УСИЛИВАЮТСЯ РАЗНОГЛАСИЯ МЕЖДУ СССР И ВОСТОЧНОЙ ГЕРМАНИЕЙ

Пожалуй, комментарий Смирнова о намерениях Москвы в отношении Германии отражал, скорее, надежды Москвы, чем реалистические ожидания. Однако его мысли представляли особый интерес для БОБ, потому что подтверждались другими разведывательными сообщениями, поступавшими летом 1955 года. Хотя ЦРУ отвергло возможность вывода советских войск в обмен на гарантии объединенной и нейтральной Германии на условиях СССР (этот план, казалось, грозил потерями, а не приобретениями для Советов[630]), Смирнов был абсолютно прав в том, что 1955 год был критическим для «холодной войны» в Германии. 5 мая западные союзники признали суверенитет Федеративной Республики Германии, а 9 мая ФРГ была принята в НАТО. В то же время Запад пригласил Советский Союз на четырехстороннюю встречу на высшем уровне в Женеве, которая должна была состояться летом. Это приглашение, возможно, инспирировало предложение, направленное Конраду Аденауэру, канцлеру ФРГ, посетить Москву и обсудить дипломатические, торговые и культурные отношения двух стран.

Этот неожиданный поворот Советского Союза к правительству Аденауэра рассматривался многими на Западе как удар по престижу руководства Восточной Германии. Примерно в это время БОБ начала получать сообщения от своих источников в аппарате Политбюро СЕПГ, о растущих проблемах в отношениях между Советским Союзом и Восточной Германией. Например, в мае 1955 года на совещании стран Варшавского пакта Вальтер Ульбрихт представил предложения по закрытию границ между ГДР и Западным Берлином, однако они были отвергнуты Советским Союзом. Вместо этого Советский Союз поставил на рассмотрение возможные предложения канцлеру Аденауэру «о предоставлении объединенной Германии экономических уступок на территориях к востоку от Одера-Нейсе без изменения территориальной целостности соответствующих стран». Восточным немцам было также сказано, что «ГДР не будет представлена в Москве своей делегацией во время визита канцлера Аденауэра»[631].

На совещании политбюро СЕПГ (6 июля) Георгий Пушкин, советский посол в ГДР, отвечая на вопрос о будущем правительства ГДР, как сообщалось, заявил, что это «внутреннее дело Германии» и добавил: «Правительство ГДР мало способствовало разрешению проблем, связанных с германским вопросом. Политбюро СЕПГ придется отрешиться от представлений о том, что Советский Союз рассматривает ГДР стратегически и политически так, как СЕПГ себе это представляет. Ресурсы населения и природных ископаемых ГДР не существенны для СССР в оценке в целом международной обстановки». Полагая, очевидно, что он достаточно шокировал Политбюро СЕПГ, Пушкин закончил свое выступление вполне стандартно: «Советский Союз согласится на объединение Германии на основе свободных выборов только при условии, если такая Германия будет иметь социал-демократическое правительство»[632]. На встрече 16 июля Хрущев обвинил СЕПГ в том, что она «не смогла понять перемены в советской политике», а также в проведении «акций, препятствующих разрядке между Востоком и Западом»[633].

Вашингтон готовился к Женевской встрече на высшем уровне, когда пришли эти сообщения, и госдепартамент вместе с Белым домом были восхищены и в то же время поставлены в тупик. В такую напряженность между Советским Союзом и его восточногерманскими друзьями было трудно поверить. Трудно было поверить и в то, что СССР одобрит широкие экономические уступки воссоединенной Германии со стороны бывших территорий Германии, теперь контролируемых Польшей. Некоторые сотрудники ЦРУ назвали эти заявления откровенной ложью. В любом случае, ни одно их этих советских предложений не прозвучало ни на Женевской конференции, ни во время визита Аденауэра в Москву. Единственным утешением для Запада была поддержка советской делегации положения о том, что объединение Германии должно быть делом самих немцев.