчится, если Россия будет партнером, а не противником, как это имело место в прошлом.

Россия добилась только частичных успехов в создании рыночных и демократических институтов. Однако на протяжении 90-х годов необходимость продолжения этих внутренних перемен заставляла тех, кто отвечал за ее внешнюю политику, сотрудничать с Западом в целом, и в первую очередь с Соединенными Штатами. Россия отказалась от проведения недружественной и идеологически мотивированной внешней политики. Когда новым лидерам России удалось в 1991 году сбросить одряхлевший советский режим, они уже не считали США противником, но видели в них своего союзника в завершении антикоммунистической революции. Теперь главной целью внешней политики России стала не поддержка коммунизма за рубежом, а сближение с Западом.

Именно демократизация в Советском Союзе и России позволила Ельцину прийти к власти. Оказавшись у власти, он и его первый министр иностранных дел Андрей Козырев сыграли ключевую роль в переориентации России в проамериканском направлении. Прозападная ориентация Ельцина, в свою очередь, позволила Соединенным Штатам достичь важных стратегических целей в Европе и Евразии. Смена режима в России отвечала интересам национальной безопасности США.

Отсутствие у Ельцина имперских амбиций позволило Соединенным Штатам и странам Запада быстро признать все бывшие советские республики в качестве новых независимых государств. Если бы Ельцин проявил медлительность в вопросе суверенитетов, то споры о границах бывшего Советского Союза могли бы перерасти в вооруженные конфликты, а некоторые республики до сих пор не получили бы независимость. Прозападная ориентация Ельцина также позволила Соединенным Штатам сотрудничать с Россией, Беларусью, Украиной и Казахстаном в плане выработки условий для их ядерного разоружения (кроме России). Ельцин и Путин также позволили продолжить программу Нанна-Лугара по демонтажу ядерного оружия в самой России. Такое грубое вмешательство во внутренние дела России было бы невозможно, если бы в начале десятилетия власть в стране захватили коммунисты или фашисты.

Почти по всем важным проблемам внешней политики, имевшим приоритетный характер для первой администрации Буша и Клинтона, Ельцин или сотрудничал, или воздерживался от создания помех США в достижении их целей. Отчасти эта перемена отражала упадок российской мощи, но, с другой стороны, объяснялась также изменившимися намерениями обитателей Кремля. Если бы в 90-х годах Россией правили коммунисты или фашисты, Соединенные Штаты вряд ли пошли бы на расширение НАТО или бомбардировку Югославии из опасений возможного вооруженного конфликта с Россией. Если бы во время войны НАТО в Сербии или войны возглавляемой Соединенными Штатами коалиции против Ирака в Кремле находился националистически настроенный лидер, то Слободан Милошевич и Саддам Хусейн могли бы получить российскую военную помощь. При коммунистической или фашистской диктатуре российские войска до сих пор могли бы находиться в Польше и государствах Балтии.

Новая российская внешнеполитическая ориентация, обусловленная потребностями внутренних преобразований, явилась важным фактором, позволившим Соединенным Штатам обеспечить свои интересы безопасности в Европе и других регионах без риска конфронтации с Россией. Не менее важным явилось изменение в истекшее десятилетие соотношения сил между двумя странами. Военные расходы в России в 90-х годах резко сократились, что сделало российский военно-промышленный комплекс бледной тенью того, чем располагал Советский Союз^{1150}. Даже при президенте Путине, сделавшем заметный акцент на увеличение военных расходов, российское правительство планирует тратить на оборону ежегодно в течение следующего десятилетия около 10 млрд. долл.[218]

В реальных цифрах в предстоящие годы военные расходы США в десятки раз превысят военные расходы России. Только на НИОКР в области противоракетной обороны США истратят больше, чем Россия на все свои вооруженные силы. И хотя Россия применила силу в Чечне, ее неспособность разрешить внутренний конфликт с помощью военной силы показывает, что она не может предпринять какую-либо серьезную военную операцию против любого союзника США. Единственный военный актив России — ее сокращающийся ядерный арсенал, но он не является таким военным инструментом, который российские лидеры могут использовать в каких-то других целях, кроме сдерживания.

