А.Б. Кононов Противодействие органов госбезопасности разведывательной деятельности союзнических военных миссий в Архангельской области в годы Великой Отечественной войны
Историография вопроса контрразведывательной работы в отношении союзнических миссий в СССР как в общесоюзном, так и в региональном масштабе до настоящего времени представлена незначительно. Опубликованные работы носят в большей степени публицистический характер и относятся к двум крайним противостоящим позициям. Согласно одной из них, союзники проводили активную, немотивированную разведывательную и даже подрывную деятельность в отношении СССР, используя тяжелейшие условия, в которые попал Советский Союз на начальном этапе Великой Отечественной войны[498]. Согласно второй точке зрения, органы госбезопасности под воздействием традиционной шпиономании, преследуемые гонкой мнимых фальсифицированных разоблачений, использовали в своих интересах присутствие союзнических миссий и иностранных моряков для преследования собственного народа и пополнения контингента лагерей ГУЛАГа[499].
Рассматриваемый вопрос является региональным компонентом пересечения двух исторических феноменов: военно-дипломатического и экономического взаимодействия стран антигитлеровской коалиции в годы Второй мировой войны и деятельности специальных служб этих государств. Это обстоятельство в силу публицистичности и определенной направленности большинства исследований фактически не принималось авторами в расчет.
Обратимся к доступным статистическим итогам работы архангельских контрразведчиков в годы войны по англо-американской линии.
Согласно справке УМГБ по Архангельской области от 1947 г., за период Отечественной войны установлено 76 английских и 31 американский разведчик, выявлено и взято на учет 1350 советских граждан, арестовано из их числа 62 агента английской и 2 агента американской разведки[500]. В сообщении НКГБ от 4 июля 1944 г. сказано об аресте и разоблачении из числа советских граждан 41 английского шпиона и 2 американских, выявлении ряда сотрудников английской миссии, занимавшихся разведывательной деятельностью и выехавших из Советского Союза (Монд, Коттон, Соттон, Дэн, Берг и др.), выдворении из СССР 5 членов английской миссии (Риис, Гендерсон, Берд, Вайборд, Пауэлл), аресте 2716 советских граждан в процессе борьбы со шпионскими, антисоветскими и иными враждебными элементами[501].
Можно ли считать действия архангельских контрразведчиков военной поры необоснованной шпиономанией по отношению к протянувшим руку помощи союзникам по коалиции и своим гражданам, имелись ли у органов госбезопасности основания для недоверия и установления жесткого контрразведывательного режима.
Усилиями своих специальных служб о двусмысленности действий союзников на всех этапах войны высшее политическое руководство СССР было хорошо осведомлено. В первые месяцы войны речь шла об уверенности англичан в неизбежном и скором поражении СССР и вызванных такой предпосылкой разного рода соображениях, в том числе сомнениях в целесообразности предоставления Советскому Союзу помощи и идеи создания специальной миссии в Северном Иране с задачей разрушения советских нефтепромыслов на Кавказе в связи с угрозой их захвата гитлеровцами[502].
В тылу страны контрразведывательные подразделения территориальных органов и особых отделов НКВД во второй половине 1941 г., занимаясь преимущественно борьбой с разведывательно-подрывной деятельностью спецслужб фашистской Германии, обратили внимание на некоторую активизацию работы с легальных позиций английских спецслужб. 25 сентября 1941 г. 3-е Управление НКВМФ СССР направило сообщение народному комиссару ВМФ СССР Н.Г. Кузнецову о проведении разведывательной деятельности на Черноморском флоте представителями английской военно-морской миссии. Находившиеся на Черноморском флоте члены миссии Фокс и Эмброуз путем личного наблюдения и бесед с командным составом пытались подробно выяснить, какое вооружение имеется на том или другом корабле, каковы их тактические и ходовые качества и т. д.[503] В ноябре 1941 г. сходное сообщение об активизации разведывательной деятельности сотрудников английской военно-морской миссии в Архангельске, основанное на агентурных данных, направил в Москву 3-й отдел Беломорской военной флотилии. Источник сумел в имевшиеся у него 15 минут ознакомиться на борту английского тральщика «Брамбл» с секретной книгой «Кольский полуостров и Архангельск», содержащей подробное описание территории и примечание: «офицерам, пребывающим в Россию, следует уточнить и дополнить указанные в графе данные, в т. ч. о береговой и противовоздушной обороне г. Архангельска»[504].
На основании сведений о подобной разведывательной активности со стороны союзников были поставлены новые задачи как внешней разведке — «выявлять истинные планы и намерения наших союзников, особенно США и Англии, по вопросам ведения войны, отношения к СССР и проблемам послевоенного устройства»[505], так и контрразведывательным органам, в частности Директивой НКВД СССР № 41/407 «Об агентурно-оперативных мероприятиях по пресечению подрывной деятельности английской разведки на территории СССР от 20 августа 1941 г.»[506]. По отношению к УНКВД по Архангельской и Мурманской областям 3-м отделам Северного флота и Беломорской военной флотилии задачи конкретизировались в указании НКВД СССР № 41/2/218 «Об агентурно-оперативных мероприятиях по пресечению шпионской деятельности английской разведки на Севере СССР» от 27 ноября 1941 г., ставившем задачи «выявлять из числа англичан, лиц, подозрительных на шпионаж, их подозрительные связи среди командиров и рядового состава нашего флота и частей Красной армии, а также среди местного населения, принять меры к обеспечению сохранения военной тайны военнослужащими, связанными по работе с англичанами, своевременно информировать о недостатках, тормозящих ход разгрузки и транспортировки грузов, и добиваться немедленного их устранения»[507].
Анализ поступавших в распоряжение НКВД и ГКО сведений внешней разведки и территориальных органов безопасности, особенности оперативной обстановки в Архангельской области позволяет выделить ряд угрозообразующих факторов и смоделировать основные разведывательные устремления союзников, обусловленные реализуемой ими стратегией «непрямых действий», направленной на изматывание стран «оси», истощение военного и промышленного потенциала Советского Союза и затягивание открытия «второго фронта».
Получение сведений о состоянии и боеспособности Красной армии, промышленном потенциале СССР и настроениях гражданского населения. Указанные вопросы представляли интерес для разведок союзных держав на протяжении всей Второй мировой войны. В первые месяцы немецкого вторжения в СССР сведения были необходимы для решения вопроса о целесообразности поставок с учетом ожидаемого разгрома Красной армии и возможности перехода поставленных грузов Германии. К 1943 г. такая вероятность устремилась к нулю, однако актуальность разведустремлений вновь стала нарастать в связи с опасением стратегического доминирования СССР в освобожденной от фашизма Европе.
