Papes d’Avignon. Авиньонские папы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Интриги, шантаж, вымогательство, организованная преступность — звучит, как будто мы обратились к «Крестному отцу», а не к одному из адресов высшей религиозной инстанции. История с географией папского престола началась в 1303 году. В Риме обстановка сложилась в высшей мере дискомфортная. Мятежи местного населения, нашествия иностранных армий, постоянная грызня между локальными и региональными бандами… Никто в Риме не мог чувствовать себя в безопасности, не исключая и князей церкви.

Ситуацией воспользовался Филипп IV Красивый, король Франции. Не помышляя о справедливости, всеми доступными средствами, особенно широко применяя подкуп, он добился избрания француза на папский престол. Новый папа взял себе имя Климент V и тут же принял приглашение Филиппа, позволившее ему избавиться от римских неприятностей, и перебрался в более спокойный Прованс. В 1305 году начался авиньонский период папства. Длился он 73 года, и в это время взгляды католического мира устремлялись к Провансу, а не к Риму, благословения и наставления католики ожидали из Авиньона. На этот период падает правление семи пап: после Климента V избрали Иоанна XXII, затем Бенедикта XII, Климента VI, Иннокентия VI, Урбана V и Григория XI. Из них ни один не был итальянцем. По не слишком удивительному совпадению все они французы.

По уровню коррупции авиньонские папы не уступали римским, а склонность к крупномасштабному строительству как будто почерпнули из фильмов об итальянской мафии. Возвести новый дворец, переплюнуть предшественника — веяние того времени. Началось с Иоанна XXII, перестроившего архиепископский дворец, дабы отразить величие нового владельца. Но Бенедикта XII этот дворец не устроил, он приказал соорудить новый, намного больше. Папа Климент VI не захотел отставать, воздвиг еще один. Интересно, что денег у него все же осталось достаточно, чтобы в 1348 году купить Авиньон у графини Прованской. Объем сделки составил 80 000 флоринов.

Город тем временем, если верить Петрарке, превратился в «ристалище порока, клоаку всего мира». Можно, конечно, списать столь эмоциональную реакцию Петрарки на ревнивое недовольство итальянца, у которого французы украли папу и испортили нравы Папской курии. Однако Петрарка вовсе не сгущал краски. Под крылышком его святейшества, почти всегда с его одобрения, а то и по его инициативе, при папском дворе процветали разврат, проституция, насилие, шантаж, торговля индульгенциями и множество иных видов преступлений, каких нормальному человеку и вообразить невозможно. Собственно, в немалой степени этот расцвет преступности можно подогнать под официально провозглашенную политику терпимости и снисходительности. Возможно даже, верхи курии поначалу руководствовались самыми благородными намерениями, но, к сожалению, никаких ограничительных мер при провозглашении этой терпимости не предусмотрели. Обладая достаточными денежными суммами, любой мерзавец мог найти убежище в Авиньоне, лишь плати! Не только иудеи и еретики избегали преследований, но и жулье всех мастей, шарлатаны, воры, убийцы спасались в Провансе от судебного преследования. Французская юстиция не отваживалась даже дыхнуть в их сторону. Таким образом город превратился в прибежище самой нежелательной публики, что и подвигнуло Петрарку на его филиппику. Правящий папа ограждал себя от тлетворного дыхания улицы толстыми стенами дворцов, старого и нового, переживших войны и революции, внушительно и мрачновато торчащих в центре Авиньона по сей день.

Впрочем, Авиньонское пленение пап оставило потомкам и более освежающий сувенир. В деревне Шатонеф-дю-Пап Иоанн XXII выстроил себе летнюю загородную резиденцию над виноградниками. Вино и тогда услаждало вкус, причем столь успешно, что тот же Петрарка, сохраняя объективность, ехидно намекнул, что именно по этой причине некоторые кардиналы курии вовсе не стремились обратно в Рим. Вместо этого их мысли обращались

К счастливым обителям, утопающим по грудь в виноградной лозе,

С дремлющими аббатами в рясах фиолетовых, как и их вина.

Примечательно, что поэта, сочинившего эти строки, звали Александр Поуп.