В.В. Кашин Жандармский ротмистр Ральцевич

В начале 1906 г. директор Департамента полиции Э.И. Вуич запросил «досье» на одного из помощников начальника Пермского губернского жандармского управления (ГЖУ) для безотлагательного доклада министру внутренних дел П.Н. Дурново.

Отдельный корпус жандармов

Штаб корпуса ОКЖ

№ 9 от 5 января 1906 г. (вх. № 322 — 14.01.1906)

С.-Петербург Секретно Лично

Начальнику Пермского губернского жандармского управления

Директор Департамента полиции просит сообщить сведения о служебных и личных качествах помощника Вашего в Верхотурском уезде ротмистра Ральцевича для доклада шефу жандармов — министру внутренних дел.

Представьте означенные сведения и донесите, не было ли каких-либо обстоятельств в службе ротмистра Ральцевича, могущих вызвать необходимость доклада их Шефу Жандармов.

Начальник штаба Генерального штаба полковник /подпись/ С.С. Савич[54]

Где высшие сановники Российской империи, а где рядовой служака в уральских горах. Почувствуйте огромную разницу в положении двух сторон и некую сокрытую здесь от широкой публики тайну.

Еще не расчищены баррикады на Красной Пресне, где с применением войск было жестко подавлено декабрьское восстание рабочих, страна сотрясается от революционных выступлений и повсеместной смуты после позорно проигранной войны с Японией, а высшее руководство политической полиции тратит время на провинциального офицера.

При этом начальник штаба Отдельного корпуса жандармов С.С. Савич, сам остававшийся в неведении сути проявленного интереса, дополнительно попросил подчиненных подробно доложить ему все обстоятельства, связанные с 34-летним жандармом.

Получив высочайшее указание, полковник Л.С. Байков не знал, что и подумать, теряясь в догадках. Он заступил на должность начальника губернского жандармского управления полгода назад и видел в своем помощнике деятельного и преданного самодержавию офицера.

Согласно послужному списку, Ральцевич прибыл в Пермь осенью 1904 г. и с тех пор отвечал за Верхотурский уезд с населением в четверть миллиона. В ходе революционных волнений он твердо противостоял забастовкам, проведя ряд арестов зачинщиков антиправительственных выступлений на горнозаводском Урале. Именно он убедил прежнее начальство открыть охранное отделение в Надеждинском сталерельсовом заводе, крупнейшем на Урале. Тогда рабочий поселок (ныне г. Серов Свердловской области) прогремел на всю Россию учреждением Советов, массовыми беспорядками и террористическими актами членов т. н. Лбовской боевой дружины[55].

На момент столичного запроса еще продолжался разбор чрезвычайного происшествия, связанного с освобождением 14 декабря 1905 г. рабочими Нижнетагильского завода арестованных членов стачечного комитета. Тогда решительно настроенная толпа из полутысячи человек вынесла прямо на руках своих товарищей из арестного помещения Земского дома. Никто из присутствующих чинов полиции и сам ротмистр Ральцевич, выявивший и задержавший смутьянов, не посмели отдать приказ солдатам на применение оружия. И это несмотря на то, что в ряде губерний, в том числе и Пермской, уже было введено чрезвычайное положение, а губернаторы получили дополнительные войска и права по наведению порядка. Прибывший вскоре в Нижний Тагил губернатор А.В. Болотов с удовлетворением заслушал доклад Ральцевича о повторном аресте забастовщиков Бессонова, Каменского и Пикликевича, а также организатора их освобождения Петрова и их отправке в Николаевское исправительное отделение в Нижней Туре[56].

После оглашения Высочайшего Манифеста об усовершенствовании государственного порядка от 17 октября 1905 г. накал антиправительственных выступлений снижался. Закончились столкновения войск и полиции с бунтовщиками в Мотовилихе и Чусовом, а также в Уфе и Челябинске. В Верхотурском уезде Пермской губернии в целом удалось восстановить работу предприятий и успокоить массы, так что в целом обстановку на территории, вверенной Ральцевичу, губернатор и жандармское руководство особо и не выделяли.

Ход и результаты усмирения рядовых забастовок и отдельных беспорядков на Горнозаводском Урале в связи с личностью жандармского ротмистра, тем более после многочисленных жертв в Москве, вряд ли интересовали столицу. Причина повышенного интереса руководства имперского МВД к Ральцевичу явно находилась в другой плоскости.