Архивные материалы хранят большое количество примеров явной или мнимой заинтересованности наших партнеров в получении подобной информации. Обратим внимание лишь на одно обстоятельство. С первых караванов и до 1944 г. камнем преткновения во взаимоотношениях союзников являлось соблюдение сроков поставок. При этом факты задержки разгрузки, загромождения причалов, низкой пропускной способности железной дороги давали основание английской и американской сторонам ставить вопрос о снижении темпов и уменьшении объемов предоставляемой помощи, что могло повлечь самые серьезные последствия для фронта. Примерами могут служить многочисленные проявления недовольства и угрозы доведения до высших инстанций предложений по сокращению числа караванов со стороны английских гражданских и военных представителей, а также попытки личного инспектирования ими хода строительства и состояния подъездных путей.
С учетом многолетнего присутствия иностранных миссий в городе и многотысячного потока иностранных моряков, проходивших через Архангельск, задача скрыть от союзников крайне бедственное положение населения, его физическое и моральное истощение, наличие у отдельных групп пораженческих настроений, иных негативных проявлений может представиться утопичной. И все же, очевидно, угроза документирования и невыгодного для СССР истолкования фактов, способных повлиять на объемы и сроки поставок, доминировала в установках контрразведки. С учетом такой логики жесткие меры по пресечению контактов с иностранцами становятся понятнее. Тем более что жизнь давала поводы усомниться в случайности усиленного завязывания иностранцами контактов с женами командиров Беломорской военной флотилии, дочерью сотрудника УНКВД, руководителями крупных предприятий и пр.
С первых месяцев войны в Архангельске стали усиленно распространяться слухи не только о возможной высадке экспедиционных войск союзников на Севере и повторной интервенции, но также об его аннексии Великобританией в счет уплаты долгов за поставки вооружения и продовольствия. Оперативные материалы свидетельствуют, что в их распространении непосредственное участие принимали руководители и сотрудники миссий, иностранные моряки. В 1944 г. по этому вопросу В.Н. Меркуловым был проинформирован И.В. Сталин[508]. УНКГБ принимало меры к пресечению опасных слухов. Вместе с тем подобные разговоры, помимо угрозы деморализации населения, могли иметь под собой определенные основания.
Инструкции Британской военно-морской миссии в СССР до ноября 1943 г. содержали упоминания о возможном поражении СССР и необходимости сделать всё, чтобы не допустить нацистов в северные советские порты, но главным образом предотвратить захват фашистами советских боевых кораблей и транспортного флота[509].
Обращает на себя внимание фраза, оброненная членом английской военной миссии в Москве вице-маршалом Д. Майлсом в августе 1941 г. при совместном перелете в Великобританию с руководителем советской военной миссии начальником Резведуправления Красной армии генералом Ф.И. Голиковым. Из записной книжки Ф.И. Голикова: «Глядя на лесные богатства нашего Севера, он жаловался на бедность Англии и говорил: “Отдать бы все это Англии”. Что тут сказалось: жадность к чужому добру или незнание собственных ресурсов? Наверное, и то, и другое»[510]. Полагаем возможным дополнить мысль Голикова — грусть по бесплодности прошлой интервенции и подсознательная уверенность британского военачальника в необходимости опередить Германию в обладании Русским Севером.
В этом контексте многочисленные факты сбора англичанами сведений об оборонном и промышленном потенциале, военных укреплениях Советского Севера, общественных настроениях приобретали для контрразведчиков совершенно определенную окраску.
Можно предположить ход мысли руководства УНКВД в ноябре 1941 г. при требованиях представителя английского штаба оставить в Архангельске в своем распоряжении дополнительное количество из поставленного вооружения (включая танки).
Кроме вопроса об аннексии Советского Севера, с 1943 г. широкое распространение получили слухи о возможном начале войны союзников с СССР. Для советского руководства, вероятно, не оставалось тайной разработка планов США[511] и Великобритании по военной конфронтации с СССР, разрабатываемых вплоть до мая 1945 г., в качестве ответа на угрозу стратегического преимущества Советского Союза в Европе. Наибольшую известность получил рассекреченный Великобританией в 1997 г. план «Немыслимое», разработанный по поручению Черчилля и предусматривавшй начало военных действий против СССР 1 июля 1945 г. с участием не только английских, американских, польских войск, но и не менее 10 немецких дивизий[512].
Для реализации спецслужбами союзников указанных разведустремлений складывались благоприятные условия как внешнего, так и внутреннего характера. К первым относится деятельность военных миссий и пребывание в советских портах тысяч моряков военного и торгового флота на переменной основе.
В начале войны Архангельск стал главным транзитным портом для важных правительственных и военных делегаций союзников. 26 июня и 4 июля на острове Ягодник под Архангельском на пути в Москву совершили посадку «летающие лодки», доставившие руководителей английской военной и экономической миссии, в том числе генерала М. Макфарлэйна, контр-адмирала Дж. Майлса, контр-адмирала Ф. Виана и др.[513] 8 июля на тех же самолетах убыла из Архангельска в Англию английская делегация и советская военная миссия во главе с генералом Ф.И. Голиковым[514].
В ходе работы прибывшей в Москву делегации над подготовкой советско-английского соглашения о совместных действиях в войне против Германии, в начале июля 1941 г., состоялся ряд встреч народных комиссаров В.М. Молотова и Н.Г. Кузнецова с британским послом С. Криппсом, на которых была сформулирована идея обмена между СССР и Великобританией военными миссиями, которым предстояло в перспективе решать все вопросы советско-британского сотрудничества в военной области[515]. Одной из форм реализации этой договоренности стало создание английской миссии в Архангельске.
Начало войны, заключение «Соглашения между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии» от 12 июля 1941 г.[516], растущее значение архангельской морской и воздушной гавани внесло существенные изменения в оперативную обстановку в Архангельской области и необходимость безотлагательного внесения коррективов в организацию работы.
Между тем на первых порах ясности по этому вопросу не было. При этом архангельские контрразведчики хорошо осознавали необходимость и направления перестройки своей работы для противодействия одной из ведущих мировых разведывательных служб с учетом особенностей установления союзнических отношений с недавним идеологическим и политическим антагонистом и необходимостью избегать возможных дипломатических эксцессов.
2 августа 1941 г. в архангельском порту пришвартовался английский крейсер «Адвенчер», доставивший первый военный груз, в том числе магнитные мины и глубинные бомбы. Более 200 человек команды направились в город, где для них были подготовлены рестораны, кинотеатры, парки. В ходе вечернего футбола на стадионе «Динамо» против матросов «Адвенчура» вышла команда краснофлотцев, составленная из игроков местных команд «Водник» и «Динамо», разгромивших англичан со счетом 3:0. К началу августа 1941 г. город еще не успел погрузиться в голод, бомбардировки, бесконечные похоронки с фронта. В отчете об обеспечении визита крейсера содержится указание на теплую встречу иностранцев местными жителями и высокую оценку со стороны англичан организации их пребывания в Архангельске, в том числе в ходе проводимой разгрузки доставленных грузов. При этом архангельскими контрразведчиками был отмечен неоправданный интерес ряда английских офицеров к внутриполитической ситуации, наличию в Архангельске оборонных предприятий, отмечено контрнаблюдение со стороны отдельных англичан за своей командой. Прием «Адвенчура» стал лишь первым опытом, безусловно пригодившимся для последующего контрразведывательного обеспечения сотен иностранных пароходов.
