Смысл сдачи в плен

Еще одной причиной продолжать сражаться было отсутствие более привлекательных альтернатив. Норман Глэдден позднее вспоминал, что он думал перед Третьей битвой на Ипре: “Если бы у меня был выбор! Но я знал, что его нет”. Но так ли это было – вот в чем вопрос. Определенный выбор у солдат, разумеется, имелся. В предыдущей главе мы рассматривали наиболее трудные варианты: дезертирство, на Западе имевшее мало шансов на успех (особенно для не владеющих иностранными языками томми вроде Эрика Партриджа, которому “даже не хватило храбрости дезертировать”) ¹, и мятеж как крайнюю форму конфликта с собственным командованием. Сюда же можно добавить самострел и самоубийство, которые, впрочем, встречались сравнительно редко: мало кто решался с гарантией причинить себе боль в настоящем, чтобы избежать возможной боли в будущем.

Между тем был и другой выход: сдаться в плен.

Именно сдача в плен определила итог Первой мировой войны. Несмотря на множество погибших, достичь “уничтожения противника”, к которому в идеале стремилась довоенная германская доктрина, оказалось невозможно. Демографические факторы предполагали, что армии могли более или менее компенсировать свои потери, получая каждый год достаточное количество новых призывников. Вот почему, хотя Центральные державы лучше умели убивать, это не гарантировало им победу. Однако существовала другая возможность – заставить врагов сдаваться в плен такими темпами, что это начнет роковым образом сказываться на боеспособности их армии.

В то время люди прекрасно понимали, что сдающиеся в плен вражеские солдаты – это хороший знак. Примерно 10% британского фильма “Битва на Сомме” занимают кадры с пленными немцами. Интересно, что в третьей части есть эпизод, в котором британский солдат угрожает германскому пленному, хотя в основном в фильме показывают, как “раненых и деморализованных немцев” угощают выпивкой и сигаретами ². В Германии, в свою очередь, выпускали почтовые открытки с пленными врагами и снимали хронику о том, как колонны пленных проходят через германские города ³. Особенно много значила сдача в плен на Восточном фронте в 1917 году. Именно она стала главной причиной военного поражения России. Более половины российских потерь составляли потери пленными. Высокие потери пленными были также у Австрии (32%) и Италии (26%). При этом в течение большей части войны для Англии, Франции и Германии этот показатель был заметно ниже. Потери пленными составляли лишь 12% французских потерь, 9% германских и 7% британских.

Как показывает график на рисунке 17, германские солдаты начали массово сдаваться только в августе 1918 года. По одной из оценок, в период с 18 июля до прекращения огня оружие сложили 340 тысяч немцев ⁴. С 30 июля по 21 октября – то есть меньше чем за три месяца – одни только англичане взяли в плен 157 047 германских военнослужащих. Между тем за всю предшествующую часть войны количество немцев, захваченных англичанами в плен, составило всего 190 797 человек. Только за последнюю военную неделю сдались 10 310 немцев ⁵. Это явно показывало, что война заканчивается. При этом статистика по погибшим выглядела совсем иначе. За последние три месяца боев погибли 4225 британских офицеров и 59 311 солдат, в то время как германские потери убитыми в британском секторе составили 1540 офицеров и 26 688 солдат ⁶. Другими словами, проигравшие убивали по-прежнему вдвое эффективнее, чем победители. Но вот по пленным Германия, очевидно, уступала. Это невозможно объяснить, просто сославшись на то, что немцы “устали от войны”, “были деморализованы” или “страдали от голода и холода”. Необходимо также учитывать их отношение к противникам, которым можно было сдаться, и реакцию самих противников на сдачу в плен.

У нежелания солдат на Западе сдаваться были весомые причины – причем дело было не только в дисциплине и боевом духе. Сдаваться в плен на Западном фронте было опасно. В сущности, в течение большей части войны солдаты чувствовали, что сдача в плен была связана с б?льшими рисками, чем боевые действия.

Таблица 42. Военнопленные (1914–1918 гг.)

прим. При подсчете греческих пленных учтены также пропавшие без вести, поэтому показатель, вероятно, завышен. Румынские данные очень неточны.

источники: War Office, Statistics of the Military Effort, pp. 237, 352–357; Terraine, Smoke and the Fire, p. 44.

В чем заключалась опасность сдачи в плен? Дело в том, что во многих случаях по обе стороны фронта солдат убивали не только при попытке сложить оружие, но и уже после того, как они сдавались. Это почти забытое сейчас явление, вероятно, можно назвать самыми значимыми “зверствами” Первой мировой войны. Пока подобные случаи имели место – и о них было хорошо известно на фронте, – у солдат существовал серьезный стимул не капитулировать. Именно поэтому они часто продолжали сражаться даже в отчаянном – а иногда и в безнадежном – положении. Если бы в 1917–1918 годах было безопаснее сдаваться, возможно, многие предпочли бы избежать ужаса битв, происходивших в эти годы. Однако сдаваться было опасно, и это затягивало конфликт. Как только немцы перестали бояться плена, война закончилась. Если бы французы и англичане весной 1918 года стали массово сдаваться в плен, Людендорфу можно было бы простить все его стратегические упущения.

