Бандит, который хотел войти в историю Портрет Карабаса{ История моего знакомства с главным героем этой главы была изложена ранее, в главе «Ферма Карабаса». Летом 1993 года мы вместе со шведским журналистом Малькольмом Дикселиусом приступили к съемкам документального фильма «Русская мафия». В ходе эт

Карабас владел небольшим хутором в нескольких часах езды на автомобиле от Петербурга. Когда он впервые показал его нам, то в шутку назвал свое поместье замком маркиза Карабаса из известной сказки о Коте в сапогах. И так же, как в сказке, этот хутор был фикцией, но в значительно более серьезном смысле.

Ферма (бандиты с удовольствием сами ухватились за новое название) была важным объектом в той деятельности, которой занимался Карабас. Она была тайником для заложников, воспитательным заведением для бандитов и базой для отмывания денег и торговли продуктами питания.

Карабас любил жить в деревне. У него был еще один хутор с семнадцатью чистокровными лошадьми, которых он демонстрировал нам с нескрываемой гордостью. Одевался Карабас респектабельно – он давно отказался от кожаных курток и предпочитал надевать за городом охотничий сюртук и кепи, словно английский помещик. Почти с такой же гордостью он показывал нам и то, что находилось за конюшней, – тюрьму на две камеры для похищенных и заложников.

– Такое должно быть у каждой банды, – говорил Карабас. – Таких тюрем наверняка более сорока в Петербурге. Нравственные принципы нас не удерживают. Если кто-то обманул бизнесмена, которого мы защищаем, то мы похищаем обидчика и держим его в камере, пока он не заплатит, или берем кого-нибудь из его семьи, или уничтожаем его имущество.

Карабас был бандитом, которому хотелось войти в историю. И вовсе не тем, что он претендовал на звание самого крутого бандитского лидера в Петербурге. Он даже не был подлинным лидером в своей группировке, а лишь временно «исполнял обязанности», пока настоящий босс сидел в тюрьме за вымогательство. Да и группировка его не относилась ни к самым крупным, ни к самым богатым в Петербурге. Раньше эта группировка входила в империю Малышева, а потом объявила себя независимой. Антон всеми силами старался удерживать ее от столкновения с другими бандитами.

Чего на самом деле хотелось Карабасу, так это объяснить, что он действует исключительно логично в той среде, где обитает, и что организованная преступность в переходный период от социализма к капитализму в России стала «сложным и интересным социально-экономическим явлением… исторически закономерным результатом…». Он полагал, что толкование закономерностей этого периода не должно монопольно принадлежать милиции и криминалистам.

– Сегодняшние читатели и будущие историки должны знать, как рассуждает бандит, – заявлял он прямо, без всякой ложной скромности.

Карабасу хотелось, чтобы окружающие воспринимали его как делового человека, хотя и пользующегося примитивными и незаконными методами, но, однако, выполняющего некую необходимую функцию в рыночной экономике. Он даже не стеснялся продавать свои взгляды за деньги. За участие в фильме «Русская мафия», который снимался осенью 1993 года, он брал по несколько сотен долларов за каждый отснятый эпизод. В то время ему было около тридцати, у него было круглое, чуть ребячливое лицо, уже заметное брюшко, испытующий взгляд и короткие, по бандитской моде, волосы (став начальником, он начал их отращивать до более цивильной длины). Он производил впечатление дергающегося, несколько напряженного человека, хотя говорил всегда спокойно и вдумчиво.

На вопросы о своем прошлом и о карьере в бандитском мире Карабас отвечал уклончиво. Говорил, что его родители были инженерами, а сам он работал на заводе и был обычным русским пареньком. Но когда мы узнали его поближе, наше впечатление о нем стало более сложным. Его речь была грамотнее, чем у обычного рабочего. Он любил пофилософствовать на темы, связанные с развитием общества и власти, экономики и бизнеса. С другой стороны, разговаривая с подчиненными и по телефону, он бывал краток почти по-военному и производил впечатление человека, привыкшего принимать решения.