До начала октября 1941 г. в Архангельске не было постоянного английского представительства, англичане задерживались в Архангельске на несколько дней или даже часов. В 20-х числах октября английская сторона официально уведомила командование Архангельского военного округа о скором прибытии большого числа англичан различных специальностей.
В связи с принятием решения о создании в Архангельске «английского штаба», который должен был выполнять задачи по приему кораблей английского флота, транспортов с грузами, информированию об этом командования Беломорской военной флотилии, обеспечению связи и руководства английскими военными кораблями при выполнении последними боевых задач, разработке совместно с командованием флотилии оперативных планов по использованию английских кораблей на нашем морском театре, было организовано взаимодействие УНКВД по Архангельской области с Особым отделом НКВД Архангельского военного округа и контрразведчиками Беломорской военной флотилии.
Принятые меры позволили установить, что старший морской начальник английских офицеров, капитан 2-го ранга Вайтберд является опытным английским разведчиком. К числу выявленных разведывательных интересов Вайтберда входило: изучение отдельных районов Белого моря, возможности советских подводных лодок, выявление в своем окружении «офицеров ГПУ», пропускная способность железной дороги, мощности архангельского порта, запасы топлива, горючего, леса, политические настроения жителей. Вызывали подозрения попытки сближения с представителями штаба Архангельского военного округа, Беломорской военной флотилии, организация по месту жительства салона с ежедневными выпивками и игрой в карты с участием военных и гражданских руководителей, женщин, установление жесткого контрразведывательного режима в помещении «английского штаба», вплоть до личного осмотра урн в конце рабочего дня, многочисленные «нелояльные» по отношению к СССР разговоры — о неудачах на фронте, отсутствии всякой свободы. Проведению подобной деятельности способствовало хорошее знание Вайтбердом русского языка. Совокупность признаков проводимой разведывательной деятельности позволила уже к началу ноября 1941 г. поставить вопрос о его выдворении с территории Советского Союза. Таким образом, Вайтберд стал первым из пяти выдворенных за пределы СССР членов английской военно-морской миссии в Архангельске и единственным из числа четырех ее руководителей[517].
Вайтберд убыл из Архангельска в 20-х числах ноября, после прибытия нового руководителя английской военно-морской миссии в Архангельске кэптэна Г.О. Монда, получившего в литературе наибольшую известность в этом качестве и оставившего о себе долгую память как со стороны своих многочисленных связей из числа гражданского населения, так и со стороны военных чинов и гражданских руководителей архангельских учреждений и предприятий. Монд руководил миссией с ноября 1941 по май 1944 г. При Монде численность и разведывательная активность возглавляемой им миссии достигла наибольших значений. В тот же период советско-британские отношения претерпевали серьезные испытания на прочность и порой находились на грани разрыва. При всей двусмысленности решаемых Мондом задач, вовлечении им в противоправную деятельность сотен советских и польских граждан, значителен его личный вклад в обеспечение союзнических поставок в СССР. Заслуги Монда были отмечены награждением орденом Красной Звезды «За успешное руководство делом приемки и отправки союзных конвоев с вооружением и другими грузами для Советского Союза»[518]. О Монде тепло отзывался уполномоченный ГКО СССР в Архангельске И.Д. Папанин, называя его «бесстрашным и справедливым британским офицером»[519].
При всех признанных заслугах Монда, советской контрразведкой он воспринимался в качестве руководителя английской разведки на Севере. Монд широко использовал свое личное общение с командованием Беломорской военной флотилии для получения сведений о состоянии северного морского и воздушного флота. Пользуясь беспечностью командования, он получал из штаба совершенно секретные документы, выезжая с офицерами флотилии в укрепленные районы, их фотографировал и собирал подробные данные о минных полях, аэродромах и т. д. Используя личные связи своей архангельской сожительницы, завязывал связи с интеллигенцией города, через которую пытался выяснить отношение населения к англичанам, политические настроения в их среде и отношение к советской власти. Выявлены факты ведения Мондом антисоветских разговоров с местными жителями, вплоть до указания на необходимость второй русской революции. Выдавая себя польским консулом, Монд устанавливал широкие связи с польскими гражданами, проживающими в Архангельской и Кировской областях, которых использовал для сбора сведений об общественно-политической ситуации в регионе.
В мае 1944 г. Монда на посту главы английского военно-морского штаба сменил Уокер, 1894 г. р., уроженец Лондона, прибывший в СССР 1 марта 1944 г. Уокер продолжил работу по дальнейшему расширению и углублению связей между английскими военнослужащими и советскими гражданами. В миссии и непосредственно на квартире Уокера проходили вечера с приглашением военнослужащих Беломорской военной флотилии с семьями, профессоров, врачей и ответственных работников. Здесь же присутствовали установленные сотрудники «Интелледженс Сервис» из состава миссии, хорошо владевшие русским языком. В ходе бесед советские граждане в завуалированной форме опрашивались по вопросам хозяйственной и политической жизни страны.
Численность британской военно-морской миссии в Архангельске в период войны претерпевала изменения и зависела не столько от интенсивности поставок, сколько от успешности предпринимаемых советской стороной мер по противодействию постоянному стремлению англичан в ее максимальном численном увеличении. Эффективность принимаемых мер, в свою очередь, в большей степени была связана с укреплением военно-политических позиций СССР и его способностью твердо отстаивать свои интересы.
По состоянию на 25 декабря 1941 г. численность постоянно проживающих в Архангельске англичан достигла 238 человек. Численность американской миссии составляла 10 офицеров. На 7 сентября 1942 г. численность английской и американской миссий в Архангельске составила, соответственно, 179 и 4 человека. На 1 августа 1944 г. почти полностью обновленный в течение 1944 г. состав иностранных миссий состоял из 71 человека, из них представителей английской военно-морской миссии — 67 человек и американской — 4 человека. По данным на 26 октября 1944 г. численность иностранных миссий в Архангельске и Молотовске составляла: английской — 27 офицеров и 34 рядовых, американскаой — 7 офицеров.
Особенность кадровой политики англичан заключалась в частой смене личного состава своего представительства, что позволило довести общее число прошедших через него сотрудников к октябрю 1944 г. до более чем 500 человек и в определенной степени затрудняло работу советской контрразведки.
Значительно большая, по сравнению с американской, численность английского военно-морского штаба объясняется возложением на английскую сторону ответственности за организацию перевозок в СССР. При этом американская миссия, несмотря на свою малочисленность, также находилась в постоянном поле зрения архангельских контрразведчиков.
