Наконец, реальный успех в Боснии
Хотя вопросы Ирана и расширения НАТО занимали важное место в повестке двух держав в течение всего сезона наибольшей политической активности, осенью 1995 года возникли более острые проблемы. Могли ли США добиться прекращения военного конфликта в Боснии и стала бы Россия принимать участие в деятельности международных сил, созданных для контроля за выполнением соглашения о прекращении боевых действий? Соединенные Штаты действительно смогли в ноябре 1995 года в Дэйтоне благодаря усилиям заместителя госсекретаря Холбрука и его команды добиться такого соглашения. Не менее важным было то, что американским и российским представителям удалось найти способ привлечь Россию к участию в возглавляемой НАТО операции. Это сотрудничество стало возможным в результате настойчивых усилий министров обороны Уильяма Перри и Павла Грачева, а также двух генералов: американца Джорджа Джоулвана и русского Леонтия Шевцова.
В октябре 1995 года Клинтон и Ельцин встретились в Гайд-парке, в доме, где жил Франклин Делано Рузвельт, с намерением возродить память о великом союзе времен Второй мировой войны. На этой встрече было два главных вопроса. Одним была Босния. Другим был менее известный, но тоже важный оставшийся от «холодной войны» вопрос: достижение соглашения о корректировке Договора по обычным вооружениям в Европе 1990 года, которая должна была снять напряженность России до ноября 1995 года, когда наступал срок окончательного выполнения условий договора.
Договор по обычным вооружениям в Европе подводил итог «холодной войны» в военных терминах. На протяжении предшествовавших десятилетий американские военные стратеги опасались внезапного нападения с востока с применением обычных вооружений силами, намного превосходящими НАТО, что повлекло бы применение ядерного оружия. Согласившись на крупномасштабные ограничения численности обычных вооружений (в частности, танков и бронетранспортеров), обе стороны гарантировали невозможность сосредоточения в Европе большого количества вооружений{621}.
Это соглашение было выработано в Европе, разделенной на блоки. Договор об обычных вооружениях 1990 года был направлен на ограничение военной техники, которой обладала группа стран Запада (НАТО) и группа стран на Востоке (доживавший свои последние дни Варшавский договор), и предусматривал ограничение численности военной техники в различных зонах Европы. Стремительное развитие событий в 90-х годах поставило перед русскими две проблемы. Во-первых, вооружение, находившееся в таких странах, как Польша, Венгрия и Чешская Республика, которые стремились войти в НАТО, все еще засчитывалось в общие потолки восточной группировки. Во-вторых, что было еще более важно, русские были ограничены в том, какое количество вооружений они могут разместить в Северо-Кавказском военном округе (по договору — часть фланговой зоны), что ограничивало их возможность использовать военную силу в Чечне.
Соединенные Штаты хотели сохранить договор. Один из ключевых союзников США — Турция не желала видеть столь мощную концентрацию военной техники на российском Кавказе. Но российские военные возражали против ограничений и угрожали в одностороннем порядке вывести некоторую часть своей территории за рамки договора или вообще выйти из него.
На встрече в мае 1995 года Клинтон обсуждал с Ельциным этот серьезный для России вопрос. Такая же тема прозвучала и на совместной пресс-конференции президентов. Ельцин был чрезвычайно доволен этим публичным обсуждением. Он заявил: «По вопросу фланговых ограничений — Билл первый поднял эту тему. Он обещал поддержать нас в этом сложном вопросе, поскольку мы действительно попали здесь в некую ловушку». Публично Клинтон гораздо энергичнее выступал в поддержку Ельцина, чем в приватных дискуссиях представителей двух стран: «Мы считаем, что есть необходимость в некоторых коррективах, и поддерживаем позицию России в этом вопросе. Мы хотим найти способ сохранить целостность договора и его обязательность и одновременно учесть законные интересы безопасности России»{622}. Однако к октябрю вопросы модификации Договора о сокращении обычных вооружений в Европе все еще не были решены.
Тем временем в Боснии большинство американских представителей просто не хотели даже думать о российском аспекте. Перри наперекор традиционным представлениям в администрации настаивал, что любое решение самой острой проблемы европейской безопасности 80-х годов должно включать Россию. По его мнению, практическое сотрудничество между Россией и НАТО было исключительно важно для создания общего благоприятного климата. Другими словами, если США и Россия будут на практике действовать правильно, то соответствующая теория последует[128]. Тем не менее, заместитель министра обороны Эштон Картер вспоминает:
«Было очень одиноко. Лишь небольшая группа людей осознавала важность этого, но среди союзников и в администрации почти никто этого не понимал. Без Билла [Перри] это вообще было бы невозможно. Причина не в том, что эти люди настроены против русских, а в том, что значительная часть руководящего звена администрации просто одержима Боснией. Они считали, что наши отношения с союзниками и с Конгрессом очень напряженные, а вопрос настолько трудный, что нам просто не нужны дополнительные сложности… Мы с этим были не согласны… Мы хотели на примере Боснии показать, как надо правильно действовать в новой Европе. Да, контингент по наблюдению за выполнением соглашения возглавят представители НАТО, но в него войдет и Россия. Все смотрели на нас так, будто мы были не в своем уме — проблема и так была слишком сложной, чтобы втягивать в это дело русских»{623}.
Перри и российский министр обороны Грачев встретились в Женеве 8 октября. Грачев, обхватив руками свою шею, показывал, что американцы делали с ним. Он объяснил, что России в Боснии нужен свой сектор ответственности, и добавил, что Россия готова игнорировать фланговые ограничения по Договору о сокращении вооружений в Европе. Но США хотели иметь единое командование в Боснии, отсюда одним из вариантов было подключение России к каким-то гражданским операциям, не связанным с выполнением боевых задач{624}.
Как отмечает Картер, Ельцин должен был найти какой-то способ подключиться к боснийской операции. Иначе это стало бы «явным и наглядным примером того, что он был членом западного клуба; в политическом плане это было ему совсем не нужно». Американская команда знала, что, если Грачев и его военные согласятся с планом, тогда уже не будет иметь значения, что об этом подумают российские дипломаты. Аналогичная ситуация существовала и у американцев{625}. В Гайд-парке Ельцин и Клинтон договорились, что министры обороны должны найти способ проведения операции в Боснии под руководством НАТО, в которой могла бы принять участие и Россия. И действительно, Грачеву с Перри и Джоулвану с Шевцовым удалось выработать такой план. Русские согласились пойти в подчинение к американскому генералу, но вне системы командования НАТО. Джоулван был верховным главнокомандующим войсками союзников в Европе, но он одновременно являлся главнокомандующим войсками США в Европе. Таким образом, в оперативном плане Джоулван будет выступать в своем качестве главнокомандующего войсками США, а Шевцов будет его заместителем. Картер и Перри писали: «По схеме Джоулвана-Шевцова мы получили то, что хотели, — единое командование для всех сил, включая российский контингент. Русские тоже получили то, что хотели, — конкретную роль, но не под командованием НАТО»{626}. Перри и Грачев также пришли к соглашению о внесении изменений в карту к Договору о сокращении обычных вооружений в Европе, которые дадут России больше гибкости в плане размещения военной техники при сохранении режима договора. Некоторые вопросы останутся нерешенными до 1996-1997 годов, но русским уже не надо было выходить из договора, чтобы поддерживать на Кавказе более высокий уровень вооружений, чем предусматривалось соглашением 1990 года.