Начальник Пермского ГЖУ полковник Л.С. Байков исправно указал в своем докладе в Санкт-Петербург жизненные вехи помощника, благо его личное дело было под рукой.

Дворянин во втором колене С. Ральцевич родился в 1870 г., получил общее образование в Ейском реальном училище и решил связать жизнь с военной службой. Отметим, что во время учебы овладел несколькими иностранными языками, в том числе французским.

Окончив Киевское юнкерское училище по II разряду, был определен в 103-й Петрозаводский пехотный полк с присвоением первого офицерского звания подпоручик. Ровно через четыре года он получил очередное звание, а спустя аналогичный период выслужил чин штабс-капитана.

Жизнь русского офицера в строевых частях — не сахар. Повседневное исполнение воинских обязанностей, полевые учения, муштра и сплошные ограничения. Одним словом, гарнизонная рутина. А если появлялось свободное время, то офицеры рады были снять усталость в ходе мужских попоек или пирушек с участием веселых вдовушек.

В отдаленном гарнизоне не было приличной публики и достойной спутницы жизни. К тому же для военных существовал запрет на создание семьи до 28 лет, в противном случае необходимо было доказать, что имеешь достаточный доход для ее содержания. И здесь тысячи русских офицеров, беспоместных дворян, попадали в тупик. Имений нет, значит, и достатка нет. Перспектива занятия высокой должности в полку для многих отсутствовала, как и не было реальной возможности покинуть часть, например, для поступления в Николаевскую Академию Генштаба.

Сразу после помпезного празднования столетия полка с вручением Георгиевского знамени 16 мая 1903 г. Ральцевич подал рапорт о намерении продолжить военную службу в другом качестве. Одной из возможностей карьерного роста, да и просто вырваться из медвежьего угла, был перевод в Отдельный корпус жандармов.

С момента создания политической полиции в России от претендентов требовалось дворянское происхождение, оконченное по I разряду военное училище и не менее шести лет строевой службы. Не допускались лица, «бывшие в штрафах», имевшие долги, а также под судом и следствием. В православной державе лицам польского происхождения, католического исповедания или женатым на католичках, евреям, пусть даже крещеным, путь в жандармерию был закрыт[57].

Итак, Сергей Матвеевич выдержал экзамены и окончил полугодичные курсы в столице, где среди главных предметов прослушал историю революционного движения, политический сыск, производство дознания. При этом он получал жалованье из части, считаясь прикомандированным к ОКЖ. За это время жандармы собрали подробные сведения о его семье, нравственных качествах и убеждениях, а также взаимоотношениях в полку. Картежники и выпивохи в расчет не брались. И только после этого на основании приказа императора состоялось зачисление в жандармский корпус.

Огромной империи нужны были свежие кадры для охранения устоев и борьбы с инакомыслием, и штабс-капитан Ральцевич заступил на должность адъютанта начальника Ярославского губернского жандармского управления. В установленном порядке его пехотный чин был переименован в соответствующий кавалерии — ротмистр. А через год последовало назначение на самостоятельную работу — помощником начальника Пермского ГЖУ по Верхотурскому уезду.

В служебном досье Ральцевича было отмечено, что ротмистр недавно женился, однако (вот проступок!) разрешение его превосходительства на бракосочетание поступило в Пермь уже после венчания.

После смены рода деятельности офицер серьезно задумался об устройстве семейного гнезда. Объезжая по службе крупнейшие на Урале частные заводы Демидовых и Половцевых, бывая в приличных обществах, он высмотрел в доме священника Кушвинского казенного завода молодую и пригожую лицом девицу. Молодице только исполнилось 24 года, а разница в десять лет по тем временам считалась нормой.

Казалось бы, обычная житейская история, присмотрел, познакомился, попросил «руку и сердце» и увез девушку из отцовского дома после веселой свадебки.

Ан нет. В Российской империи брак был строго регламентирован, и к нему относились серьезно. Для лиц, состоящих на государственной службе, подготовка женитьбы была обременена и другими условиями. Обязательным являлось получение письменного дозволения высшего начальства. Без оного виновный, даже жандармский офицер, мог загреметь на гауптвахту. Выбор невесты офицера должны были одобрить не только родители, но и «семь посаженных отцов» по служебной линии из губернского центра и столицы.