Учитывая трудно поддающиеся измерению результаты американского влияния на процесс становления демократии и капитализма в России, а также упадок России как ведущей державы, возникает соблазн сделать вывод, что Соединенным Штатам вообще следует отказаться от своей миссионерской роли и положиться на то, что эволюция России и ее стремление стать партнером Запада будут сами по себе способствовать внутренним преобразованиям. Это ошибочный вывод, который мог бы быть сделан в результате пересмотра политики США в отношении России в 90-х годах. Изменение соотношения сил в пользу Соединенных Штатов и стремление России к сближению с Западом позволили американским лидерам решить многие внешнеполитические проблемы, не заботясь о позиции России. Эта новая обстановка явилась результатом революции в Советском Союзе, а затем и в России, радикально изменившей в 90-х годах внутреннее соотношение сил в пользу либералов, что, в свою очередь, дало толчок прозападной переориентации. Политика осторожного реализма, которой следовал президент Джордж Буш-старший, могла способствовать смягчению этих преобразований. В частности, Горбачев не чувствовал угрозы со стороны бывшего противника. В отличие от других членов своего правительства, Горбачев не считал, что Буш хочет воспользоваться распадом Советского Союза. Личное взаимопонимание между Бушем и Горбачевым сделало отстранение Горбачева от власти более элегантным и мирным, чем это было бы в том случае, если бы в Кремле правил более жесткий и менее прозападный лидер, который, к примеру, захотел бы использовать 300-тысячный контингент, расквартированный в Восточной Германии.

Однако в конечном счете это было как раз то изменение режима, сделавшее Соединенные Штаты единственной мировой сверхдержавой, которого так опасался Буш. Политика США, чем-то способствовавшая этой революции, косвенно и в долгосрочном плане также позволила Вашингтону двигаться в направлении реализации таких целей, на первый взгляд не связанных с этим процессом, как расширение НАТО и военное вмешательство НАТО в Сербии.

Несмотря на упадок, Россия все еще обладает уникальными военными и геостратегическими позициями. Она обладает вторым по величине в мире ядерным арсеналом и может гарантированно уничтожить Соединенные Штаты. Даже если президент Путин решит сократить стратегический ядерный арсенал России ниже уровня в 1000 боезарядов, Россия все равно может нанести колоссальный урон американским военным и гражданским целям. Даже те, кто наиболее оптимистично настроен в отношении противоракетной обороны, признают, что США в течение ближайших десятилетий, а может быть, и вообще никогда не смогут защититься от ядерного нападения со стороны России.

Россия также остается региональным гегемоном. Она, может быть, слаба, но окружающие ее государства являются еще более слабыми. В сравнении с американскими российские вооруженные силы выглядят плохо оснащенными и слабо подготовленными. Однако в сравнении с украинскими или грузинскими вооруженными силами российские смотрятся весьма внушительно. Та же самая региональная асимметрия существует и в экономической сфере. В сравнении с западными корпорациями российские компании представляются мелкими, плохо управляемыми и неконкурентоспособными. Однако в сравнении с предприятиями Молдовы, Узбекистана и даже Украины они выглядят могущественными, если не имперскими. Процесс укрупнения, идущий в большинстве отраслей российской промышленности, приведет к созданию еще более крупных компаний, которые будут заниматься поиском рынков, и пространство бывшего Советского Союза является наиболее логичным для их экспансии. Если в предстоящие несколько лет экономический рост в России продолжится, то экономическое влияние России в регионе резко возрастет. В руках любого российского диктатора или антиамериканского режима в Москве эти ресурсы могут нанести серьезный ущерб интересам безопасности США. Отсюда — переориентация России на Запад должна по-прежнему занимать важное место в защите американских интересов в Европе и других регионах.