С октября 1941 по январь 1945 г. руководил миссией капитан С.Б. Франкель, уроженец США, выпускник военно-морской академии. В СССР прибыл в октябре 1941 г. на должность помощника военно-морского атташе США, возглавляя американские представительства в Мурманске и Архангельске. При этом, несмотря на то что постоянным местом аккредитации Франкеля являлся г. Архангельск, значительную, если не основную, часть своего времени он проводил в городах Мурманске и Полярном, где располагался штаб Северного флота. Постоянным представителем миссии в Архангельске являлся старший лейтенант Харшо Джон Харрисон, прибывший в СССР в сентябре 1942 г. на должность помощника военно-морского атташе США.
Принадлежность Франкеля и его сотрудников к американской разведке — Службе морской разведки департамента ВМФ США — подтверждалась, в частности, данными о подготовке и направлении им в Вашингтон подробного доклада об архангельском порте, содержащем полное его описание: расположение; глубина, приливы и отливы; разгрузочная и погрузочная мощности; железнодорожная связь; органы управления, руководящие работники и рабочая сила; бункеровка и снабжение жидким топливом; запасы продовольствия; способность к восстановлению и возможность дальнейшего развития; ледовые условия и ледокольные средства; лоцманская служба; наличие доков и возможности судоремонта. Сбор таких сведений имел явно разведывательный характер, так как проводка иностранных судов в Архангельский порт, их разгрузка и погрузка, ремонт и снабжение были возложены на соответствующие советские организации. В других, добытых архангельскими контрразведчиками и предназначенных для направления в Вашингтон документах Франкелем подробно излагались сведения о военных кораблях и вспомогательных судах Северного, Балтийского, Черноморского и Тихоокеанского флотов, их дислокации и полученных повреждениях. Сведения о продовольственном снабжении населения Архангельска свидетельствовали о сборе информации по вопросам экономического положения Советского Союза.
Таким образом, советская контрразведка небезосновательно связывала активизацию подрывной деятельности английской и американской разведок в Архангельске с образованием здесь торговых, военных и иных английских и американских представительств. При этом все руководители английской и американской миссий признавались одновременно руководителями разведок указанных стран на Севере СССР.
К числу внешних угрозообразующих факторов, наряду с работой миссий, отнесем постоянный поток гражданских и военных иностранных моряков, находившихся в Архангельске и Молотовске от двух недель до нескольких месяцев. Общее их число оценивается примерно в 20 тыс. человек. В частности, в сентябре 1942 г. в Архангельске проживало более 3 тыс. моряков, в т. ч. с судов и кораблей печально известного каравана PQ-17. Известно, что основной объем поставок ленд-лиза был реализован уже после перелома в Великой Отечественной войне. Таким образом, с приближением победы острота оперативной обстановки по рассматриваемой линии работы не снижалась.
К числу особенностей оперативной обстановки, имевших внутренний характер и способствовавших реализации союзниками своих разведывательных устремлений отнесем наличие соответствующей вербовочной базы и социально-экономическое положение Архангельска.
Из числа жителей Архангельской области, по разным причинам тяготевших к установлению связей с англичанами, определим следующие группы.
Поляки[520]. Особое внимание польскому вопросу обусловлено следующими обстоятельствами. Во-первых, на 1 апреля 1940 г. в спецпоселениях на территории Архангельской области было размещено 50 994 поляка из 210 559 «польских осадников и беженцев», расселенных в СССР[521]. При этом согласно советско-польскому договору от 30 июля 1941 г. производилась амнистия всем польским гражданам, которые содержались в заключении на советской территории[522]. В 20 населенных пунктах Советского Союза, в т. ч. в Архангельске, были созданы специальные представительства польского посольства, назначены доверенные лица посольства, число которых к 1 января 1943 г. достигло 421. Декларировалось всяческое содействие их работе местными органами власти. Такие доверенные лица проводили активную деятельность по сбору разнообразной информации, имеющей, по их мнению, отношение к условиям жизни польских граждан. Свои доверенные имелись, в частности, в нескольких удаленных районах Архангельской области с компактным проживанием поляков. В 1943 г. дипломатические отношения с Польшей были разорваны. Еще ранее, в июне 1942 г., представитель польского посольства в Архангельске Ю.С. Груя и ряд его связей были обвинены в шпионаже. По данным УНКГБ на 1 июля 1944 г., «из 43 арестованных в Архангельской области английских шпионов поляков — 25 человек»[523]. Отметим, что общее число арестов по обвинению в польском шпионаже в Архангельской области даже несколько превосходило количество арестованных по обвинению в шпионаже английском. При этом отмечалось, что поляки работают в интересах англичан[524].
Безусловной «группой риска» для проведения всякого рода антисоветской деятельности являлись отбывающие и отбывшие наказание в широкой сети лагерей и спецпоселений ГУЛАГа на территории Архангельской области. О создании угрозы безопасности, вызванной указанным фактором, УНКВД по Архангельской области информировало партийные органы еще в 1938 г. При этом особая опасность усматривалась в возможности использования «200-тысячного до крайности озлобленного контингента» английскими и немецкими спецслужбами в случае войны, с учетом усиления с ее началом стратегического значения Северной железной дороги, «по которой только и возможно поступление помощи от дружественных стран» и дислокации мест заключения в непосредственной от нее близости. Кроме указанных 200 тыс. ссыльных «кулаков» и 51 тыс. поляков-спецпереселенцев, к контрреволюционному элементу были отнесены 5700 эвакуированных (из числа представителей национальностей воюющих и сочувствующих Германии стран) и 8 тыс. «ссыльных троцкистов». Таким образом, более одной четверти населения области, оцениваемого примерно в 1 млн человек, попадало в категорию контрреволюционного элемента, рассматривалось в качестве потенциальной вербовочной базы противника.
В качестве возможной вербовочной базы английской разведки закономерно рассматривались жители Архангельска, в той или иной степени сотрудничавшие с экспедиционными силами интервентов в 1918–1920 гг. В связи с этим уже в августе 1941 г. были выявлены жители города, поддерживавшие устойчивые связи с проживающей в Англии белоэмиграцией, и домовладения, занимавшиеся в период интервенции англичанами.
Наиболее ярким примером является дело сожительницы руководителя английской миссии Монда, выходившей из состоятельной в прошлом купеческой семьи, имевшей плотные контакты с интервентами в период Гражданской войны. Справедливо допустить, что арест подруги главы английской миссии до определенного времени мог представляться политически нецелесообразным, поэтому он состоялся уже после сдачи Мондом своих полномочий в Архангельске. В июле 1944 г. в ходе кампании по борьбе с «провокационными слухами» о передаче Архангельской области Англии в счет оплаты за произведенные поставки была арестована ее мать, давшая подробные показания о своих связях с представителями английской разведки на Севере России в 1918–1919 гг. Представленные сведения подтверждались информацией из других источников и позволили прийти к выводу о восстановлении англичанами своей «спящей» агентуры в различных регионах СССР, подвергшихся оккупации странами Антанты в годы Гражданской войны.