Рядовые бандиты считали, что он очень капризен. Карабас действительно взрывался из-за мелочей и ругал своих людей даже в нашем присутствии. Он чрезвычайно заботился о своем имидже, а тщеславие было весьма заметной чертой его характера. Этим, наверное, и объяснялось то, что он согласился встречаться с журналистами. Вместе с тем в нем ясно ощущалась потребность интеллектуального общения, которого ему явно не хватало в бандитской среде. Карабас не обладал рафиницированной интеллектуальностью, необходимой в салонах русской интеллигенции, скорее он производил впечатление остроумного и лукавого самородка.

В бандитском мире главная мера успеха – деньги. Способности Карабаса находить новые методы заработка обеспечили ему в свое время успех в группировке, которая стала ему родной.

– Сначала речь шла о том, чтобы находить фирмы, которым нужны крыши. Чем крупнее фирма, тем больше оборот и выше твой престиж в банде. А потом я додумался до некоторых идей, которые быстро себя оправдали. Каких? Это коммерческая тайна.

К осени 1993 года группировка Карабаса обеспечивала крышу приблизительно шестидесяти фирмам. Этого хватало, чтобы содержать банду примерно в сто человек. Команда занималась и собственной полулегальной деятельностью: открывали свои киоски, торговали сельскохозяйственной продукцией, а также курировали проституцию и подпольно производили водку. На самом деле это была вовсе не водка, а разбавленный технический спирт, разлитый в водочные бутылки. Производство было весьма примитивным: розлив производился вручную на квартирах у людей, не входивших в группировку, а просто нуждающихся в приработке. Таких квартир у Карабаса было несколько десятков. Сам он отвечал за перевозку и продажу «водки», которая контрабандным путем вывозилась в Эстонию.

Карабас очень хотел превратить свою банду в фирму с международными контактами и связями. Под его крышей были совместные предприятия с Нидерландами, Австрией, Швецией и Финляндией. Однако с иностранными бизнесменами не встречался, потому что все переговоры с организованной преступностью в совместном предприятии всегда поручали русским партнерам.

Помимо водки в Эстонию, Антон также экспортировал проституток в Финляндию и Германию.

– Проституция – это отрасль, которая дает нам какие-то деньги. Это не такие уж большие деньги, но мы содержим на них часть своих людей. У нас есть заказчики на Западе, которые имеют львиную долю заработка, а мы лишь отвечаем за то, чтобы девушки были доставлены по назначению. Потом они возвращаются и благодарят нас.

У группировки Карабаса было три так называемых отстойника в центре Петербурга. По сути дела, это были обычные публичные дома, в которых девицы трудились по ночам. Проститутки, работавшие на группировку, получали четвертую часть того, что платил клиент, приблизительно столько же шло сутенеру. Остальное уходило в общак.

Вся деятельность группировки, естественно, предполагала насилие. Антон этого не отрицал, но все время пытался объяснить его как неизбежное зло:

– Я лично против физического насилия. Всегда найдутся другие методы. Есть люди, которым нравится делать другим плохо. Мы же поступаем так только в случае крайней необходимости.

Однако эти заявления противоречили его поведению. Во время съемок на ферме мы видели, как Карабас спокойно наблюдал за одним из своих подчиненных, когда тот избивал наемного работника-старика ногами. Старик был алкоголиком, он украл и продал овцу, а деньги пропил. Возможно, тогда мы увидели Карабаса-моралиста. Он неоднократно декларировал свое презрение к алкоголикам и наркоманам. В группировке алкоголь и наркотики были категорически запрещены. Пойманные на нарушении этого запрета молодые бандиты могли быть выгнаны из группировки.

Более страшными преступлениями внутри банды считались кража у братков или из общака и предательство.

– За такие проступки, – говорил Карабас, – может быть очень строгое наказание.

