Стратегия Антанты и союзников

Впрочем, у этой критики германской стратегии и дипломатии есть ряд слабых мест. Во-первых, многие считают, что у стран Антанты со стратегией было не лучше, чем у Центральных держав ³⁵. Скажем, Лиддел Гарт доказывал, что Германию можно было бы победить, не втягиваясь в длительное и кровопролитное континентальное противостояние, если бы Англия чаще прибегала к стратегии непрямого воздействия. Для этого требовалось выделять больше солдат для таких мероприятий, как Дарданелльская операция ³⁶. В свою очередь, Алан Кларк в книге “Ослы” даже утверждал, что Англия могла в принципе избежать использования сухопутных войск и, положившись исключительно на свою морскую мощь, заставить Германию покориться под воздействием голода ³⁷.

Ни один исследователь со времен официального историка Первой мировой Эдмондса не сделал больше, чтобы опровергнуть эти представления, чем Джон Террейн, почти сорок лет упорно доказывавший, что Англия воевала настолько хорошо, насколько это было возможно в предложенных обстоятельствах. По мнению Террейна, альтернативы отправке Британских экспедиционных сил – а также наступлениям на Сомме и при Ипре – просто не существовало. “Бессмысленно искать причины [больших британских] потерь в чем-то, кроме вражеской мощи… и технического характера самой войны”, – писал он ³⁸. Так же полагает и Коррелли Барнетт, хотя он при этом утверждает, что победа не помогла остановить долгосрочный экономический и стратегический упадок Великобритании, который был – по странной иронии судьбы – отчасти вызван ее неспособностью стать больше похожей на Германию ³⁹.

Безусловно, найти убедительную альтернативу выигрышу войны на Западном фронте трудно. Во-первых, ничто так не способствовало бы победе Германии над Францией, как отправка большого количества британских солдат на длительную кампанию против Турции. Вдобавок успехи в Галлиполи мало что дали бы Англии. Главную стратегическую выгоду от них получила бы Россия, которой они могли помочь еще на шаг приблизиться к осуществлению ее давней мечты о контроле над Константинополем. Англия между тем приобрела бы только право поставлять за собственный счет России еще больше оружия через проливы. Вряд ли это можно назвать оптимальным вариантом использования британских ресурсов. Тем временем Франция погибала бы – и британские солдаты не могли бы ее спасать ⁴⁰. В сущности, можно даже не без оснований предположить, что направление серьезного количества британских войск куда-либо, кроме Западного фронта, – будь то в Месопотамию, в Салоники или в Палестину – было стратегически пагубно. Успехи на неевропейских театрах, бесспорно, были полезны, когда дело дошло до расширения империи на мирных переговорах, однако если бы Германия победила во Фландрии и во Франции, любые ставки, сделанные на Ближнем Востоке, можно было бы списывать со счетов.

Что касается чисто морской стратегии, то она тоже не принесла бы англичанам победу над Германией. Хотя Германия и проиграла морскую войну, действия британского флота не сумели ни к чему принудить германское население: как мы видели, основные жертвы блокады принадлежали к социальным группам, не вносившим важного вклада в войну. Если бы Англия воевала только на море, она в итоге контролировала бы только моря вокруг Европы. Без армий, собранных Китченером, Германия выиграла бы войну на суше.

Таким образом, войну следовало выигрывать на Западном фронте. Однако это не означает, что главную стратегию, применявшуюся на нем, – то есть стратегию войны на истощение – следует признать безоговорочно правильной.