Кроме указанной категории лиц, в поле зрения контрразведки попадали и другие советские граждане, имевшие подозрительные связи с иностранцами еще до начала войны. В первую очередь в портовом Архангельске под подозрение попали моряки загранплавания, имевшие неблагополучное происхождение, опыт работы на иностранных судах, в том числе в дореволюционный период, либо входившие в команды судов самостоятельных в недавнем прошлом прибалтийских республик. Дополнительным отягчающим обстоятельством, подтверждающим контрреволюционный характер их деятельности, служило наличие связей с представителями союзников после 1941 г.
Архангелогородки и жительницы Молотовска на протяжении всего военного периода составляли абсолютное большинство связей иностранцев как из числа сотрудников миссий, так и членов экипажей судов и команд кораблей конвоя. В июле 1944 г. НКГБ СССР информировал руководство страны: «иностранцы, в первую очередь англичане, завязывают широкие связи с местными жителями, преимущественно с женщинами, со многими из которых сожительствуют, подкупая их различными подарками, главным образом продуктами питания»[525].
При всей очевидности, сделанные наблюдения емко характеризуют одну из основных особенностей оперативной обстановки по направлению борьбы с английским и американским шпионажем в Архангельске в годы войны. Предпримем попытку выделить основные проявления «женского вопроса», применительно к деятельности в Архангельске в указанный период спецслужб союзников и советской контрразведки. Имело место естественное взаимное влечение тысяч находившихся вдали от родины иностранных моряков, иногда месяцами, без определенных занятий проживавших в северных портовых городах, и северянок, впервые встретивших мужчин из иной цивилизации — относительно материально обеспеченных, щедрых на подарки и раскрепощенных в общении. Возникавшие романтические чувства не исключали проявлений иного порядка — пользовательского отношения к женщинам со стороны иностранцев, как в поисках женского общества, так и для проведения спекулятивных акций, а также встречном стремлении северянок получить материальные выгоды от такого общения. При этом с женской стороны такой корыстный интерес зачастую был вызван жизненной необходимостью прокормления своих детей и стариков в условиях крайнего бедственного положения и жесточайшего голода. Факты содержания притонов, профессионального занятия проституцией также имели место, но были скорее исключением из общей установившейся системы взаимоотношений иностранцев с северянками. В жизни все указанные проявления находились в тесном переплетении, не позволяющем, особенно с позиций сегодняшнего дня, давать отдельным фактам однозначные оценки.
Приведенные обстоятельства влекли за собой активное привлечение женщин к разведывательной и контрразведывательной деятельности, соответственно, обеими сторонами противоборства.
Примером отношений с советскими женщинами, безусловно, отрицательным, с точки зрения советской контрразведки являлись действия главы английской миссии Монда. С первых дней пребывания в Архангельске у него установились тесные отношения с дочерью бывшего крупного домовладельца и купца, запятнавшего себя тесными связями с английскими интервентами в 1918–1920 гг. Органам контрразведки выбор Монда показался весьма характерным. О матери его сожительницы упоминалось выше, отец и муж ранее по обвинению в контрреволюционной деятельности были приговорены к высшей мере наказания. Подруга Монда переехала к нему на квартиру, где и проживала до его выезда из СССР в мае 1944 г. 5 сентября 1945 г., спустя полтора года после выезда из СССР Монда, была арестована. 10 июля 1946 г. постановлением особого совещания при МВД СССР за сбор шпионских сведений и антисоветскую агитацию осуждена к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 7 лет с конфискацией имущества. Определением Военного трибунала Северного военного округа от 13 мая 1958 г. указанное постановление было отменено, дело прекращено за недоказанностью обвинения[526].
В абсолютном своем большинстве таким же образом заканчивались и другие уголовные дела в отношении северянок, осужденных за связь с иностранными моряками и членами английской и американской миссий. При этом от абсолютного большинства товарок по несчастью подругу Монда, неработавшую и три года войны находившуюся на его содержании, отличали изъятые при аресте драгоценности и ценные вещи на крупную сумму. Можно допустить, что часть из них являлась фамильными драгоценностями богатой в прошлом семьи. При этом необходимо отметить, что к обвинительным материалам не были приобщены свидетельства проводимой при участии Монда спекулятивной деятельности. Подобной коммерцией не гнушался заниматься и ряд иных высокопоставленных представителей английского военно-морского флота. При этом в противоправную деятельность втягивались советские граждане, в том числе ряд архангелогородок, длительное время поддерживавших связь с членами английской миссии. В отличие от своих ничем не рисковавших заморских друзей, северянкам инкриминировались шпионаж и проведение антисоветской агитации. При этом подруги высокопоставленных английских офицеров принадлежали к очень узкому, почти богемному слою «особо приближенных» к политически важным представителям союзной державы и, как следствие, до известного срока оставались неприкасаемыми со стороны органов советской контрразведки.
Мотивы северянок при установлении связей с иностранцами в годы войны могли быть различными: искренние чувства и надежды на коренные перемены в жизни, мимолетная связь и толика полученного человеческого тепла, общение с представителями иного мира, получение материальной помощи с целью спасти от голода свою семью, корыстные интересы. Свидетельствами могут служить выписки из писем архангелогородок, полученных военной цензурой: «гуляю с моряками, меня все это заставила нужда в хлебе, это теперь не считают позором, а Матюша не знает, и письма мне пишет, а если узнает, то не знаю, что мне будет», «нередко слышу от детей: “мама, приведи комаратов, так хоть принесут чего-либо нам поесть, у других-то ребят мамы приводят, так они и сыты, мы папе не скажем и он не узнает”»[527].
При этом судьба абсолютного большинства из них оказалась трагичной. В лучшем случае — выселение в «отдаленные районы Архангельской области, в худшем — обвинение в английском шпионаже и проведении антисоветской агитации с осуждением на срок от 8 до 15 лет[528].
От подобных связей рождались дети. Некоторые матери по наивности или от безысходности обращались в местные советские органы власти с просьбой помочь им взыскать алименты на содержание детей с отцов-иностранцев, выбывших из СССР. С учетом их фактической зависимости от британского военно-морского штаба, связанной с оказанием им со стороны миссии нерегулярной и неопределенной размером помощи, многие из них также были осуждены по обвинению в измене Родине либо проведении антисоветской агитации.
Растущее число связей иностранных моряков с местными жителями необходимо было контролировать. С этой целью, а также в связи с увеличивавшимся количеством связанных с иностранцами криминальных проявлений 28 октября 1941 г. бюро обкома ВКП(б) приняло решение о выделении бывшего Клуба моряков под Интерклуб с филиалами в Молотовске и порту Экономия. Уже 29 октября 1941 г. решение об открытии в Архангельске Интерклуба принимается на уровне СНК СССР. Сроки сдачи Интерклуба переносились с 18 ноября 1941 г. на 1 января 1942 г., затем на начало февраля, март.