– И даже смертная казнь?

– Да, естественно, и смерть, – ответил он, не моргнув.

В принципе Карабас ничего не имел против стычек с другими группировками, но не любил их, потому что они всегда стоили больших денег.

– Если нас вынуждают к боевым действиям, то мы прибегаем и к ним, но такое бывает достаточно редко и только в крайних случаях. Это экономически невыгодно, потому что мы перестаем зарабатывать деньги и все уходит на войну.

Карабас подразделял преступность в Петербурге на три категории: бытовые уголовники, нормальные бандиты и беспредел. С бандитами из других группировок в 90 процентах случаев удавалось разбираться мирным путем. Однако если какая-либо из сторон нарушала бандитские понятия, то могли быть и человеческие жертвы.

– И тогда побеждает сильнейший, а у нас решает босс – по понятиям нам жить или нет.

Карабас скептически относился к общим бандитским сходнякам в Петербурге. К столу в гостинице «Пулковская», где проходили встречи лидеров группировок, он отправлялся лишь «в силу необходимости».

– Мы – самостоятельная организация. И не считаем, что необходим специальный бандитский суд. Жить нужно по здравому смыслу. Мы пытаемся разрешить все конфликты мирно, но своих денег не отдадим никому.

Забавно, но Карабас неоднократно сетовал на недействующую правовую систему:

– Закон должен быть жестким и распространяться на всех без исключения. Каждый человек решает сам, как относиться к закону. И в случае его нарушения должен быть готов к наказанию.

– А ты готов?

– Готов, но пусть меня сначала поймают.

Карабас уже сидел в тюрьме, он провел четыре месяца в предварительном заключении. Потом уголовное дело прекратили за недостаточностью улик.

Карабас считал, что действующую правоохранительную систему обмануть очень легко. То, что его боссы попали в тюрьму, он объяснял тем, что некий бизнесмен «заплатил ментам за их посадку».

– Милиция вообще подкуплена на корню. Честных очень мало.

– А бывшие КГБ?

– Эти знают еще меньше, чем милиция. Мы их всерьез не воспринимаем, хотя у них больше технических средств, чем у милиции.

Карабас долго объяснял, что организованная преступность и правоохранительные органы играют в своеобразную игру, где главный судья – сила и деньги.

– В суде побеждает не справедливость, а тот, кому удается убедить судей в своей правоте. А средства убеждения бывают разные.

Карабас защищал право бандитов на существование в том обществе, которое возникло в России после распада советской империи.

– Ничего такого никогда не было бы, если бы раньше, при так называемом социализме, мы все на самом деле были равны. Но лозунг «каждому по потребностям» был невыполним. Единственное, чего хочу я, – это надежности и благосостояния. Я не хочу, чтобы мои дети жили в беспредельной стране. Я и сам не люблю нарушать закон. Но сегодня в России надо выбирать: если ты пытаешься заработать какие-то деньги, то должен уметь либо сам защитить себя, либо просить защиты у кого-то другого. Если ты убежден, что защищен, – твое счастье; если нет – тогда жизнь дана тебе взаймы. И тогда каждый новый день для тебя может стать последним…

Карабас разорвал все контакты с нами так же неожиданно, как в свое время пошел на них. Впрочем, по сведениям из других источников, я слышал, что дела у него идут в гору и он продолжает процветать. Как-то совершенно случайно летом 1994 года мы столкнулись с ним в одной петербургской тюрьме, куда он, видимо, пришел на свидание с кем-то из своих коллег. Он еще больше располнел и был похож в своем дорогом костюме скорее на преуспевающего бизнесмена, чем на бандита. Мы встретились глазами, но здороваться не стали, а лишь обменялись кивками, как люди, которые очень смутно помнят друг друга…{ По моим сведениям, Карабас, окончательно ушедший в легальный бизнес, до сих пор жив и здоров, и, по слухам, коммерческие дела его продвигаются весьма успешно.}