28 марта 1905 г. С.М. Ральцевич обратился к тогдашнему своему начальнику А.В. Бабушкину с рапортом одобрить выбор невесты. Согласно приказным нормам, тот запросил Верхотурского уездного исправника «совершенно негласным путем собрать и сообщить в возможной скорости сведения о поведении, нравственности и политической благонадежности дочери протоирея Кушвинского собора Екатерины Николаевой Левитской».

Исправник А. Овчинников через пару недель ответил следующее.

Секретно

весьма нужное

Начальнику Пермского ГЖУ

На отношение от 28 марта сего года за № 1092, имею честь уведомить Ваше Высокоблагородие, что дочь протоирея Кушвинского собора Екатерина Николаевна Левитская поведения отличного, безупречной нравственности и в политическом отношении вполне благонадежна[58].

Получив необходимые заверения от коллеги по министерству внутренних дел, жандармский полковник обратился 19 апреля по служебной иерархии в Санкт-Петербург санкционировать брак подчиненного, в свою очередь, ручаясь, что девица «Левитская вполне удовлетворяет требованиям пристойности брака».

Для соблюдения порядка месяцем ранее были заблаговременно исполнены две важные подписки, заверенные нотариусом. Молодая женщина собственноручно подтверждала, что добровольно желает вступить в законный брак. Во второй — родители соглашались на брак дочери с ротмистром Корпуса жандармов. Таким образом, все документы, собранные, казалось бы, полным и надлежащим образом, были доставлены в столицу. На что довольно быстро пришел ответ.

Отдельный корпус жандармов

Штаб корпуса С.-Петербург

№ 3780 от 29 апреля 1905 г. (вх. № 424 — 8 мая 1905)

Начальнику Пермского ГЖУ

Командующий Корпусом разрешил вступить в первый законный брак помощнику Вашему, ротмистру Ральцевичу с дочерью протоирея Кушвинского собора, девицею Екатериною Николаевной Левитской.

Представьте одну гербовую марку 60-копеечного достоинства для оплаты рапорта за № 86 названного офицера о разрешении на вступление в брак. Начальник Штаба Генерального Штаба Полковник С. Саввич[59]

Удивительно! За министерскими окнами полыхала революция. За январским расстрелом масс на Дворцовой площади по всей стране прокатились протестные акции миллионов бастующих рабочих и бунтующих крестьян, вплоть до восстания на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». А жандармские генералы продолжали тщательно соблюдать норму закона, без промедления откликаясь на устройство семейной жизни своего офицера на Урале.

Венчание состоялось 4 мая 1905 г. в Кушвинском заводе Верхотурского уезда. Поручителями законности акта бракосочетания со стороны жениха выступили его руководители полковник В. Бабушкин и подполковник В. Михайлов, а также титулованный граф М. Александрович. За невесту же поручились священники нижнетагильской Введенской церкви И. Двинянинов и кушвинского Свято-Троицкого собора Л. Юшков.

Казалось, что пермские жандармы и сам жених предусмотрели все, что нужно, но вот одна досадная мелочь (буквально 60 коп.), выявленная начальством в С.-Петербурге, грозила виновным строгими дисциплинарными мерами. И вот еще незадача — брак случился на четверо суток раньше, чем было получено разрешение!

В тот же день, после получения письменной санкции, руководитель политической полиции губернии поспешно отписал ротмистру к месту его резиденции в Нижнем Тагиле: «Предлагаю с получением сего предоставить марку достоинства 60 копеек для оплаты Вашего рапорта № 86»[60].

Рапорт Ральцевича о направлении марки

Здесь требуется пояснение. Обращение государственного служащего о намерении вступить в законный брак в Российской империи должно быть оплачено гербовым сбором, равно как и другие важные документы в жизни подданных. Принятый еще Петром I закон неукоснительно исполнялся вплоть до ноября 1917 г., исправно пополняя казну, как и множество других налоговых сборов. А гербовую марку разных номиналов можно было повсеместно купить в казначействах, земских управах и нотариатах.

Революция — революцией, а налоги заплати, чтобы спать спокойно!

Спустя неделю после создания семьи, а браки, как считали тогда, совершаются на небесах, ротмистр выслал его Высокоблагородию синюю 60-копеечную марку в отдельном конверте, чтобы хотя бы задним числом соблюсти законность. Затем «дорогая» марка в отдельном служебном конверте с сургучными печатями с помощью фельдъегерской почты курьерской скоростью направилась в столицу, чтобы оказаться приклеенной на первичном рапорте жандармского чина о женитьбе.