21 марта 1942 г. состоялось торжественное открытие Интерклуба в Архангельске с участием представителя ГКО И.Д. Папанина, главы британской военной миссии в Москве генерала Ф.Н. Макфарлана, руководителя английской миссии в Архангельске кэптена Г.О. Монда, представителя польского посольства Ю.С. Груи. Всего на открытии присутствовало 500 человек, в т. ч. англичан — 200, поляков — 50, советских граждан — 200. Интерклуб располагался в 3-этажном здании бывшего клуба моряков. В нем был произведен капитальный ремонт. В обустройстве приняла участие группа английских солдат. Штат состоял из 24 человек, добрая половина которых владела английским языком. Справедливым будет предположить, что многие из них прошли соответствующий инструктаж по линии контрразведки. Решение об открытии Интерклуба в Молотовске было принято бюро обкома ВКП(б) 23 апреля 1943 г.
С марта 1942 г. и до окончания войны архангельский и открытый позже молотовский интерклубы стали центром не только культурной жизни портовых городов, но и средоточием разведывательной и контрразведывательной деятельности обеих сторон. Интерклуб находился в ведении Бассейнового комитета Белого моря, имел зрительный зал на 350 человек, фойе, танцзал, комнаты для игр и отдыха, бильярд, библиотеку, читальню и ресторан. Книжный фонд из книг на иностранных языках формировался городскими библиотеками. В кинозале демонстрировались советские, реже — английские (с санкции представителя обкома ВКП(б)) фильмы. Ежедневно клуб посещали 200–250 иностранных моряков с местными девушками. Советские моряки попадали в Интерклуб по билетам из бассейнового комитета, в день по 20–25 человек.
Другим местом приложения сил архангельских контрразведчиков стало отделение «Интуриста» в Архангельске и его подразделения в Молотовске и пригородах Архангельска — портах Экономия и Бакарица. Архангельское отделение было создано в октябре 1941 г. с прибытием в город первых иностранных судов. К январю 1942 г. отделение получило первый и второй этажи центральной гостиницы г. Архангельска и отдельный особняк в г. Молотовске, «всего на 150 иностранцев».
С целью увеличения «емкости» к началу навигации 1942 г. было освобождено от госпиталя и передано «Интуристу» 4-этажное здание гостиницы, выделены помещения на участках порта — Бакарице и Экономии. Таким образом, в навигацию 1942 г. отделение имело в Архангельске гостиницу на 125 номеров с минимальной вместимостью 250 коек и максимальной — 750. Здесь же размещались 2 парикмахерские, прачечная, гладилка, киоск Госиздата, почтово-телеграфное отделение, бомбоубежище на 250 человек и 2 ресторана. Численность персонала, непосредственно связанного с обслуживанием иностранцев, составляла 140 человек. Из них 25 владели иностранным языком. Отмечалась недостаточная профессиональная квалификация персонала, за исключением управляющего отделением ВАО «Интурист» и заведующего бюро обслуживания, опыта работы с иностранцами и даже гостиничной и ресторанной работы не имевших.
В течение всего военного периода наблюдалась тенденция к росту связей советских граждан с иностранцами. Несмотря на принимаемые органами безопасности и внутренних дел меры административного и репрессивного характера, число таких связей непрестанно увеличивалось от полутора сотен осенью 1941 г. до без малого двух тысяч к концу 1944 г.
Вместе с тем начиная с 1943 г. отмечается заметное смягчение характера наказаний, связанных с установлением связей с иностранцами. Число арестов заметно снижается. Кроме шпионажа, связям иностранцев зачастую инкриминировались: измена Родине и изменнические настроения, ведение антисоветской агитации и пропаганды. При этом растет число мер административного характера, принимаемых к «социально чуждым и антисоветским элементам». Всего за годы войны по решениям военного совета Архангельского и военного округа из Архангельска и Молотовска в отдаленные районы области было выселено более 300 человек. В отличие от уголовного преследования, применение указанной меры воздействия ближе к окончанию войны возрастает.
Большое количество административно высланных было связано с противодействием широкому распространению слухов о передаче Архангельской области Англии в счет уплаты долгов за поставки вооружения и продовольствия. На основе ряда спецсообщений УНКГБ по Архангельской области в НКГБ СССР 4 июля 1944 г. в адрес И.В. Сталина и В.М. Молотова было направлено спецсообщение «О положении в Архангельске и Молотовске», в котором была обобщена информация по указанному вопросу. В нем, в частности, указывалось:
«…Провокационные слухи о том, что города Архангельск и Молотовск будут переданы в концессию англичанам, появились еще в октябре 1941 г., в связи с прибытием в Архангельск английской военной миссии. Эти слухи в различных вариантах периодически отмечались в 1942, 1943 гг. и начале 1944 г. Первоисточниками этих слухов явились лица, имевшие тесные связи с англичанами в период интервенции, питавшие надежду на оккупацию Архангельской области англичанами.
Так, например: арестованные в разное время жители гор. Архангельска, имевшие в прошлом связь с англичанами, — Крюков М.В., бывший крупный судовладелец, Катинова А.Ф., бывшая владелица кинотеатра в Архангельске, и врач Севастьянова Е.М. на допросе признались в распространении слухов о якобы предстоящей сдаче Архангельской области в концессию англичанам. Жена бывшего крупного торговца, осужденного в 1938 г. к высшей мере наказания, Н.Д. Видякина, проживавшая с 1919 по 1923 г. в Англии, заявляла еще в марте 1942 г.: «Вы думаете, зачем здесь англичане? Они здесь по той же причине, что и в 1919 году. Северный край для них самый лакомый кусочек».
Территориальный орган госбезопасности располагал достоверными данными об активном участии англичан в распространении указанных выше провокационных слухов. Упомянутая выше Видякина рассказывала своим знакомым, что, по словам Монда, советское правительство сдало в концессию Англии все леса советского севера. Арестованная в мае 1943 г. табельщица 25-го лесозавода З.Г. Карбань показала, что матрос английского парохода «Гулистан» Дайм Суливан в ноябре 1942 г. специально поручил ей заняться распространением провокационных слухов о предстоящей оккупации советского севера англичанами. Арестованная сотрудница Архангельской конторы «Главвторчермет» Сапогова Л.Н. показала, что связанный с ней капрал английской миссии Джон Кобб в 1943 г. неоднократно говорил ей о предполагаемой в скором времени оккупации Архангельской области англичанами»[529].
Согласно указанному выше сообщению НКГБ, степень распространения провокационных слухов характеризовалась следующими данными:
«а) Управление НКГБ Архангельской области располагает материалами в отношении 138 человек, большинство — служащие (59 человек) и лица без определенных занятий (33 человека). Слухи имели некоторое распространение также среди военнослужащих Архангельского военного округа и Беломорской военной флотилии (19 человек).
