АРХИВЫ СЛУЖБЫ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ ПРЕДОСТАВЛЯЮТ ДРУГУЮ ВЕРСИЮ

Это был как бы каркас дела Йона. Но остается самая длинная и таинственная пьеса времен «холодной войны» в Германии. Приехав в 1993 году в Москву, чтобы начать работу над этой книгой, мы удивились, обнаружив, что тремя неделями раньше здесь был восьмидесятисемилетний Йон, продолжавший свою одиссею ради чистоты своего имени. И здесь мы без всяких просьб с нашей стороны получили первую из нескольких советских версий дела Йона. Подробности еще были свежи в памяти вышедших в отставку офицеров КГБ, потому что они совсем недавно завершили работу над документальной телеверсией этого дела для немецкого телевидения. Она называлась «Я не хочу умереть предателем»[467]. Кроме документов по делу Йона, хранящихся в КГБ и предоставленных нам[468], мы получили соображения, подготовленные внешней разведкой русских для своих вышедших в отставку сотрудников, которые должны были выступать в фильме[469].

Справка оказалась более подробной версией разведывательной службы, чем история, изложенная «полковником Карповым» в 1969 году. Из нее мы узнали, что в переписке КГБ Йон имел кодовые имена Протон и Келлер. В ней подчеркивалось то, что должно было, по мнению русских, вызвать положительную реакцию общественного мнения в Германии. Авторы памятной записки надеялись, что будет отмечена «позитивная роль СССР в объединении Германии в начале 50-х годов так же, как «усилия западных союзников в то время не допустить возрождения сильной и единой Германии» и меры, предпринятые «разведками Соединенных Штатов, Великобритании и Франции, чтобы противостоять нормализации германско-российских отношений». Когда передача, далекая от задуманного сценария, вышла на экран, стало очевидно, что в истории Карпова много белых пятен, а так как она должна была оказать определенное влияние на отношения с Германией, то представители российской разведки пожелали изложить собственную версию.

Прежде чем более подробно изложить дело Йона в разведывательном контексте, давайте восстановим события и обстоятельства, имевшие отношение к вечеру 20 июля 1954 года, когда Йон неожиданно исчез. Внезапное вторжение северокорейской армии в Южную Корею в июне 1950 года повергло Запад в ужас, ведь то же самое могло случиться в Германии. В ответ западные союзники укрепили Североатлантический блок (НАТО), созданный в 1949 году как контрмера на блокаду Берлина. Для эффективной обороны — на случай нападения по типу корейского — НАТО была нужна Западная Германия. Таким образом, вопрос о перевооружении Германии стал в одночасье едва ли не главным.

Перспектива перевооружения Германии под руководством бывших вермахтовских генералов породила политическую бурю на Западе и, в частности, в Западной Германии. Самые стойкие демократы бледнели от этой перспективы.

А для таких, как Йон, который рисковал своей жизнью в борьбе с нацистами и потерял брата, погибшего от рук нацистов, даже мысль о новой нацистской военной машине была отвратительна.

К тому же Отто Йон был не просто антимилитаристом. У него еще с войны были связи с немецким антифашистским сопротивлением и также с разведкой союзников. Когда 20 июля 1944 года провалился заговор против Гитлера, Йону пришлось с помощью англичан бежать в Великобританию. До конца войны он работал в британской разведке, ведя на радио передачу для немцев «Soldatensender Calais». С 1945 по 1949 год Йон занимался опросом немецких генералов в качестве консультанта Британской комиссии военных преступлений и проводил допросы для британского обвинения на Нюрнбергском процессе. Он даже заслужил особое внимание как главный немецкий помощник британского обвинителя во время суда над фельдмаршалом Эриком Манштейном, которому предъявили обвинения по семнадцати пунктам. Эта работа вызвала нарекания в Германии — и не только бывших нацистов. Многие годы расследования дела Йона в парламенте и судах основным критерием осуждения или оправдания служило одно: находился или не находился он и ему подобные участники сопротивления под руководством и покровительством иностранных властей. Таким образом, британские связи Отто Йона вызывали к нему антипатию еще раньше, чем его служба в BfV.

В 1950-х годах Йоном постепенно овладевал страх перед возвращением к власти нацистов в Западной Германии. Понимая, что его предостережения правительству Аденауэра и западным союзникам^ касающиеся проникновения нацистов, игнорируются, Йон решил передать это дело Советам, — им он, как известно, симпатизировал. Было ли это решение самостоятельным или он принял его под влиянием каких-то сил, в которых не отдавал себе отчета?

Поначалу ответ СВР показался нам неправдоподобным. Неужели Йон по доброй воле отправился в Восточный Берлин, чтобы встретиться с советскими представителями? Если это действительно так, то что он мог ожидать и как его уговорили не возвращаться? Посмотрев телевизионную программу в ноябре, мы укрепились в наших сомнениях. Евгений Питовранов, бывший глава аппарата в Карлсхорсте, стремился придать программе некое благообразие, однако продюсер с помощью свидетельств бывших сотрудников КГБ опроверг мягкую версию событий, рекомендованную СВР. Пытаясь развеять наше недоумение, служба внешней разведки предоставила справку по настоящему досье Йона[470]. Сравнив ее с нашими собственными изысканиями, мы увидели самую поразительную шпионскую историю эпохи «холодной войны», где центральную роль играет КГБ.