Идея войны на истощение была в ходу уже в октябре 1914 года. Именно тогда Китченер говорил Эшеру, что “Германия прекратит бороться, только истощив весь имеющийся у нее человеческий ресурс”. Сначала Китченер делал ставку на длительную перспективу. “Новую армию” он создавал с расчетом на то, чтобы вмешаться и переломить ход событий в стиле Веллингтона, когда французы сделают за него грязную работу и ослабят немцев. Сэр Чарльз Коллуэлл, возглавлявший Управление военных операций, очень подбодрил британское руководство, подготовив в январе 1915 года доклад, в котором доказывалось, что люди у Германии закончатся “в течение нескольких месяцев”. Спустя еще пять месяцев сменивший Коллуэлла в Управлении военных операций бригадир Фредерик Морис столь же уверенно предсказывал, что, если армия “не ослабит напор… мы истощим немцев и война закончится через шесть месяцев”. Сам Китченер полагал, что людские резервы Германии не истощатся до начала 1917 года. Тем не менее он считал, что нужно позволить немцам “тратить силы на дорого обходящиеся им попытки прорвать наш фронт”. С этим же была связана и обсуждавшаяся Бальфуром и Черчиллем в июле 1915 года идея “активной обороны, наносящей врагу максимально возможный ущерб, ощипывающей и подгрызающей его силы по всему фронту”. Врага следовало “ослабить… до полной неспособности сопротивляться” (Селборн), “вымотать” и “истощить” (Робертсон и Мюррей), заставить “окончательно израсходовать резервы” (Робертсон). Генералы даже начали устанавливать целевые показатели – например, в декабре 1915 года речь шла о необходимости довести германские потери до 200 тысяч человек в месяц ⁴¹. Французы рассуждали схожим образом. В мае 1915 года их Генеральный штаб заключил, что для “прорыва, успех которого можно будет развить”, требуется “настолько истощить врага… чтобы у него не осталось резервов для затыкания бреши” ⁴².

Однако вскоре “активная оборона” переросла в нападение. Генерал Генри Роулинсон первоначально планировал, что атака на Сомме позволит “убить максимум немцев, потеряв минимум наших”. Для этого предполагалось захватить тактически важные точки, после чего ждать, когда немцы контратакуют ⁴³. “Мы сражаемся в первую очередь для того, чтобы истощить германские армии и германскую нацию”, – записал 30 июня в своем дневнике бригадный генерал Джон Чартерис. Впрочем, Хейг продолжал цепляться за идею прорыва, опасаясь, что в битве на истощение “наши войска истощатся не меньше – а возможно, и больше германских” ⁴⁴. Его опасения не были беспочвенными, но массированное наступление, организованное им, обошлось Англии еще дороже. Как известно, потери британской армии за первый день Соммы составили 60 тысяч человек. Чтобы понять, что это значит, следует учесть, что обороняющиеся немцы потеряли только 8 тысяч человек. Когда прорыва не получилось, генералы снова вернулись к фантазиям об “истощении”: “Немцы изнемогают, у них кончаются резервы, и даже их пленные офицеры сомневаются, что им удастся избежать поражения” ⁴⁵. На деле, даже если верить британским официальным данным о германских потерях и считать, что Германия потеряла на Сомме 680 тысяч человек, битва в целом кончилась ничьей (потери Англии составили 419 654 человек, Франции – 204 253 человека). Если – что более вероятно – германские цифры были точны и Германия потеряла 450 тысяч человек, тогда получается, что стратегия истощения работала против союзников. Даже Хейг задумался о том, что немцы, обороняясь, “истощают наши силы” ⁴⁶. Нагляднее всего это продемонстрировало самоубийственное наступление Нивеля (апрель 1917 года), которое ни в коем случае не следовало предпринимать после отступления германских войск на линию Гинденбурга. К 15 мая французы потеряли 187 тысяч человек, а немцы – 163 тысячи.

Тем не менее, пока французы слабели, Хейг продолжал свои попытки истощать германские силы. Какими бы ни были успехи британского наступления при Аррасе в апреле – мае 1917 года, потери 159 тысяч человек всего за 39 дней они определенно не стоили. В мае Робертсон и Хейг продолжали в унисон твердить об “истощении и изнурении противника”, однако предпринятое на следующий месяц наступление при Мессинах все равно стоило англичанам 25 тысяч человек – при германских потерях в 23 тысячи. Истощением противника оправдывали и Третью битву при Ипре ⁴⁷. Хейг по-прежнему мечтал о прорыве, хотя даже Робертсон стал признавать, что лично он “придерживается” этой стратегии, потому что “не видит ничего лучше” и потому что так ему подсказывает “чутье”. “Никаких убедительных аргументов в ее пользу у меня нет”, – указывал генерал ⁴⁸. В итоге обе стороны потеряли около 250 тысяч человек. Трудно не согласиться со словами Ллойд Джорджа: “Хейга не волнуют потери. Он просто разбрасывается жизнями наших ребят” ⁴⁹. Горькая шутка премьер-министра – “Когда я смотрю на чудовищные списки погибших, мне иногда хочется, чтобы нам нужно было поменьше великих побед” – била в самую точку ⁵⁰. Самые тяжелые потери германская армия понесла весной 1918 года, когда Людендорф начал собственное наступление. К концу операции “Михаэль” они достигли 250 тысяч человек, англичане потеряли 178 тысяч человек, французы – 77 тысяч. К концу апреля потери выросли до 348 тысяч, 240 тысяч и 92 тысяч соответственно. В абсолютных цифрах это была очередная “ничья”, но Антанте – с учетом американских подкреплений – было проще переносить урон. Лишь в июне 1918 года британские генералы признали, что “вступать в бой на истощение” имеет смысл только “с тщательным расчетом и при необходимой артподготовке, обеспечивающей экономию человеческого ресурса” ⁵¹.