По имеющимся материалам были вызваны и в соответствующей форме допрошены 70 человек, из них 15 человек признались, что они верили этим слухам и распространяли их, и 42 человека показали, что они узнали о слухах от других лиц на базаре, в очередях, вагонах трамвая, но не придали им значения… Следует таким образом считать, что указанные выше провокационные слухи получили довольно широкое распространение среди населения города. Нет основания полагать, что эти слухи оказали сколько-нибудь заметное влияние на морально-политическое состояние и поведение широких масс населения, так как большинство жителей, до которых дошли эти слухи, в них не верило. Однако политически отсталые, обывательски настроенные элементы восприняли эту антисоветскую пропаганду всерьез, наводили справки о достоверности этих слухов, толковали между собой о возможных условиях жизни при англичанах… За распространение провокационных слухов в первой половине 1944 г. арестовано 23 человека. В целях ограничения количества связей англичан и американцев с советскими гражданами и удаления из Архангельска наиболее подозрительных лиц, которые могли служить базой для враждебной деятельности иностранцев, за период Отечественной войны из г. Архангельска выселено в отдаленные районы 266 человек, в том числе за первую половину 1944 г. — 61 человек…»[530].
В указанном сообщении упоминалось о вызове на допросы лиц, до которых дошли «провокационные слухи» с целью проверки степени их воздействия на общественное сознание. Впоследствии подобная практика получила распространение и стала своеобразной формой профилактики. В целях ограничения числа связей иностранцев, используемых «втемную» в порядке профилактики, кроме выселения, практиковались вызовы на допрос отдельных лиц, главным образом из числа молодежи, что дало свои положительные результаты. Было получено много характеризующих материалов на связи иностранцев, отдельные лица давали ценные показания о враждебной деятельности иностранцев, заключающиеся во враждебной пропаганде, распространении провокационных слухов и сборе сведений шпионского характера. Всего в июне — октябре 1944 г. было вызвано на подобные допросы свыше ста человек, большинство из которых свои связи с иностранцами прекратило.
Летом 1944 г. провокационные слухи возобновились. Поводом стали проводимые в Архангельске мероприятия по благоустройству города, эвакуации госпиталей и переселению поляков в южные районы, что воспринималось как подготовка к передаче Архангельска англичанам. В действительности толчком к принятию постановлений ГКО СССР «О мероприятиях по улучшению городского хозяйства городов Архангельска и Молотовска» от 12 мая 1944 г. и СНК СССР «О мероприятиях по улучшению массово-политической работы среди населения городов Архангельска и Молотовска» от 13 июля 1944 г. послужила докладная записка корреспондента Совинформбюро в Архангельске, члена Союза советских писателей В.П. Беляева, направленная в марте 1944 г. на имя наркома иностранных дел В.М. Молотова с указанием на то, что «по Архангельску, Мурманску десятки тысяч прибывающих туда союзных моряков делают представление о всем Советском Союзе… Это не дипломаты, а кочегары, механики, рулевые и т. д., которым простой народ поверит без всяких. … Вот почему … города Севера давно пора сделать образцовыми городами СССР». В той же записке автор предлагал смягчить жесткие меры контроля и пресечения контактов советских граждан с иностранцами: «нельзя, чтобы они уносили представление о девушках СССР как о проститутках (поскольку только такому контингенту советских людей они пока и предоставлены), …следует время от времени разрешать вечера встреч советских, американских и английских моряков, вечера встреч моряков союзников с советской интеллигенцией, врачами, актерами, педагогами, инженерами и т. д.»[531].
Свидетельством обстановки в Архангельске служит записка заведующей сектором Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) И. Чекиной, побывавшей в Архангельске летом 1942 г. Составленный ею документ был направлен трем секретарям ЦК ВКП(б) — А. Андрееву, Г. Маленкову и А. Щербакову: «объективные условия жизни иностранных моряков в Архангельске, особенно с потопленных судов, способствуют процветанию спекуляции, вредной болтовне (по словам начальника Политотдела т. Копылова, иностранным морякам совершенно чуждо понятие государственной и военной тайны), дракам, пьянству, проституции. Несколько тысяч здоровых молодых людей, хорошо питающихся, находятся в течение месяца в условиях полного безделья. Они бродят с утра до ночи по улицам города в поисках вина и женщин». В качестве рекомендаций И. Чекина предлагала, в частности, внести коррективы в работу интерклубов, в том числе заменить довоенные тематики лекций на актуальные — о героизме советских моряков и зверствах фашизма в СССР и оккупированных странах Европы[532]. Возможно, приведенные рекомендации сыграли свою положительную роль, но вряд ли они смогли переломить общую ситуацию, связанную с криминальными и хулиганскими проявлениями.
Криминальные проявления со стороны иностранных моряков являлись постоянной темой информирования как центрального аппарата НКВД-НКГБ, так и обкома ВКП(б)[533]. В течение 1941–1942 гг. полной ясности в порядке применения норм уголовно- или административно-правового порядка по отношению к иностранцам не было. Первое указание по этому вопросу поступило в конце декабря 1942 г. от заместителя наркома внутренних дел СССР комиссара 3-го ранга В.Н. Меркулова: «В связи с участившимися нарушениями советских законов со стороны иностранных моряков и военнослужащих в портах Архангельской и Мурманской областей (контрабанда, спекуляция, кражи, хулиганство, поножовщина и т. п.) НКИД СССР принято решение в каждом отдельном случае привлекать виновных лиц к ответственности. В связи с этим: 1. Усилить гласный и агентурный контроль и наблюдение за рынками… Задержанных иностранных моряков и военнослужащих после составления акта об обстоятельствах задержания и опроса немедленно освобождать, а протокол опроса и акт через КРО УНКВД направлять представителям отделов внешних сношений НКО или НКВМФ. В случаях, когда местные представители отделов внешних сношений НКО и НКВМФ дадут заключение о привлечении виновных, которое они обязаны дать в суточный срок, органам милиции производить необходимые действия и направлять дела по подсудности. …О каждом случае нарушения советских законов иностранными моряками и военнослужащими сообщать во 2 Управление НКВД СССР». Очевидным поводом для подобного указания стал существенный рост совершенных иностранцами преступлений и правонарушений.
Наряду с откровенным насилием и хулиганскими проявлениями значительной долей противоправных проявлений являлась причастность иностранных моряков к контрабандной и спекулятивной деятельности. Руководители, рядовые сотрудники миссии и иностранные моряки активно использовали возможность пополнить свое благосостояние, вызванное, с одной стороны, явно нерыночным обменным курсом рубля, установленным Центральным банком СССР, а с другой — не просто дефицитом, а голодом, царившим в Архангельске все годы войны. Исходя из последнего, дополнительный доход иностранных моряков фактически был основан на трагедии простых северян. О фактах контрабанды и спекуляции с участием местных, как правило, несовершеннолетних жителей, УНКВД также постоянно информировало Центр и руководство областной партийной организации. Характерным является воспоминание известного режиссера А.Ю. Германа, во время войны эвакуированного в Архангельск: «Очень интересно вели себя американские офицеры, которые, возможно, геройски проявляли себя в бою. Но было забавно видеть в открытую дверь номера (Гостиницы «Интурист». — Прим. авт.): два мешка, стол, стакан — и американец, в военной форме, продает крупу, сахар. Чуть-чуть дешевле, чем на базаре»[534].
