Бегство

Вы знаете, в Америке так трудно предаваться медитациям и жить духовной жизнью. Стоит только попробовать, как люди начинают считать тебя ненормальным.

Дж. Д. Сэлинджер. «Тедди»

Через 100 лет после того, как Торо уединился на берегу Уолденского пруда, Джером Дэвид Сэлинджер вслед за успехом «Над пропастью во ржи» осуществил свою давнюю мечту – купил дом на холме в забытом Богом местечке Корниш (Нью-Гемпшир), чтобы в дальнейшем уединиться там навсегда. С 1965 года вплоть до своей смерти он почти не выезжает оттуда и не публикует своих произведений. О подробностях мы можем узнать из мемуаров одной из его жен Джойс Мейнард и его дочери Маргарет Сэлинджер. Это не очень приятное чтение, особенно для тех, кто зачитывался Сэлинджером в юности.

Затворничество – неизбежная судьба любого «аутиста», но отшельничество Сэлинджера скорее походит на паническое бегство. Его любимый «великий Киркегор» все же испытывал некоторые иллюзии по поводу контакта с читателями и современниками. Для Сэлинджера главная проблема в том, как исключить малейшую возможность любых столкновений с безумной реальностью. В мемуарах жены и дочери более чем успешный писатель предстает травмированным человеком, предельно ранимым нарциссом с некоторыми психопатологическими странностями.

Очевидно, чтобы сохранить собственную идентичность, у писателя не было другого выхода. Но парадокс заключается в том, что в своем одиночестве он по-настоящему не в состоянии быть один. Он все время ищет Другого – еще одну жену, возлюбленную, «ученицу», которая была бы способна разделить его утопию одиночества и вместе с ним воспитывать не этих, а других детей, и создавать другое жизненное пространство.

Конечно же, он аутист (если этот термин вообще имеет смысл), настоящий «герой нашего времени», способный выносить людей лишь в «гомеопатических дозах», но не способный полностью от них отказаться. Он уже человек эпохи нью-эйджа, прошедший через все ее искушения – от дзен-буддизма и йоги, до фитотерапии и сайентологии.

Ныне все, что осталось нам от XIX столетия – реформаторские амбиции, мировая скорбь, романтический сплин, мизантропия, стоический пессимизм, – выглядят слишком напряженными состояниями, требующими сильной энергетики, а ее остается все меньше. Сэлинджера можно понять – все более комфортабельный мир становится и все более угрожающим. Быть мизантропом или пессимистом выглядит романтической роскошью, тогда как аутизм с его «нейтральностью» значительно ближе духу времени. Это и диагноз, и спасение одновременно. Это наше бедствие и наше убежище. Мы его творцы, и мы же его жертвы.