Таким образом, по собственным критериям британские генералы потерпели неудачу. Как показывает таблица 32, величайший парадокс Первой мировой заключался в том, что Центральные державы, катастрофически уступавшие своим противникам с экономической точки зрения, убивали намного эффективнее, чем Антанта. Согласно наиболее достоверным из подсчетов военных потерь, за время войны лишились жизни около 5,4 миллиона человек, сражавшихся за державы Антанты и их союзников. Большинство из них были убиты противником. Для Центральных держав этот показатель ненамного превышает 4 миллиона. Таким образом, в деле убийства они превзошли противников примерно на 35%. Официальная британская статистика, опубликованная вскоре после войны, демонстрирует – как и статистика из некоторых современных учебников – еще больший разрыв, доходящий до 50% ⁵². Короче говоря, успехи Центральных держав в том, что касалось массовой бойни, превосходили успехи Антанты минимум на треть. Элиас Канетти писал о стратегии истощения: “Каждая из сторон хочет, чтобы у нее оставалось как можно больше живых бойцов, а у другой стороны – как можно большая куча трупов” ⁵³. Если судить по этому параметру, то Центральные державы “выиграли” войну.

Таблица 32. Потери в Первой мировой войне

прим. В число умерших включены погибшие в бою и от болезней, поэтому итоговые данные (особенно для второстепенных театров военных действий) завышены. Что касается Португалии, то здесь не учтены данные о раненых из Мозамбика и Анголы. В греческие потери включены пропавшие без вести, и поэтому, вероятно, они завышены.

источники: War Office, Statistics of the Military Effort, pp. 237, 352–357; Terraine, Smoke and the Fire, p. 44; Winter, J. Great War, p. 75.

Еще большее неравенство связано со вторым по эффективности способом обезвредить врага – с взятием в плен. За время войны в плен попали от 3,1 миллиона до 3,7 миллиона солдат, сражавшихся за Центральные державы, и от 3,8 миллиона до 5,1 миллиона солдат Антанты и союзников (см. обсуждение цифр в 13-й главе). Общий счет потерь опять получается в пользу Центральных держав, взявших в плен на 25–28% больше людей, чем потерявших пленными. Антанта и союзники превзошли Германию только в одном отношении – согласно имеющейся у нас статистике, ранено в результате вражеских действий у немцев было на 1,3 миллиона человек больше. Однако из всех цифр эти наименее надежны (например, Германия, в отличие от Англии, не включала легкие ранения в официальную статистику). И в любом случае ранить противника было наименее действенным способом нанесения вреда. Многие из раненых – 55%, если говорить о британской армии ⁵⁴, – могли вернуться к строевой службе, если не умирали от ранений. Отчасти именно поэтому трудно подсчитать точные потери. Эти подсчеты в идеале должны учитывать, что лучше всего было убить врага, взять его в плен было немногим хуже – в чем-то, может быть, даже лучше (пленного, конечно, нужно содержать, что требует ресурсов, но его можно заставить работать), – а ранить его было наименее эффективно. В таблице 33 собраны доступные нам минимальные и максимальные показатели и сделана оценка потерь. Как видно по ней, преимущество Центральных держав превышает 10%. Если исключить из подсчета раненых, оно возрастет до целых 44%. Другими словами, Центральные державы полностью вывели из строя 10,3 миллиона вражеских солдат, потеряв при этом только 7,1 миллиона. Это впечатляющий результат.

Таблица 33. Оценки суммарных потерь (убитые, раненые и пленные)

источники: War Office, Statistics of the Military Effort, pp. 237, 352–357; Terraine, Smoke and the Fire, p. 44; Winter, J. Great War, p. 75.