Другим проявлением нечистоплотности союзников являлись выявленные случаи воровства английскими военнослужащими со своих же складов, выдаваемые за кражи, совершенные советскими гражданами. По каждому факту кражи с английских складов органами НКВД и НКГБ производилась тщательная проверка, результатом чего порой становились неоспоримые доказательства злонамеренности отдельных работников складов и иных «приближенных к кухне» младших английских чинов.
Необходимо признать, что версия английских растратчиков выглядела достаточно правдоподобно в условиях крайне напряженной криминогенной ситуации в Архангельске в течение всей войны, особенно обострившейся к 1944 г. Город захлестывали панические слухи о пропавших людях, жестоких убийствах и грабежах. Жертвами преступности, причем в массе своей — детской и подростковой — становились и иностранные моряки, одним видом демонстрировавшие достаток на фоне продолжающего голодать и бороться города. Неслучайным стало поступившее в этот период предложение старшего офицера американской миссии Харшо допустить в Архангельске собственные патрули (Предложение было отклонено. — Прим. авт.). Сложившаяся ситуация и жалобы со стороны представителя американской миссии привели к гневному письму А. Микояна на имя первого секретаря обкома Г.П. Огородникова: «Прошу Вас сообщить мне, можно ли надеяться, что Вы наведете в ближайшее время советский порядок в городе»[535]. Как указывалось выше, на тот же период приходилось начало реализации плана по благоустройству города, что должно было повлиять и на повышение уровня правопорядка, а не только на распространение слухов о передаче Архангельска Англии.
А.Ю. Герман
Анализируя взаимоотношения членов английской и американской военных миссий в Архангельске и иностранных моряков с местными жителями, опасно перейти на сугубо негативные оценки, связанные с имевшими место: разведывательной и иной антисоветской деятельностью, массовыми спекулятивными операциями, высокомерным отношением, наконец — откровенно уголовными и хулиганскими проявлениями. Безусловно, не они составляли общий фон взаимоотношений народов трех воюющих держав, столкнувшихся, волею судеб, в северных городах во время жесточайшей войны и объединенных целью борьбы с общим врагом. Подтверждением являются многочисленные опубликованные в последние годы воспоминания живых свидетелей этих событий.
Со стороны английского и американского командования принимались определенные меры по обеспечению соблюдения правопорядка членами экипажей. Архангельскими контрразведчиками было установлено наличие инструкций по поведению английских моряков в советских портах. Так, в марте 1942 г. через имеющиеся агентурные возможности из мусорных корзин в помещении миссии было изъято «несколько черновых документов в полууничтоженном виде», дававших представление «об установках английского командования по вопросам взаимоотношений английских солдат с местным населением, согласно которым «английские солдаты могут обсуждать личные дела, жизнь в СССР, погоду, выполняемую работу без указания корабля, грузов, находящихся в порту, прибытие писем, общежитие, пищу. Не могут обсуждать: критику СССР и РККА, прибытие караванов и военных кораблей в г. Архангельск». Кроме того, упоминалась отдельная инструкция о браках между британскими подданными и советскими гражданами, которая, к сожалению, так и не была обнаружена.
Еще более детальная инструкция военно-морского атташе США в СССР о поведении американских моряков оказалась в распоряжении северодвинского исследователя «судеб женщин, друживших с иностранцами», О.В. Голубцовой, полученная ею от американского ветерана конвойных операций В. Чамберлейна:
«Для того чтобы каждый человек мог быть полностью осведомлен, простые, но очень важные правила, касающиеся пребывания на берегу. Требуется поставить подпись, что он прочитал и осознал следующее, прежде чем ему будет выписан пропуск на берег. Все должны вести себя на берегу так, как следует американскому гражданину в иностранном государстве, а именно:
1. Сходя на берег, одевайтесь чисто и аккуратно.
2. Не берите с собой ножи или другое оружие (по советским законам нарушители подлежат 5-летнему заключению).
3. Не вступайте в споры, которые могут привести к беспорядкам.
4. Будьте готовы предъявить пропуск и удостоверение личности, когда этого потребуют часовые или милиционеры.
5. Соблюдайте комендантский час.
6. Не входите в частное жилище без приглашения.
7. Не вступайте в продажу и обмен продуктов, сигарет, одежды и т. д. Это серьезное нарушение.
8. Желательно воздержаться от интимных отношений с местными женщинами.
9. Водка в лучшем случае — крепкий напиток, и ее следует употреблять с осторожностью. Любая жидкость, купленная за пределами Интерклуба и гостиницы, может быть отравлена.
10. Ни при каких обстоятельствах, в которых вы оказались, не вступайте в препирательства с советскими гражданами.
11. Помните, что когда вы сходите на берег, вы являетесь гостем города, и русские люди делают все возможное, чтобы ваш визит был приятным. Ведите себя соответственно»[536].
Подведем итог. Архангельская область в годы Великой Отечественной войны представляла существенный интерес для разведок Великобритании и США, для работы которых сложились благоприятные условия. Действовавшие с позиций своих военных миссий спецслужбы Великобритании и США реализовывали собственные разведустремления, в первую очередь с легальных позиций, пользуясь преимуществами положения союзников СССР и открывавшимися перед ними в Архангельске широкими возможностями делового и личного общения. При этом УНКВД-УНКГБ по Архангельской области была выстроена система контрразведывательных мер с преобладанием экстенсивных методов, путем наращивания оперативного учета антисоветских элементов, выявления врагов из числа советских граждан в «социально чуждой среде», предупреждения враждебной деятельности главным образом путем ужесточения контрразведывательного режима, что вело к неоправданному увеличению числа репрессированных, размыванию имевшихся сил и средств, оказывало негативное влияние на пресечение реальной подрывной работы противника. Вместе с тем отлаженная в годы войны система мер органов советской контрразведки, комплекс режимных мероприятий по охране особо важных объектов промышленности и транспорта, защите секретной информации, формирование в обществе атмосферы всеобщей бдительности, превентивные удары по потенциальной вербовочной базе иностранных спецслужб позволили обеспечить контроль над развитием оперативной обстановки в регионе и не только противодействовать разведывательно-подрывной работе немецкой и финской разведок, но и существенным образом сократить возможности спецслужб союзных Великобритании и США по проведению недружественной деятельности в советском тылу, сыграли свою положительную роль в обеспечении союзнических поставок в рамках сотрудничества стран — участниц антигитлеровской коалиции.