БОБ ПРИНИМАЕТ ВЫЗОВ

Как блокада повлияла на БОБ? Непосредственно перед закрытием границ аналитики ЦРУ были обеспокоены тем, что «Советы усилили меры «безопасности» и заявили о своей непримиримой позиции во всех городских делах. В результате полезность Берлина как разведывательного центра сразу же уменьшилась»[130]. Однако 30 июня 1948 года, после начала блокады, доклад Отдела специальных операций (ОСО), структуры внутри ЦРУ, занимающейся разведывательными операциями, был куда более спокойным: «Экономическая разведка в советской зоне в Германии... продолжалась в том же объеме и того же качества, что и прежде... Несмотря на предпринятые советской стороной меры безопасности, наши операции по внедрению в важные объекты в советской зоне проходят успешно»[131].

Можно предположить, что принятые Советами меры безопасности, а также ограничения в передвижении между Западной Германией и Берлином нанесли урон агентурным операциям БОБ. Но все было как раз наоборот. Передвижение по Берлину на самом деле не было сведено на нет, несмотря на попытки Советов помешать ему. Более того, блокада разозлила многих жителей Восточного Берлина, и некоторые из них именно в это время приняли решение работать на американскую разведку.

Хорошим примером продолжения экономической разведки БОБ может служить донесение о конференции, проходившей 28 июня 1948 года в Карлсхорсте, которую посетили маршал Соколовский, полковник Сергей Тюльпанов и члены Восточногерманского промышленного комитета. Это донесение помогает объяснить советскую настойчивость в вопросе о межзональной торговле как условии снятия блокады. Соколовский открыл конференцию вопросом к немецким промышленникам, что будет дальше, если блокада сделает невозможной торговлю с Западной Германией. Немцы ответили, что пострадают сахарные предприятия, остановятся консервные заводы, Балтийский рыболовный флот не сможет работать на всю мощность, не получая запчасти.

Ответ удивил русских, которые не представляли, насколько промышленность Восточной Германии зависит от Запада. Тогда Соколовский заявил, что возможны три варианта: «1. Начать войну. 2. Снять транспортный запрет. 3. Оставить Берлин Западу, отдав ему железную дорогу». Тюльпанов возразил против войны, но сказал, что русские потеряют лицо, если снимут транспортный запрет. По его мнению, Запад, вынужденный кормить Западный Берлин, «имеет на руках больше забот, чем ему хотелось бы». Но он также добавил, что Запад сможет выдержать, существенно увеличив ввоз консервированных продуктов. Совершенно очевидно, по крайней мере, судя по переговорам 28 июня 1948 года, что в Карлсхорсте не ожидали ничего похожего на воздушный мост[132].

По мере того, как усиливался берлинский кризис, БОБ сообщала о планах СЕПГ создать «комитеты действия на фабриках» и подготовиться к забастовкам и демонстрациям в западных секторах, чтобы «создать впечатление, будто присутствие в Берлине западных союзников невозможно из-за недовольства населения, а не из-за давления Советов»[133]. Эта была та же стратегия, что и в Чехословакии во время Пражского путча, где контролируемые партией фабричные комитеты и милиция играли важную роль в захвате власти Чехословацкой коммунистической партией. Те же донесения БОБ описывали попытки мешать работе контролируемой американцами полицейской радиосвязи в Западном Берлине, которая была «необходима в случае беспорядков и бунта». Воздушные силы США, вникнув в ситуацию, ввели в действия достаточно мощный передатчик для поддержания радиосвязи несмотря на помехи[134].

Блокада продолжалась, и БОБ посылала донесения о попытках Советов устранить последние остатки объединенной администрации и полиции. Например, когда Советы вышли из комендатуры 1 июля 1948 года, было решено, что остальные стороны «продолжат с уважением относиться к четырехсторонним договоренностям». Однако 14 июля Советы приказали начальнику полиции Полу Маркграфу сместить троих главных полицейских сотрудников, что на самом деле требовало согласия всех четырех сторон. Это раскололо полицейскую администрацию Берлина и привело к созданию западноберлинской полиции с новым начальником[135]. И хотя Маркграфу было разрешено сохранить на некоторое время офис, Советы и СЕПГ не считали его политически благонадежным. В следующем году Советы заменили еще несколько высших сотрудников восточноберлинской полиции на более подходящих с идеологической точки зрения из полиции советской ЗОНЫ[136].

Доклад БОБ в конце 1948 года предсказал появление Берлинской стены в 1961 году. 10 декабря 1948 года директор ЦРУ послал президенту Трумэну докладную записку с анализом советских действий по реорганизации «восточноберлинского правительства». Аналитики предсказывали «возможное ужесточение блокады СССР западных секторов Берлина. СССР мог сослаться на недавние «незаконные» выборы в западных секторах или на вероятное введение западной марки как единственно законных денег, чтобы поставить заслон вокруг западной зоны»[137]. В тот же день БОБ доложила, что 28 декабря Советы запланировали соорудить баррикады на тех улицах в советской зоне, что вели в западные секторы, оставив свободной лишь одну улицу, но контролируемую ими. Однако полицейские начальники понимали, что «герметично закрыть границы» невозможно, даже если усилить патрулирование. Попытки осмотреть вещи, которые были у людей, ехавших на электричках или поездах, наталкивались на сопротивление пассажиров и неподчинение сотрудников железной дороги. В конце концов, полиции Восточного Берлина пришлось иметь дело с тысячами жителей Западного Берлина, работавших в советском секторе[138]. Двенадцать лет потребовалось Советам и СЕПГ, чтобы установить кордон, упомянутый в докладной записке Трумэну.