Некоторые утверждают, что либеральные американские попытки помочь преобразованиям в России имели отрицательные последствия. Подразумевается, что теоретически политика невмешательства и стороннего наблюдения могла бы привести к более проамериканской внешней политике. Как мы уже видели, некоторые американские инициативы действительно имели отрицательные последствия для российских реформ. Однако эти сбои не могли повернуть их вспять. В обобщенном виде можно отметить, что идеи рынка и демократии, распространению которых в России Соединенные Штаты способствовали, в долгосрочном плане оказались более устойчивыми, чем отрицательное отношение русских к вмешательству американцев в их дела. Сегодня идеи рынка и демократии имеют гораздо большую легитимность в России, чем десятилетие назад. Как живой пример и как единственная страна в мире, в наибольшей степени способная продвигать эти идеи, Соединенные Штаты сыграли ключевую роль в их распространении в России.

Важно отметить, что в начале 90-х годов содействие США в обеспечении перемен было для лидеров России самым важным вопросом из всего комплекса американо-российских отношений. Требование помощи в проведении российских внутренних преобразований исходило из Москвы, а не из Вашингтона. Игнорировать в 1992-1993 годах эти просьбы во имя реализма означало бы испортить двусторонние отношения с Россией. По мере консолидации и стабилизации российских политических и экономических институтов необходимость сосредоточения внимания на внутренних российских переменах становилась для лидеров России и США все менее острой. Администрация Буша-младшего может позволить себе роскошь выбора — проявлять внимание к внутренним переменам в России или нет. Отец нынешнего президента, так же как и Клинтон, на протяжении большей части пребывания в Белом доме не мог игнорировать внутренние процессы в России.

История оправдала тех вильсонианцев во всех трех администрациях, которые считали, что внутренние перемены в России отвечали интересам национальной безопасности США. Соединенные Штаты выиграли от появления на месте коммунистического Советского Союза квазикапиталистической и частично демократической России. После окончания «холодной войны» неоднократно возникали споры вокруг проблем безопасности, нарушавшие гармонию двусторонних отношений. Некоторые прислушивались к нападкам, звучавшим из Москвы и Вашингтона в период расширения НАТО и войны в Косово или войны в Ираке, и предсказывали возврат к «холодной войне». Однако эти предсказания не сбылись в силу принципиально новой, прозападной ориентации России, сложившейся в значительной степени благодаря внутренним преобразованиям, которые, как и интеграция, неразрывно связаны между собой. Это было справедливо в отношении Германии и Японии после Второй мировой войны, и это оказалось справедливо для СССР и России с конца 80-х годов. «Холодная война» окончилась потому, что СССР изменился изнутри, и эти перемены продолжились при Борисе Ельцине. Многие проблемы американо-российских отношений обострялись именно в связи с недостаточными темпами внутренних перемен в России. Август 1998 года отчасти был вызван нерыночной практикой в банковском и финансовом секторах, которая никак не корректировалась. Марш-бросок в Приштину и злоупотребления в Чечне лежат на совести тех военных, которые сопротивлялись реформам. Нереформированные элементы военно-промышленного комплекса продолжают поощрять и ядерные амбиции Ирана, и они, похоже, оказывали помощь Ираку в 2002-2003 годах.

Российская революция не завершена, и с нашей стороны было бы большой самонадеянностью пытаться предсказать ее дальнейшее направление. Генри Киссинджер как-то спросил Чжоу Эньлая о его взглядах на Французскую революцию, и министр иностранных дел Китая ответил, что об этом еще слишком рано говорить. Так же и со второй российской революцией. Мы, однако, можем сказать, как драматически эта неоконченная революция послужила интересам внешней политики США в предшествующее десятилетие. Геостратегов давно тревожила перспектива появления серьезной военной угрозы из враждебного региона в сердце Евразии, которая могла бы стать доминирующим фактором в европейских и азиатских делах. С коллапсом советского коммунизма и появлением квазидемократической и рыночно ориентированной России эта угроза перед Соединенными Штатами больше не стоит.