СОВЕТСКИЙ ВЗГЛЯД НА КРИЗИС, СВЯЗАННЫЙ С БЕРЛИНСКОЙ СТЕНОЙ
Советы были убеждены в том, что Запад не заинтересован в переговорах по Берлину. Александр Сахаровский, руководитель внешней разведки КГБ, направил 4 сентября информационный доклад о позиции Запада в отношении переговоров по Берлину в Министерство иностранных дел Владимиру Семенову. В нем говорилось, что, «вырабатывая свою позицию в отношении намерения СССР заключить мирный договор с ГДР; США, Британия и Франция главное внимание уделяют проблеме Западного Берлина и совершенно игнорируют тему мирного договора». Хотя они стремятся убедить «общественное мнение в намерении Запада использовать все дипломатические возможности для защиты его «жизненных интересов»... отказ западных держав начать переговоры может объясняться тем фактом, что их союзники и нейтральные страны не поддержат намеченных ими действий». Западные планы, как явствовало из доклада, означали военное выступление против СССР, если возникнет угроза их доступу в Западный Берлин, тогда как западные союзники предпочли бы начать с организации воздушного моста, чтобы легче было обвинить СССР или ГДР в начале военных акций. Доклад КГБ являлся довольно точным представлением позиции Запада в этот момент[935].
Был еще один дополнительный доклад КГБ о возможных переговорах между госсекретарем Раском и министром иностранных дел Громыко во время сессии Генеральной ассамблеи ООН в Нью-Йорке. КГБ постоянно держал МИД в курсе откликов на происходившее. Тому пример — доклад восточногерманских «друзей», направленный Семенову генералом Михаилом Котовым, заместителем начальника Первого Главного управления. Информация, полученная сотрудниками Маркуса Вольфа (MfS/HVA) от источников в западноберлинском сенате, говорила о твердом убеждении западноберлинских лидеров в том, что «будет или не будет подписан мирный договор с ГДР, США, Англия и Франция не покинут Западный Берлин». Согласно докладу, они верили в «неприкосновенность» воздушных коридоров, связывавших Западный Берлин с ФРГ, так как западные державы дали понять Советскому Союзу, что «посягательство» на воздушные коридоры приведет к новой мировой войне. С другой стороны, в докладе отмечалось, что союзники информировали сенат об «уступках, которые должны быть сделаны в отношении правовых и финансовых связей Западного Берлина и ФРГ»[936].
Однако спокойные информационно-разведывательные воды замутило сообщение о заседании кабинета министров Аденауэра 30 августа. И хотя надежность источника «подверглась проверке», да и информация устарела на месяц, тем не менее председатель КГБ Шелепин направил ее Василию Кузнецову в МИД. Судя по донесению, Аденауэр выразил удовлетворение «совещанием министров иностранных дел в Париже, где была успешно защищена позиция ФРГ, при решительной поддержке Франции». Он заявил, что «Кеннеди вместе с Макмилланом и де Голлем не желают, чтобы из-за Берлина начался вооруженный конфликт. Американцы и англичане все еще надеются, что будущие переговоры дадут приемлемые результаты. Францию сдерживают Алжир и реорганизация армии». Закончил выступление Аденауэр тем, что «все западные державы убеждены, в случае такого конфликта удержать Западный Берлин будет невозможно и никто не может сказать заранее, к чему приведут первичные, ограниченные, локальные действия»[937].
В докладе есть ошибки и пропуски, что говорит о недостаточной внимательности информационной службы КГБ. Единственным «совещанием министров иностранных дел в Париже», о котором мог говорить Аденауэр 30 августа, были консультации министров 4—9 августа в Париже как раз перед самым закрытием секторальной границы. Невозможно поверить, что Аденауэр не упомянул об этом. Более того, между 30 августа и направлением доклада КГБ в министерство 30 сентября состоялось еще одно совещание министров иностранных дел в Вашингтоне. Начались беседы Раск — Громыко на сессии Генеральной ассамблеи ООН, посвященные возможности переговоров. Было бы логично, если бы офицер КГБ, готовивший доклад, не забыл упомянуть об этом[938].
Для Хрущева закрытие секторальной границы было триумфом. Оно предотвратило возможность развала ГДР, умиротворило Ульбрихта, и в то же время помогло избежать контрмер Запада. Проведенная по решению Центрального комитета акция 13 августа была признана «большим успехом». Благодаря ей, «были перекрыты каналы подпольной и диверсионной деятельности против социалистических стран, которые начинались в Западном Берлине». Во время переговоров «западные державы ни разу не подняли вопрос о контроле на границе Западного Берлина. Более того, представители США признали... что меры, принятые 13 августа, отвечали жизненно важным интересам ГДР и других социалистических стран»[939].
Аппарат КГБ в Карлсхорсте не мог бы рапортовать об успехе на такой радостной ноте. В середине сентября он все еще пытался определить влияние акции на его партнеров в MfS, на население вообще и на свои собственные операции. С мыслями об этом, офицер аппарата КГБ 23 сентября встретился с заверительным контактом из MfS, который присутствовал на совещании руководства MfS, чтобы понять результаты пограничной акции. Сразу заявив, что все нормально, источник из MfS рассказал, как «в первые дни после закрытия границы органы MfS и народная полиция были заняты выявлением тех граждан, кто... негативно относился к закрытию границы... Более семи тысяч человек были задержаны, правда, многие потом освобождены из-за отсутствия оснований для ареста. Но около тысячи человек было арестовано. Результаты допросов пока еще неизвестны»[940].
Источник из MfS также сообщил, что «некоторые руководители отделов выражали неудовольствие тем, что их не вовлекли в приготовления к операции. В результате некоторые оперативные проблемы (например, связь с агентами в Западном Берлине) не были приняты во внимание, и теперь трудно поправить положение[941]. На это сетовал и аппарат в Карлсхорсте. КГБ был озабочен будущим своих операций, если Запад предпримет контрмеры и запретит советским гражданам въезд в Западный Берлин. Однако и КГБ, и MfS вскоре поняли, что им стало удобнее работать. Граница между секторами превратилась в международную, и контролировать ее надо было по уже знакомому образцу, как это делалось вдоль всего «железного занавеса». В самом деле, новые порядки дали КГБ и MfS возможность более тщательно проверять западных берлинцев и иностранцев для своих оперативных нужд на Западе. В то же время, у восточно-германской тайной полиции стало куда меньше проблем: Стена резко сократила поток беженцев и постепенно свела на нет неконтролируемое передвижение граждан между Восточным и Западным Берлином.