Разумеется, простой подсчет потерь – не лучший способ измерять боевую эффективность. Майкл Говард даже называл попытки “сводить критерии военного успеха к подобным подсчетам” доведением до абсурда ⁵⁵. Однако как еще можно оценивать эффективность армий Первой мировой? Если считать показателем успеха отвоеванную территорию, это лишь докажет то, что известно каждому школьнику, – а именно, что в период с 1915 по 1917 год война на Западном фронте была в основном игрой с нулевой суммой.

Таблица 34. Людские резервы в Германии (1914–1918 гг.)

источник: Maier, Wargames, p. 266.

Более того, как отмечает Чарльз Майер, за время войны у англичан и их союзников никогда не получалось убивать германских солдат быстрее, чем молодежь в Германии достигала призывного возраста (см. табл. 34). Если бы исход войны действительно зависел от истощения людских резервов, она бы вовсю продолжалась еще в 1919 году – ведь у Германии должно было появиться больше 18-летних призывников, чем когда-либо начиная с 1914 года. Говоря словами Стоуна, “живая сила была, в сущности, неисчерпаемой” ⁵⁶.

Разумеется, на это можно было бы возразить, что стратегия истощения была успешна в относительном выражении – благодаря тому, что у генералов Антанты было намного больше людей. Грубо говоря, они могли позволить себе большие потери, чем Центральные державы, ведь значение имело не абсолютное количество погибших и пленников, а отношение их числа к общей численности живой силы. В таблице 35 сопоставляется число убитых с людскими резервами, и мы можем увидеть, что Центральные державы действительно пострадали сильнее. Они потеряли 11,5% взрослых мужчин, в то время как другая сторона – лишь 2,7%. Многие сказали бы, что это само по себе объясняет победу союзников. Однако данный показатель искажается из-за огромного количества неслуживших мужчин у Антанты и союзников. Фактически они мобилизовали только 5% населения, в то время как Центральные державы – 17%. Под вопросом остается, насколько эти незадействованные люди были бы готовы сражаться, если бы от них это потребовалось. В первую очередь это относится ко многим из территорий Британской империи, однако сколько еще мужчин могла бы мобилизовать Америка, если бы война затянулась, тоже не очень понятно. Уровень уклонения от призыва в США доходил до 11% (в общей сложности 337 649 случаев) ⁵⁷. Если смотреть по первой колонке таблицы (отношение убитых к мобилизованным), разрыв сократится до разницы между 15,7% у Центральных держав и 12% у их противников.

Более того, если говорить о самой стратегически важной стране на этой войне – то есть о Франции, – станет очевидно, что ее потери превышали германские во всех отношениях. Франция и Германия мобилизовали приблизительно одинаковые доли своего населения, однако немцы убили больше французов, чем французы убили немцев. Что еще хуже, у французов каждый год призывного возраста достигало меньше молодых мужчин, подлежащих мобилизации, чем у более плодовитых немцев. Тем не менее французская армия не рухнула, даже несмотря на тяжелый кризис морального духа в 1917 году. Первой обрушилась российская армия, потери которой относительно общего числа мобилизованных были сравнительно невысокими, а относительно общего числа взрослых мужчин – крайне низкими. Как мы видели выше, самый высокий процент потерь после сербов и турок на этой войне был у шотландских солдат, однако шотландские части продолжали сражаться до самого конца. Следовательно, механистическое объяснение, предлагаемое сторонниками истощения, не работает. Если исходить из числа погибших, понять, как Германия и ее союзники проиграли Первую мировую, невозможно.

Наиболее тщательное исследование потерь в обеих мировых войнах провел Тревор Дюпюи. Согласно его выводам, германцы были на 20% эффективнее британских и американских войск. Дюпюи изучил 15 битв Первой мировой и начислил каждой “очки” за “потери за день в процентах от сил, которые их нанесли”. При этом он вводил поправочные коэффициенты с учетом “заведомого оперативного преимущества, обеспечиваемого оборонительной позицией” (1,3 за “поспешную оборону”, 1,5 за “подготовленную оборону” и 1,6 “за оборону заранее укрепленных позиций”). В среднем по очкам эффективность германских сил составляла 5,51% – или 2,61%, если не учитывать русских пленных (для чего нет весомых причин). Для русских этот показатель составляет 1,5, а для западных союзников он еще меньше – 1,1 ⁵⁸.

Таблица 35. Погибшие на войне в виде доли людских резервов

источник: Winter, J., Great War, p. 75.