Рисунок 17. Немецкие военнопленные, взятые англичанами во Франции (июль 1917 – декабрь 1918 г.)

источник: War Office, Statistics of the Military Effort, p. 632.

Лучше понять проблему сдачи в плен – одну из вечных проблем военного дела – нам поможет несложная теоретическая игра. Заменим дилемму узника дилеммой победителя: взять в плен или убить. Итак, победитель сражается с врагом, который пытался его убить, но вдруг предпринимает попытку сдаться. Если это не обманный маневр, тогда правильно будет взять его в плен и отправить в тыл в лагерь военнопленных. Так поступить разумно по четырем причинам. Пленного можно использовать как:

a) источник информации;

б) рабочую силу;

в) заложника;

г) пример для его товарищей (если хорошее обращение с ним может убедить их сдаться).

Во время Первой мировой войны особенно важными считались первый и второй из этих пунктов. Захваченных немцев допрашивали в целях получения сведений о противнике, и Хейг серьезно полагался на результаты этих допросов ⁷. Кроме того, военнопленные были полезным источником дешевой рабочей силы, которой во время войны постоянно не хватало. Хотя Хейг поначалу выступал против содержания пленных во Франции в этом качестве, правительство в итоге одержало над ним верх. К ноябрю 1918 года военнопленные составляли 44% рабочей силы БЭС. Формально Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны запрещала привлекать их к работам, которые при этом “не должны иметь никакого отношения к военным действиям”, однако в реальности провести четкую границу было невозможно. В итоге термин “подготовительные работы” стали толковать крайне гибко (французы даже направляли пленных копать траншеи) ⁸. Размещение пленных менее чем в 30 километрах от линии фронта вызвало в январе 1917 года протесты германского правительства, которое в свою очередь приняло ответные меры, переместив британских пленных ближе к германским позициям во Франции и Польше ⁹. Пленных также использовали как заложников: немцы размещали лагеря в Карлсруэ, Фрайбурге и Штутгарте, чтобы они служили “громоотводами”, предохраняющими от бомбардировок ¹⁰. Однако четвертому аргументу в пользу взятия в плен уделялось меньше внимания. Распространять информацию о том, что с пленными относительно неплохо обращаются, никто особо не старался.

Как выглядят аргументы с другой стороны – то есть против взятия пленных? Во-первых, противник мог блефовать. Во время Первой мировой командиры постоянно предупреждали об этом солдат: враг притворялся, что сдается, атакующие расслаблялись и ослабляли бдительность, и тут скрывавшиеся до этого момента солдаты противника открывали огонь. Именно это произошло в сентябре 1914 года на реке Эна с британскими солдатами, которые были убиты, потому что поверили ложной капитуляции ¹¹. Лейтенанту Дублинского фузилерского полка Луи Дорнану на Сомме немцы, сделавшие вид, что сдаются, “выстрелили прямо в сердце” ¹². Впрочем, иногда никакого вероломства не предполагалось – просто часть солдат сдавались, а их товарищи в это время продолжали сражаться. Так, в 1917 году при Бюлькуре австралийский офицер по фамилии Боумен приказал своим солдатам сложить оружие и сам сдался в плен. “Когда его уводили два германских солдата, наши ребята застрелили их обоих. Они также угрожали застрелить и самого лейтенанта Боумена” ¹³. Бывало и наоборот – так, подполковник Грэм Сетон-Хатчинсон якобы застрелил 38 своих подчиненных за попытку сдаться в плен, а потом продолжил стрелять по немцам ¹⁴.

Другими словами, брать противника в плен было рискованным делом ¹⁵. Вдобавок транспортировать пленных в тыл тоже было непросто. Во время Первой мировой в армии считали, что на каждых десять транспортируемых должно были приходиться от одного до двух конвоиров ¹⁶, которых приходилось забирать с передовой. Проблема осложнялась, если пленники были ранены и не могли передвигаться самостоятельно. Поэтому проще всего было пристрелить пленного и забыть о нем. В конце концов, если бы он не сложил оружие, его все равно убили бы, а пока он сражался, он, вполне возможно, убивал и сам. Однако, хотя расстрелы пленных решали эту проблему, они противоречили международному и военному праву – а точнее Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны. Ее статья 23 (в) запрещает “убивать или ранить неприятеля, который, положив оружие или не имея более средств защищаться, безусловно сдался”, а статья 23 (г) запрещает “объявлять, что никому не будет дано пощады” ¹⁷. К тому же убийство пленных имело отрицательные последствия: враги, которые могли бы сдаться, сопротивлялись до последнего. Это порождало дилемму победителя: принять сдачу в плен со всеми ее непосредственными рисками или убить сдающегося, увеличив вероятность ожесточенного сопротивления в дальнейшем – и, соответственно, риски для своей стороны в целом.