БОБ также докладывала, что полицию в советском секторе тренируют для выполнения разных задач. Можно было предположить, что Советы собираются передать бразды правления в советском секторе и Берлине германским властям, что привело бы к выводу советских войск из Германии. Ожидалось, что союзники последуют примеру, по крайней мере, в Берлине. Тогда восточноберлинская полиция сделает так, что правительство восточной зоны возьмет на себя власть во всей Германии[139]. Рассматривая возможность вывода войск, пресса в Восточном Берлине уделяла большое внимание «корейской акции», выходу из нее СССР и затем американцев.

Второй возможностью для Советов, в случае отказа союзников уйти, было устроить как можно больше беспорядков в Западном Берлине, естественно, теми силами, которые будут в подчинении СЕПГ. Эти беспорядки можно было бы использовать как предлог для оправдания действий восточноберлинской полиции, которая вошла бы в Западный Берлин, а в дальнейшем превращения всего западного сектора в советскую зону. Для этого восточноберлинскую полицию укрепляли политически надежными кадрами, собранными со всей Восточной Германии[140].

Два донесения, полученные БОБ от источников в СЕПГ в начале 1949 года описывают явное нежелание Советов и СЕПГ снять блокаду. Это означало, что СЕПГ надо было подумать о нелегальной работе в Западных секторах Берлина. Советы и СЕПГ ожидали быстрого сокращения рядов СЕПГ и возможного объявления партии вне закона. На всякий случай «все движимое имущество, все оборудование, все документы [в западных секторах]» свезли в склады, расположенные в советской зоне. Отобрали людей, способных работать в условиях нелегального положения, продумали систему связи. Среди задач этой группы было проникновение в «буржуазные партии» и массовые организации[141]. Тем временем члены СЕПГ в советской зоне старались избавить свои ряды от ненадежных и равнодушных элементов, а также изменить структуру партии, превратить ее из массовой организации в небольшую группу активистов с железной дисциплиной, которая могла бы преобразить Восточную Германию согласно плану СССР[142].

Тогда же БОБ докладывала, что ни советские войска, ни восточногерманские военизированные полицейские части не готовятся к широкомасштабным действиям, которые можно было бы назвать подготовкой к войне. Доклады от источников в отделе связи, действующей в восточногерманской полиции, давало БОБ уверенность, что она без промедления узнает о приказе действовать, отданной танковым силам или моторизованным частям. Один из офицеров базы так сказал своему источнику: «Сначала надо захватить улицы, а уж потом двинуть по ним танки». Гораздо более важной была информация о советских боевых приказах и передвижения войск, полученная БОБ от советского майора в Дрездене. Майор, раненный во время взятия Берлина, был выхожен немецкой медсестрой, которая потом стала его любовницей. Время от времени женщина, проживавшая в Западном Берлине, встречалась с ним и привозила его донесения с информацией о положении советских войск, их моральном духе, вооружении, передвижении тех или иных частей в Берлин и вокруг Берлина, что было всего лишь тактикой устрашения[143].

Потенциальная угроза западноберлинской безопасности, как считалось, исходит не только от советских войск, но также от военизированной полиции советского сектора и всей советской зоны. Именно ей надлежало «восстановить порядок» в Западном Берлине. БОБ первой сообщила о планах создания частей, которые в какой-то момент должны были стать восточногерманской народной армией[144]. Начало было положено в 1948 году, а в первых месяцах 1949 года в Восточном Берлине уже имелись четыре такие части. Однако вооружены они были только легким оружием, потому что самым тяжелым оружием у них пока считался автомат. В первую очередь это относится к двум частям в Саксонии. Набранные в среде рабочих, солдаты считались политически более надежными, чем берлинцы. Но когда их привезли в Берлин для поддержания порядка на выборах 5 декабря 1948 года (Советы объявили незаконными выборы в своем секторе), то многие покинули свои посты[145]. Весьма сомнительно, что на эти части можно было бы положиться, если бы им пришлось противостоять военным частям союзников в Западном Берлине[146].

Те, кто служил в БОБ в 1948—1949 годах, помнят, как высок был тогда моральный дух сотрудников. Блокада продолжалась, и среди американцев ходили разговоры об эвакуации семей. Эти разговоры не внушали опасений БОБ, где работало много жен, только одним своим присутствием поддерживающих мужчин. И вклад БОБ в общую работу во время блокады был очень большим. Гордон Стюарт, который возглавлял германскую миссию в Гейдельберге, говорил о том, что политические деятели в Германии и Вашингтоне очень ценили донесения БОБ. Он особенно вспоминал аналитические доклады Тома Полгара, выражавшие убеждение, что Советы не намерены вести военные действия против Запада[147].