Подробнее этот аспект можно разобрать на примере Западного фронта. Официальные цифры потерь за месяц, возможно, не самый надежный исторический источник, но все же они не настолько бесполезны, и не стоит их полностью игнорировать (как обычно поступают историки). Они ясно демонстрируют, что в период с февраля 1915-го по октябрь 1918 года – то есть за 64 месяца – было только восемь месяцев, в которые немцы не нанесли англичанам более тяжелых потерь на британском участке фронта, чем англичане немцам. Причем из этих восьми месяцев три приходятся на самый конец войны: август – октябрь 1918 года (см. график 12). Следует также отметить, что почти всю войну британская сторона теряла гораздо больше офицеров, чем германская ⁵⁹. График 13, где сопоставляются данные по Франции, Великобритании и Германии, показывает, что в период с августа 1914-го по июнь 1918 года не было ни одного месяца, в котором немцы убили или захватили меньше солдат противника, чем потеряли своих. Безусловно, в это время численность британской армии на Западном фронте росла, поэтому в процентах уровень потерь как среди офицеров, так и среди солдат снижался. Если объединить британские показатели с французскими и сравнить с общими германскими потерями на Западном фронте, может показаться, что боевая эффективность сил Антанты улучшалась. Однако общее количество потерь изменилось в их пользу только летом 1918 года – и это в первую очередь за счет немцев, сдавшихся в плен, а не из-за успехов союзников в уничтожении противника (см. главу 13). Если рассматривать данные по смертям на британском участке (однозначно неполные, так как многие из пропавших без вести в итоге оказались погибшими), возникает впечатление, что в конце войны после чудовищных потерь, понесенных во время весеннего наступления, соотношение убитых снова стало складываться в пользу Германии. Похоже, в августе, сентябре и октябре 1918 года немцы достигли в этом отношении превосходства над англичанами, сравнимого только со временами битвы на Сомме.

Рисунок 12. “Нетто-потери”: потери англичан минус потери немцев в британском секторе Западного фронта (1915–1918 гг.)

прим. Данные необязательно отражают положение в конкретный месяц. В ряде случаев приведены среднемесячные показатели, поэтому влияние отдельных событий на фронте малозаметно.

источник: War Office, Statistics of the British Military Effort, pp. 358–362.

Дж. Э. Б. Сили, командовавший канадской кавалерийской бригадой, в 1930 году вкратце объяснил, почему стратегия истощения была нелогична: “Некоторые идиоты со стороны союзников думали, что можно будет закончить войну на Западном фронте, перебив всех немцев. Разумеется, этот метод мог сработать только в том случае, если бы мы убивали намного больше немцев, чем они убивали наших” ⁶⁰. Между тем это не удавалось, даже когда в результате начатого Людендорфом наступления англичане были вынуждены защищаться. Что касается британских наступательных операций, англичане по их итогам теряли – за редкими исключениями – примерно столько же солдат, сколько и немцы, если не больше. Короче говоря, немцы достигли превосходства в боевой эффективности на ключевом театре военных действий и удерживали это превосходство в течение большей части войны. В связи с этим перспектива победы Германии, несмотря на невыгодный для Центральных держав экономический расклад, выглядела не столь фантастической.

Рисунок 13. “Нетто-потери”: безвозвратные потери англичан и французов за вычетом немецких потерь (Западный фронт, август 1914 – июль 1918 г.)

прим. Для периода с августа по октябрь 1918 года данные о германских потерях приведены лишь для британского сектора, поэтому в действительности они выше. Как правило, германская официальная статистика тридцатых годов не содержит послеиюльских данных. Вильгельм Дейст оценивает количество убитых и раненых с середины июля до 11 ноября (Deist, Military Collapse, p. 203) в 420 тысяч человек (плюс 340 тысяч пленных и пропавших без вести). Следовательно, среднемесячные потери с августа до октября составляли около 245 тысяч человек плюс 15 тысяч человек в ноябре. Заметим, что здесь не учтены американские безвозвратные потери: они пришлись в основном на этот период и в целом достигли 110 тысяч убитыми и 11 480 пленными. Если и их принять во внимание, то показатель “нетто-потерь” в конце 1918 года уменьшится.

источники: War Office, Statistics of the British Military Effort, pp. 253–265; Reichswehrministerium,Sanitдtsbericht, vol. I, pp. 140–143; Guinard et al. Inventaire, vol. I, p. 213.