Городовой и ротмистр ОКЖ. Марка 2013 г.

Полагаем, что не отсутствие марки на рапорте ротмистра и не его «поспешный» брак явились причиной проявленного интереса министра внутренних дел к рядовому жандарму, а, возможно, страстное увлечение собиранием коллекции С.М. Ральцевичем.

Перевод Сергея Матвеевича в ряды ОКЖ раздвинул жизненные горизонты и рамки интеллектуальных интересов. Он все больше времени стал уделять хобби, скрываемому от окружения во избежание усмешек.

Устав от служебных тягот, жандарм плотно закрывал шторы и двери, погружаясь в другой мир без революционеров и бунтовщиков. Он осторожно доставал из бархатного футляра немецкую лупу и открывал кляссеры с многочисленными марками из различных уголков мира. Почтовые знаки оплаты пробуждали у него неподдельный интерес к диковинным вещам, заморским колониям и т. п. Вокруг него рушился порядок, его страна шла к катастрофе, а Ральцевич продолжал с упоением жить в своем уютном мире зубчатых миниатюр. На каждой марке коллекции он аккуратно делал оттиск личного факсимиле. Для этого мастеру пришлось постараться изготовить миниатюрный штамп размером меньше ногтя.

Круг единомышленников в провинции был слишком узок, и для собирательства он обращался не только к столичным филателистам, но и вступил в переписку с известными коллекционерами Европы. С годами Ральцевич стал авторитетным специалистом в области земских марок Российской империи. Малотиражные знаки почтовой оплаты, выпускаемые в обращение местными органами самоуправления для удобства населения и получения дохода, были редкими по определению.

В доступных нам архивах нет ответа и разгадки на проявленный чрезвычайный интерес к обычному жандармскому ротмистру.

В то же время отметим, что важнейшим источником осведомления охранки в ту пору являлась перлюстрация почтовой корреспонденции, которая практиковалась правительствами различных государств. Издавна прибегали к ней и в России. На основании высочайшего указа царя Александра III Министерство внутренних дел повсеместно вскрывало, читало и копировало письма неблагонадежных граждан, выявляя крамолу, смутьянов и бунтовщиков. Революция 1905 г. дала новые поводы к тщательному изучению не только внутренней почтовой переписки, но и с иностранными корреспондентами. Письма переводились, а копии подозрительных текстов направлялись местной охранке для розыска и дознания. А некоторые письма в подлинниках докладывались на самый верх.

Полагаем, что здесь и скрывалась причина интереса и, если хотите, интрига к фигуре ротмистра. Невинные по содержанию почтовые карточки коллекционера заинтересовали самого шефа жандармов и министра внутренних дел П.Н. Дурново, длительное время и ранее контролировавшего перлюстрацию корреспонденции в России[61].

А среди зарубежных адресатов С.М. Ральцевича оказались и члены известных королевских династий Европы.

После установления адресата и его политической благонадежности он никоим образом не пострадал, а редкое по тем временам хобби не помешало ему продолжить службу трону. В 1907 г. территория ответственности ротмистра Ральцевича удвоилась, он стал отвечать за половину Пермской губернии, а именно — Екатеринбургский, Камышловский, Ирбитский и Шадринский уезды.

Особой карьеры Ральцевич на Урале не сделал. Войну с Германией и Австро-Венгрией он встретил в должности помощника начальника Бессарабского ГЖУ на пограничном пункте в городе и порту Рени (место впадения реки Прут в Дунай), где выслужил звание подполковник.

В 1914 г. киевский журнал «Русский филателист» начал публикацию его труда «Русская земская почта и ее марки — исторические очерки», однако Первая мировая война помешала Ральцевичу опубликовать издание целиком.

Жандармский офицер не дожил до крушения самодержавия и упразднения политической полиции в феврале 1917-го. По неустановленной причине Сергей Матвеевич Ральцевич умер 46 лет от роду и был похоронен на воинском кладбище в Одессе. Надгробие до наших дней не сохранилось. После него остались дети: Сергей, крещенный во Входо-Иерусалимском соборе Нижнего Тагила в начале 1906 г., и Нина, рожденная вскоре в Екатеринбурге, — о судьбе которых нам ничего не известно.